Данте выпрямился.

– В таком случае мне нанесено оскорбление.

– Все равно…

– Я не подлец.

– Советую тебе объясниться с ней. Если она тебя неправильно поняла, то теперь станет избегать.

Данте поднялся и вернулся к окну.

– Ты, конечно, прав. Однако если я сделаю ей предложение, а она мне откажет, все будет кончено. И если я попытаюсь объясниться с ней, но предложения не сделаю, результат будет тем же – все девушки одинаковы, и мужчина, который ухаживает за ними без взаимности, выглядит дураком. Правда, в библиотеке я подумал: «А что, если одно не противоречит другому…»

– Никак не возьму в толк, о чем ты.

– Что, если она на самом деле невинная девушка, но обладает очень страстной натурой, а мужчина, который поможет реализовать ей это ее второе «я», крепко привяжет ее к себе? Если нам нужно обделать дело поскорее, то почему бы…

– Нет.

– Ну, я же не имею в виду что-то низкое, Верджил, просто легкий флирт, который сэкономит нам массу времени.

– Ты не сделаешь ничего такого, что могло бы ее скомпрометировать.

– Боюсь, ты слишком непрактичен и чересчур озабочен соблюдением приличий. И не тебе ли первому пришла в голову эта идея? Брак станет неизбежным, если Бьянка будет скомпрометирована.

И тут вдруг против возмутительного предложения Данте в Верджиле восстало не только его вечное стремление к соблюдению правил приличия, а еще какое-то другое, связанное с инстинктами чувство, порожденное постоянным кипением в крови, ароматом лаванды и мелодичным голосом, который не переставал звучать в его голове всю неделю. Он, разумеется, не откажется от своих намерений устроить этот брак, но и не позволит Данте заманить Бьянку в ловушку.

– Видишь ли, брат, мужчине, привычному к быстрым победам и немедленному удовлетворению своих страстей, усилия, потраченные, чтобы покорить женщину и заслужить ее истинную любовь, могут показаться слишком обременительными. Но если ты действительно хочешь завоевать Бьянку, тебе следует действовать именно таким образом.

– Можно подумать, хоть кто-то в этой семье, черт возьми, способен испытывать страсть! Между тобой и Милтоном…

При упоминании имени покойного брата Верджил напрягся.

– В разговорах, касающихся удовлетворения твоих низменных потребностей тебе следует с осторожностью упоминать имя Милтона.

Лицо Данте потемнело от обиды.

– Ты винишь меня за то, чего я не мог предвидеть.

– Неправда, я вовсе не виню тебя – ты не мог знать, что было на уме у Милтона; однако нам лучше не упоминать о нем в наших разговорах. Можешь обвинять меня в жестокосердии, но только, сделай милость, оставь в покое имя брата – случившееся тогда не имеет ровно никакого отношения к мисс Кенвуд и твоему поведению с ней.

– Ах да, прекрасная Бьянка! В своих заботах о ней, Вердж, у тебя слишком расплывчатые границы между тем, что дозволено, и тем, что не дозволено. Опекая ее, ты проявляешь странную избирательность и недальновидность. Ты не желаешь, чтобы твою подопечную компрометировали, но, тем не менее, хочешь на всю жизнь связать ее с человеком, которого сам презираешь.

Эти слова Данте на удивление точно попали в цель, и запали Верджилу в душу.

– Но я вовсе не презираю тебя…

– Неужто? Стало быть, ты и не винишь меня, но и простить не можешь?

В этот миг на прекрасном, всегда безмятежном лице брата Верджил заметил страдание. Ему следовало быть более чутким и понять, что смерть Милтона породила у Данте чувство вины. Как странно! Разговор о девушке, которая не имела ни малейшего отношения к этому трагическому случаю, каким-то образом свелся именно к нему.

– Я, может, и не одобряю жизнь, которую ты ведешь, но мое осуждение не связано с той ролью, которую ты по воле рока сыграл в прошлогодней катастрофе. Тебе ни от кого не требуется никакого прощения, Данте, потому что незнание не есть грех. Если я никогда раньше не заговаривал с тобой об этом, то не из-за того, что винил тебя, а лишь потому, что хотел избегнуть терзающих душу воспоминаний. Возможно, мое молчание было несправедливостью по отношению к тебе.

