Фрол заблагодушествовал от вина и от песни. Он положил руку на плечо Рюрику.

– Ты Рюрька мне дюже нравишься! – вдруг заявил он. – Хошь, я тебе сделаю подарок, от которого у тебя ухи опухнут.

Рюрик на всякий случай отодвинулся от Фрола. Знать набрался до кондиции. Вдруг по пьяни на самом деле врежет в ухо. И выйдет, Степан языком трепал, а он как кур в ощип попал.

– Что за подарок? – нехотя спросил он.

– Сейчас узнаешь.

Дамы тоже бдили своих мужчин. Они оборвали песню. Вино, оно ведь штука непредсказуемая, не знаешь, куда поведет казака; то ли на игрища, то ли на геройство потянет, то ли спать под лавкой уложит. Аделина подошла к мужу.

– Пойдем домой.

– Погодь! – остановил соседку Степан, и подмигнул Рюрику. – Твой Фрол, найився, напывся, царем обратився. Давай послушаем, что он гутарит.

– Молчи жинка. – подтвердил Фрол, беря за руку Аделину. – Я тебя по древнему казачьему обычаю дарю Рюрьке. Со всем твоим, и…и…и моим приплодом, как на Тихом Доне. Владей Рюрька.

– Дурак, ты чего лопочешь? – накинулась на него Аделина. – А ну вставай, пошли домой.

Фрол упирался. Остатки логического мышления подсказывали ему, что он делает что-то не то. Он спросил:

– Если я тебя отдал, то где тогда мой дом?

– Дома!

– А ты чемодан с бельем взяла?

– Какой чемодан?

– Что тебе Рюрька подарил.

– Ничего он мне не дарил!

– А почему?

– Потому!

– Гребует?

Аделина крепко взяла под руку мужа.

– Ой, стыдоба ты моя. Позоришь ни что, на весь белый свет. Али я тебе неверная была? Детей бы постыдился.

Когда они ушли, Ольга сказала Рюрику, что вот так каждый раз.

– До конца жизни будут выяснять отношения. У…у, – вдруг она погрозила Степану, – бабу ни за что в грех введешь. Она мне два раза предлагала пойти примеркой заняться. Хоть бы глазом глянуть на те чемоданы!

– Что ж ты молчала! – рассмеялся Степан. – мы бы ей помогли растелешиться. А потом сказали, ну извиняй, розыгрыш.

Ольга собирала со стола. Она участливо спросила Рюрика, где ему стелить спать, в доме или в саду?

– Комары сожрут в саду. Сетка прохудилась. – стал отговаривать его Степан.

– Я привычный! – сказал Рюрик.

– Твое дело.

Степан принес и кинул на топчан матрас. Ольга дала свежие простыни. Сидели курили со Степаном. Внизу сквозь деревья отливала серебром, река. В глухим всплеском вскинулась большая рыбина.

– Сазан, должно, быть! – сказал Степан. – А может и не сазан! Может сом. Водятся еще. Редко, но попадаются. Стаська с Васькой на прошлой неделе одного килограмм на пять вытащили.

– Съели?

– А что с ним делать было. Не смотреть же на него!

– Хорошо тут у тебя! – сказал Рюрик.

Брат принес арбуз. Алая сердцевина таяла во рту. Чтобы не пачкать руки, периодически отворачивали в сторону головы и сплевывали под ноги в темнеющую траву черные семена.

Настал том миг успокоения, который бывает только дома.

Пахнуло ароматом свежескошенного сена.

Звенели цикады. Месяц зацепился рогом за верхушки деревьев. Облака были похожи, на уснувшие отары овец. Тихо, светло и грустно. С реки потянуло молоком тумана. Рюрик поежился.

Откуда то донесся девичий истошный вопль. Затем послышался смех. Прочищая горло, запели проснувшиеся петухи.

– Кого-то щупают на предмет согласия! – со смехом сказал Степан.

– Счастливые! – отозвался Рюрик.

– А ты чего своих, не привез? Или потом подъедут? – спросил брат, откровенно зевая.

Рюрик решил не тянуть до утра и все, как есть, сейчас выложить брату. Завтра у брата будут дела, а сегодня можно спокойно поговорить. Никто не мешает.

– Я с Клавдией подал на развод.

– Чего так? – удивился брат. – Баба она вроде ничего, домашняя. Моя говорит, смотреть на нее не могу, как она со щеточкой вокруг тебя крутится, пылинки сдувает. Пылесос, говорит, сейчас ей дам. Или другую, нашел?

