Внучка Салли принесла поднос с тарелкой томатного супа, несколькими солеными крекерами и стаканом кока-колы со льдом. Старик покрошил крекеры в суп — Эрл отметил, что пальцы у него по-прежнему сильные и уверенные, — и с аппетитом принялся за еду. Эрл тоже взял тарелку супа, но от галет наотрез отказался.

Насытившись, мистер Эд рыгнул, и Салли пришла забирать посуду. Помолчав, старик сказал:

— А теперь мне нужно пописать. Сэр, не могли бы вы подождать еще пару минут?

— Разумеется, могу.

— Что ж, должен сказать, вы человек терпеливый. Вы не любите торопить события, не так ли?

— Я давно пришел к выводу, что события произойдут или не произойдут независимо от того, торопить их или нет, — ответил Эрл.

— Верно подмечено, — согласился старик.

Эрл помог ему подняться с кресла. Эд Макгриффин постоял, расправляя затекшие ноги, затем, тяжело ступая, скрылся в доме. Через несколько минут он вернулся.

— Ну вот, теперь мне не захочется писать еще минут семь, а может быть, даже восемь. Что ж, давайте. Говорите, с чем пришли. Ко мне сюда постоянно приезжает молодежь, хочет послушать о былых днях, а иногда меня просят надиктовать рассказ для какого-нибудь журнала. Вы за этим сюда пожаловали, молодой человек? Но, как вы понимаете, мне придется взять с вас небольшую плату. Так сказать, на молоко.

— Нет, сэр, — ответил Эрл. — Полагаю, я в достаточной степени просвещен о ваших деяниях. Однако у меня к вам есть одно предложение.

И он рассказал, кто он такой, с кем знаком и что ему нужно.

Когда Эрл закончил, старик вздохнул. Затем сказал:

— Вы говорите, это место находится в верховьях реки. Так вот, начнем с того, черт возьми, каким образом такому старому болвану, как я, подняться вверх по реке? В лодке я долго не высижу, каждые три секунды мне нужно помочиться. Я не могу бегать и уж тем более подниматься по лестницам и копать ямы. Я даже больше не могу покрасить дом, а именно этим я зарабатывал на жизнь: красил дома.

— Но не сомневаюсь, стрелять вы не разучились. Это у вас получается не хуже, чем раньше.

— Вероятно, — согласился старик. — Я бы сказал, это все равно что кататься на велосипеде. Научившись один раз, не забудешь до конца жизни.

— Сможете ли вы, как прежде, подбросить в воздух пять стеклянных шаров, выхватить несамозарядный револьвер и поразить все пять до того, как шары упадут на землю?

— До того, как шары упадут на землю? Проклятие, мальчик, я смогу поразить шары до того, как все пять достигнут высшей точки полета. Ну, может, сейчас пятый уже будет опускаться, когда я его разобью, но ни один из пяти целым на нашу планету не вернется.

— Я так и думал. А всадить пять пуль в круг диаметром два дюйма с расстояния двадцать пять футов меньше чем за четыре пятых секунды?

— Полагаю, смогу. Если и не совсем за такое время, то все равно без новых электрических часов это не определишь. Скажем, за семь восьмых секунды. Из «смити» тридцать восьмого калибра я всегда умел стрелять.

— Не сомневаюсь, тут большую роль сыграла постоянная практика.

— Знаете, лучше обладать талантом, чем усердием. Ну а уж если талант идет в паре с усердием — это лучшее сочетание, сынок.

— Многие считают вас лучшим стрелком из револьвера из всех, кто когда-либо жил на свете, причем без исключений.

— Может быть, так оно и есть. Но я стараюсь особенно не задумываться над этим теперь, когда конец пути уже близок.

— А вы бы не хотели вернуться в те дни, когда гремели имена Эрпа и Клэнтона[35], когда всякие личности вроде Билли Кида, Бэта и Дикого Билла наводили ужас на мирных жителей? Думаю, вы бы посрамили их всех.

