После непродолжительного молчания Адриан медленно проговорил:

– Перед смертью в разговоре с Веллингтоном Каслрей упомянул, что кто-то объявил ему об имеющемся письме, способном уничтожить его. Он намекнул на то, что письмо именно такого свойства, о котором ты говоришь, и может быть неправильно истолковано.

– Нам следовало поговорить обо всем открыто еще тогда, в Леклер-Парке, это сэкономило бы время.

– Никто не может обвинить нас в том, что мы избегали подобных разговоров. Ведь сейчас мы не уклоняемся от темы, верно?

Они направились к дому и через открытую дверь услышали какую-то реплику Сент-Джона, за которой последовал ответ Хэмптона. Все сидевшие за столом разразились хохотом.

– А что будем делать, когда найдем шантажиста? – Виконт прищурился.

– Я хотел спросить тебя. Что ты собираешься делать, выяснив личность этого человека? Дашь показания против него под присягой?

Верджил давно задумывался об этом – еще до того, как Веллингтон проявил интерес к этому делу, и до встречи с Бьянкой. Какими бы ни были причины самоубийства Милтона – политическими или личными, он решил, что суда над шантажистом не будет. Тайна Милтона останется в семейном склепе Леклер-Парка, а имя того, кто причастен к его смерти, ждет забвение.

– А можно об этом сказать Сент-Джонам, если они заглянут к нам в ложу? – спросила Шарлотта, пока Пенелопа осматривала прическу Бьянки.

– Ни в коем случае. – Пен поправила прядь. – Никому ни слова.

Шарлотта обиженно надула губы.

– Ну, так неинтересно – знать секрет и не иметь возможности ни с кем поделиться. Обычно хоть одному человеку, да расскажешь. Это самый большой секрет в моей жизни: моя подруга выступает на сцене оперного театра… Безумно смело!

– Ты узнала об этом лишь потому, что скрыть от тебя что-нибудь просто невозможно.

Бьянка поджала губы. Пен и не думала притворяться, что не опасается за репутацию их семьи после нынешнего вечера.

– Ступай закончи свой туалет, Шарлотта, – велела Пенелопа. – Скоро прибудет синьор Барди, чтобы сопровождать нас в театр, – Бьянке нужно появиться там задолго до начала.

Дождавшись, пока Шарлотта уйдет, Бьянка отпустила Джейн. Бывают секреты и поважнее этого – их невозможно открыть невинной наивной девушке и горничной, которая может однажды проговориться бабушке Эдит.

– Он здесь? – спросила Бьянка.

– Синьор Барди? Еще нет.

– Вы отлично понимаете, что я говорю не об учителе пения. Леклер здесь?

– Брат в Лондоне, но если нынче вечером он появится, я очень удивлюсь. Вы же знаете, Верджил всего этого не одобряет.

Да, верно. Синьор Барди, рекомендованный Каталани преподаватель бельканто, пораженный достижениями Бьянки, счел возможным ее выступление в какой-нибудь небольшой партии и устроил так, что ее включили в состав хора в нескольких спектаклях. Верджил с неохотой согласился, но потребовал, чтобы выступление не афишировалось.

Про себя Бьянка молилась, чтобы он приехал: ей безумно хотелось разделить с ним радость этого вечера – ведь ее нынешнее выступление первое на сцене настоящего театра. Это событие представлялось ей чрезвычайно важным, даже несмотря на то что она была всего лишь одной из безымянных участниц хора во второстепенной комической опере.

– Приняв свое решение, вы отрекаетесь от его любви, – сказала Пенелопа. – Верджил позволил вам выступить единственно потому, что в отношениях с вами теряет твердость характера.

– Ни от чего я не отрекаюсь, и мне не кажется, что со мной он теряет твердость характера: ему ровно ничего не стоит держаться от меня на расстоянии.

– Что ж, по-вашему, ему делать – сидеть на ступеньках возле моего дома и горестно стенать? Ваши отношения и так уже зашли слишком далеко. Открытое проявление чувств дало бы пищу опасным толкам. Я видела, как брат поцеловал вас перед нашим отъездом из его имения, и вижу, какими глазами он смотрит на вас сейчас. Так что ничего не изменилось.