– Нашел. Только не это причина. Заразу я поймал.

– Ну, брат! – рассмеялся Степан. – Правильно она сделала, что на развод подала.

– Подал я!

Степан недоуменно смотрел на Рюрика. Потом тревожно спросил:

– Слушай, а Ольга тебя в губы поцеловала. Чего ты там поймал?

– Я другое! У меня …! – и Рюрик произнес то роковое слово, которое лишает людей покоя, и гнет их к земле. – Мне может быть неделя осталась, может полмесяца. Живот жечь уже начало. Врачи не берутся операцию делать, говорят, опоздал. Так, что ты брат извиняй, что я тебе хлопот придам. Но хочу я здесь в землю лечь. А с Клавдией, с сыном, с тещей, я все дела порешал. Оставил им все. Тебе, вот, машину пригнал.

– Тьфу, ты… – Степан грязно выругался. – А я то думаю, чего это ты весь вечер такой тошный, даже друзей школьных не пригласил. Нихто того нэ знае, дэ найдэ, дэ потиряе.

Вот, сука, жизнь. Я думал у тебя одного все хорошо. А тут оказывается, кажна хата, горэм напхата. Что же делать?

– А ничего! – спокойно ответил Рюрик.

– Не! Завтра же, сегодня же, с утра, поедем в город. У меня хирург знакомый, мы вместе в Афгане служили, бог в своем деле. Он тебе, что хочешь отрежет и снова пришьет. За два года в Афгане он столько народу перештопал, на две жизни вперед. Таких безнадежных вытаскивал с того света. С утра и поедем к нему. Посмотрим, что он скажет.

Рюрику было все равно. А Степан не находил себе места. Он закурил, потом загасил сигарету, снова закурил. Поправил свежую простыню.

– Может, в дом пойдешь ночевать?

– Мне тут лучше.

С крыльца дома послышался голос Ольги.

– Степан, вино пьете. Может дать закуски?

– Иди спать!

Но Ольга не унималась.

– Рюрьку на рыбалку будить? А то Стаська с Васькой собрались.

– Он не пойдет! – ответил за брата Степан. – Иди ложись, я скоро приду.

Но так до утра и просидел рядом с Рюриком. Теперь он был за старшего в их семье. Проваливаясь с дорожной усталости в глубокий сон, Рюрик слышал упавший голос брата.

– Как же так? Как же так? Вот жизня проклятущая! И ничем ведь не поможешь ему.

Приятно было Рюрику сознавать, что брат, так близко к сердцу воспринял его горе.

Утром, с первыми лучами, Степан развил бурную деятельность. Ольга быстро собрала на стол. Он видимо успел шепнуть недобрую весть Ольге, потому что та слишком участливо, слишком жалостливо смотрела на деверя. Когда сыновья сунулись было к Рюрику с рыбалкой, она чуть ли не палкой прогнала их со двора.

– Идите, идите отсюда, ни днем, ни ночью от вас покоя нет!

– Ты чего мать. Дай проесть!

– Я вам собрала, бараника, хлеб, помидоры. Идите! На речке перекусите.

Братья не очень расстроились.

– Пошли Стаська. На берегу поедим, там даже вкуснее.

– Прикормку не забудь. – напомнил ему Васька.

– Да, взял я.

Брательники-близнецы ушли. Рюрик со смехом вспомнил, как один раз ночью подслушал их философский разговор. В тот давний приезд, было слишком много гостей, и его положили в одной комнате с племянниками. Послышался вкрадчивый шепот, один из братьев толкал другого в бок.

– Васька ты спишь?

– Сплю!

– Я чего думаю Васька! Я Васька или Стаська?

– Ты Васька! А что?

– Да, вот лежу, и никак не могу уснуть. Думка у меня одна появилась. Вдруг ты Васька, а я Стаська. Вдруг нас в детстве перепутали. Представляешь, ты – это я, а я – это ты!

Рюрик в тот раз чуть не подавился смехом, и лежал тихо, ожидая продолжения занимательного разговора.

– А, правда, – послышался сонный голос брата близнеца, – могли запросто спутать.

– А что? Только так! С места на место в люльке переложили, и иди, потом разберись. Как же теперь быть? Как узнать, кто – я, а кто – ты?

Неожиданно Стаська нашел выход.

– Васька, а ты кем хочешь быть, Васькой или Стаськой?

– Мне все равно. Спи.

– Ладно, тогда ты будешь завтра Стаськой.

Кажется, племянники уснули. Но через минуту послышался недовольный голос Васьки.