— И стал бы знаменитостью? После чего кто-нибудь снял бы обо мне кино, где все перепутал бы, а меня надул с деньгами? Нет, считаю, я поступил правильно. Но вы правы, порой какая-то частица меня тоскует о том, что мне больше не представится случая сойтись один на один с негодяем и сыграть с ним партию по самым высоким ставкам. Вот вы сейчас предлагаете мне такую возможность, но, увы, уже слишком поздно. Вот если бы пять лет назад или хотя бы три... Но, как сами видите, сил у меня больше не осталось.

— Перехожу к самому любопытному. Все, о чем я вам только что рассказал, — истинная правда, и в следующее новолуние мы отправимся туда и наведем порядок. И вы, если захотите, сможете присоединиться к нам.

— Сынок, я...

— Мистер Макгриффин, я придумал один способ. Совершенно новый, до которого никто прежде не додумывался.

Я доставлю вас на место в целости и сохранности, так что вы устанете не больше, чем если бы совершили воскресную прогулку в парке. В полном здравии и хорошем настроении. А затем я сведу вас с плохими ребятами, уверенными, что их револьверы стреляют громче всего. Вы справитесь с ними. Быть может, вам не посчастливится остаться в живых, но вы с ними справитесь. Ну а если вы останетесь в живых, я верну вас домой таким же целым и невредимым, каким и забирал. И тогда вы сможете считать, что прожили жизнь не зря. Вы совершите все, что только может совершить человек с оружием, в том числе самое важное, а именно использовать оружие для служения правосудию.

— Мистер Суэггер, я бы ни за что на свете не посмел назвать кавалера Почетной медали лжецом, но если только за ближайшие три недели в это болото не проложат железнодорожную колею, я прочно застрял дома.

Тогда Эрл изложил ему свой план.

— Что ж, сэр, должен признать, вы ловко все рассчитали.

— Вы рассчитали все ловко, но упустили одну мелочь, — послышался голос девушки. Она вышла на крыльцо из гостиной, где, судя по всему, сидела в течение всего разговора и все слышала. — И эта мелочь — я.

— Прошу прощения, мэм? — переспросил Эрл.

— Ну же, Салли, — сказал внучке старый Эд, — не кипятись.

— Сэр, — недовольно нахмурившись, сказала девушка, обращаясь к Эрлу, — если вы думаете, что я отпущу этого замечательного старичка в такую даль, вы, вероятно, оставили свою голову в Буффало-Бенде или откуда вы там приехали. Во всем мире у него нет никого, кроме меня, а у меня нет никого, кроме него. Если дедушка все же решится совершить это путешествие, можете не сомневаться, я отправлюсь вместе с ним. И хватит об этом; я не желаю больше слышать ни слова, иначе вас будут ждать большие неприятности. Не смотрите на то, что с виду я кажусь хрупкой: кулаками я работать умею.

— Милая, — произнес Эрл, — вам придется торчать в сарае с оравой стариков, ни у одного из которых нет и десятой доли благородства и хороших манер вашего дедушки. Не думаю, что вам это очень понравится.

— Ну а кто, позвольте спросить, будет готовить для ваших старикашек, затеявших этот крестовый поход?

— Мэм, еда будет в основном состоять из бобов и колбасы.

— Что ж, я знаю десять способов приготовить бобы и десять способов приготовить колбасу. К тому же кто-то должен толочь еду для дедушки и следить за тем, чтобы он никуда не отбился. Я поеду вместе с дедушкой, или дедушка никуда не поедет, и это мое последнее слово. Так что вам лучше свыкнуться с этой мыслью сейчас, иначе вы очень пожалеете, когда настанет пора действовать.

— Когда Салли что-то говорит, — сказал мистер Макгриффин, — обычно все происходит именно так, как сказала моя девочка.

Эрл покачал головой.

— Речь идет не об увеселительной прогулке. Не о вечеринке с подружками.

— Я смогу постоять за себя, — сказала девушка.

И поскольку Салли была внучкой Эда Макгриффина, Эрл понял, что она говорит правду.

Первым Великану доложил об этом один из стукачей, и сержант охраны лишь рассмеялся. Но когда об этом доложил второй стукач, Великан уже не нашел никакого повода для веселья. Услышанная в третий раз, новость показалась ему зловещей. Поэтому, естественно, Великан отправился к начальнику тюрьмы, который разбирался в психологии негров лучше, чем кто бы то ни было.