А вот Бьянке казалось, что за последние несколько недель изменилось почти все. Она виделась с Верджилом, когда он бывал в Лондоне, но это случалось нечасто: приезжая к Пен и Шарлотте, он иногда сопровождал их в поездках. Перед посторонними, даже в присутствии сестер, виконт вел себя с Бьянкой весьма сдержанно – никому и в голову не приходило предположить тут любовную связь. Даже Шарлотта с Найджелом были уверены, что они все еще на ножах.

Лишь в те краткие мгновения, когда Бьянка и Верджил оставались вдвоем, он переставал скрывать свои чувства. В его глазах загорался вопрос, а прикосновения были заряжены неутоленной страстью. Всякий раз при расставании Верджил целовал ей руку с такой же нежностью, с какой прежде целовал ее грудь, и это волновало Бьянку не меньше, чем когда-то его интимные ласки. Сердце у нее замирало, и после этого она чувствовала глубокое разочарование.

Довериться кому-либо, кроме него, Бьянка не могла. Пен оставалась ей другом, но она не противилась ее дебюту на сцене лишь потому, что лелеяла надежду: нескольких вечеров на сцене упрямице хватит на всю оставшуюся жизнь.

Но так ли это? Бьянка чувствовала себя несчастной. Ей страшно не хватало Верджила. Часть ее существа во время разлуки с ним находилась в постоянном ожидании. Она сознавала, что одно лишь ее слово – и можно навсегда положить конец ожиданию. Но это не уменьшало ее страданий.

Ливрейный лакей объявил о прибытии синьора Барди, и Пенелопа приказала подавать экипаж, но Бьянка намеренно тянула время, разыскивая шаль, в надежде на то, что объявят о прибытии еще одного человека. Однако этого не произошло. На подгибающихся от волнения ногах она нагнала Пен с Шарлоттой и синьором Барди, готовых отправиться в оперный театр.

Перед входом в роскошное здание театра они разошлись. Синьор Барди повел Бьянку в гримерную, где ей предстояло переодеться в крестьянку, которую она должна была представлять на сцене.

Через полчаса Бьянка выглянула из-за кулис и вгляделась в зрительный зал. Вдоль стен над оркестровой ямой и партером до самого потолка тянулись ложи. Публика взволнованно шумела; в неестественном свете газовых ламп лица зрителей выглядели жутковато.

Бьянка прищурилась, напрягая зрение и силясь разглядеть людей сидевших в ложе рядом с Пенелопой.

Увы, Верджила среди них не было. Присоединившись к хористкам, распевавшимся перед выступлением, она машинально вместе со всеми пела упражнения, но делала это словно через силу. Ей казалось, что поет кто-то другой, она же лишь наблюдает за подготовкой к дебюту со стороны.

Если бы только он пришел, тогда, может… Может, что? Может, она сочла бы это знаком свыше, указанием на то, что у них есть будущее? Но разве это вообще возможно?

Внезапно все вокруг пришло в движение. Хор вышел на сцену, и Бьянка заняла место в заднем ряду. В костюме крестьянки среди других певиц, в свете театральных огней, которые делали всех похожими друг на друга, ее было сложно рассмотреть, не говоря уже о том, чтобы узнать.

Как только хор запел, тяготившие Бьянку печальные мысли рассеялись. Дружно грянули полные воодушевления радостные звуки. Голос Бьянки влился в общее звучание хора. Ее сердце подпрыгнуло от счастья, и она унеслась ввысь.

Никогда раньше музыка так не волновала ее. Казалось, вся театральная обстановка, находясь в гармонии с музыкой, обогащала ее, придавала голосу особое звучание. Бьянка оглянулась на поющих рядом с ней и поняла, что они чувствовали то же самое. Сливавшиеся воедино голоса порождали общую эйфорию, которую она раньше переживала только в одиночестве и не могла ни с кем разделить. Некоторые из певиц, встречаясь с Бьянкой взглядом, улыбались, заметив ее благоговейный трепет.

Сердце Бьянки оглушительно билось. Пение полностью захватило ее. Она не чувствовала такого с тех пор, как…

Бьянка бросила взгляд на ложу Пен.

«Приди, пожалуйста, приди! Раздели со мной мое счастье!»