Как ни пытался Данте казаться хладнокровным, его глаза лихорадочно сверкали.

– Я был там и ужинал с ним. Я должен был видеть…

– Хорошо, что ты оказался рядом с ним в его последний час; думаю, он и на небесах тебе за это благодарен.

Неожиданная откровенность, сгустив окружающее пространство, тесно сблизила братьев. Пропасть, образовавшаяся между ними после смерти Милтона, оказалась преодоленной, и все это странным образом было связано с присутствием в этом доме Бьянки Кенвуд.

Только теперь Верджил по-новому взглянул на младшего брата и под маской беззаботного волокиты рассмотрел тщательно оберегаемую ранимую душу. А ведь могло бы быть хуже.

Данте криво улыбнулся и лениво направился к двери.

– Я сделаю так, как ты хочешь, Вердж. Возможно, платоническая любовь сможет меня заинтересовать, хотя это и налагает на меня несправедливые ограничения – ведь, в конце концов, мне нечего предложить девушке, кроме удовольствия.

Час назад Верджил с этим охотно бы согласился.

На следующее утро виконт первым спустился к завтраку: ему хотелось прогуляться верхом до того, как проснутся гости. Сидя перед тарелкой, он уловил краем глаза, как что-то зеленовато-золотистое промелькнуло мимо окна. Белокурая девушка со стройной фигуркой тотчас исчезла в кустах. Никак Бьянка Кенвуд снова поднялась на рассвете! Верджил с досадой отвернулся от окна. Данте уверял, будто она виделась с Найджелом Кенвудом лишь раз, но Данте не знает, что она вечно где-то бродит спозаранку. Быть может, они с Найджелом уже целую неделю встречаются тайно.

Верджил возвел мысленную преграду образу, который начал возникать в его воображении. Никаких доказательств того, что Бьянка бегала на свидания с кузеном, не имелось. Но ходила же она куда-то в парк на заре, несмотря на опасность, которой однажды подверглась, упав с лошади после выстрелов браконьеров. Обычная молодая женщина больше и шагу бы туда не сделала, разве что под охраной целой армии.

Стало быть, обычной женщиной ее назвать нельзя. Оставив завтрак, Верджил тихо вышел во двор и направился вслед за Бьянкой.

– Леклер!

Внезапно услышав чей-то голос позади, Верджил резко обернулся – по дорожке, ведущей от конюшен, к нему решительно шагал Корнелл Уидерби.

В это время спустившаяся вниз по тропинке Бьянка, сверкнув золотым и зеленым, исчезла в лесу.

– Только не говори, что ты всю ночь скакал верхом, Уидерби!

Новоприбывший гость был одет в коричневую куртку для верховой езды и бежевые брюки. Сапоги Уидерби, по-видимому, были приобретены совсем недавно, а светлые локоны, выглядывавшие из-под шляпы, уложены по новой моде. В целом Уидерби имел весьма франтоватый вид и, похоже, пребывал в чертовски веселом настроении.

– Я отправился вчера после полудня и большую часть пути одолел верхом, а переночевал на постоялом дворе.

– Не терпелось поскорее добраться?

– Последние несколько дней весь город просто охрип – каждый день демонстрации, аресты. Свежий деревенский воздух должен пойти мне на пользу. Когда кругом беспорядки, муза становится несговорчивой.

– Здесь, полагаю, никаких беспорядков не будет. Тебя ждет завтрак, но дать пищу твоей музе пока некому: сестра еще не встала и потому не может оказать тебе хозяйское гостеприимство.

При упоминании о Пенелопе по лицу Уидерби скользнула мечтательная улыбка. Верджилу, разумеется, известно, что происходит между ним и его сестрой, но он никогда не позволял себе обсуждать личную жизнь своей замужней сестры, даже если ее поклонником оказался его старинный друг.

– Состав гостей тебя порадует. В основном это люди искусства. Ничего удивительного: ведь приглашала их Пен, – насмешливо заметил Верджил.

– Приемы, устраиваемые графиней, всегда восхитительны, а этот, как мне кажется, превзойдет все мыслимые ожидания.