– За Ганновером кончился бензин. А было уже темно. И вид у меня был, наверное, страшноватый. Хотите знать, что я почти три часа стоял на обочине и махал каждой машине, прежде чем одна из них остановилась и отбуксировала меня к ближайшей бензоколонке?

Блондинчик Ганс (торс у него был мускулистый, загорелый и тренированный) вновь просунул голову в дверь:

– Мистер Джордан, можно приступать! Он исчез.

Я встал с кровати и ощутил во всем теле необычайную силу и бодрость. Да мне теперь и десять таких ночей нипочем!

– Шауберг, в этих уколах сам черт сидит.

– Кому вы это говорите? – Он вдруг помрачнел и крепко взял меня за плечи. – Послушайте, дорогой мистер Джордан, с вашей женой что-то творится.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы мне платите. Следовательно, я стою на вашей стороне. Ваша жена меня не интересует. Сегодня из-за нее чуть не произошла небольшая накладка…

Дверь открылась. Опять Гансик:

– Мистер Джордан…

– Провались! – заорал я. Он исчез с обиженным видом. – Какая накладка?

– Как раз когда мы собирались начать, зазвонил телефон.

– Что-о-о?

– Да не волнуйтесь вы. Ваша падчерица предупредила коммутатор, чтобы ее не соединяли, но растяпа телефонистка все-таки соединила, потому, мол, что этого потребовала полиция.

– Какая полиция? Уголовная?

– Ну да, какой-то там инспектор.

– И кто же с ним говорил?

– Я.

– Вы?

– А что мне было делать? Ваша падчерица лежала уже под наркозом. Я сказал, что я ваш шофер и что мисс Бромфилд не может подойти к телефону, так как она сидит в ванне.

– И он поверил?

– Очевидно.

– Он не сказал, что позвонит попозже?

– Нет. Ему, собственно, от мисс Бромфилд ничего и не надо было. И нужна была ему вовсе ее мать.

– Что-о-о?

– Он просто хотел узнать, где ее найти.

– Мою жену?

– Ну да. А это я и сам мог ему сказать. «Кёнигсхоф-отель» в Эссене. Чем он и удовлетворился. Он сказал, что свяжется с уголовной полицией в Эссене и пошлет кого-нибудь из здешних полицейских в отель. Завтра утром. То есть уже сегодня.

– А сказал он… сказал он, что нужно полиции от моей жены?

– Он был очень вежлив. Немецкой полиции, очевидно, вообще ничего от нее не нужно. Но американская, видимо, попросила немецкую оказать содействие.

На этот раз уже сам Торнтон Ситон распахнул дверь фургончика.

– Питер, мы все тебя ждем. Сейчас же иди!

Так что мне пришлось оставить Шауберга и пойти с режиссером. По дороге он, погруженный только в свою работу, втолковывал мне:

– В той сцене, которую мы сейчас будем снимать, ты уверен, что Мария все знает. Ты в панике. Ты в отчаянии. Твои силы на исходе. Но должен держать себя в руках, чтобы товарищи по бригаде ничего не заметили. Должен вкалывать, как будто ничего не случилось! Чтобы вообще никто ничего не заметил! Ясно?

– Ясно.

– Это трудный эпизод, старина, знаю.

– Да нет, ничего подобного, – возразил я как в трансе. – Вот увидишь, я запросто справлюсь.

В эту ночь я лег спать в пять утра, а в одиннадцать уже проснулся и сел завтракать. Джоан присоединилась ко мне.

– Час назад звонила Шерли.

– Что ей нужно?

– Просто хотела узнать, как наши дела и не слишком ли ты устаешь от работы.

– Больше ничего?

– Она ужасно простудилась и денек полежит в постели. Она читает книжку, которую я ей дала.

– Какую?

– «Исход».

Только тут я совсем успокоился. «Исход». Это слово было для нас с Шерли условным знаком. Раз она читала «Исход», значит, чувствовала себя хорошо и операция прошла благополучно.

Телефон зазвонил.

Завтракали мы в гостиной. Аппарат стоял прямо за моей спиной. Я взял трубку.

– Говорят с коммутатора. Миссис Джордан дома?

– Да.

– Соединяю с одной из кабин. Мужской голос:

– Миссис Джордан?

– Я ее муж.

Я увидел, как вздрогнула Джоан.

– А вы кто?

Я сделал ей знак не беспокоиться. Мужской голос спросил:

– Можно поговорить с вашей женой, мистер Джордан?

– А кто вы?

Джоан вскочила со стула, бросилась ко мне и прижалась ухом к трубке. Я даже не попытался ее оттолкнуть.

– Я инспектор уголовной полиции. Фамилия моя Мунро. Гамбург попросил нас встретиться с вашей женой. А наших коллег в Гамбурге в свою очередь попросила оказать содействие полиция Лос-Анджелеса. Лучше всего я расскажу вам все это при личной встрече. Итак, можно мне…

Я взглянул на Джоан. Губы ее дрожали. Лицо было белее снега.

– Приходите, мы вас ждем, – сказал я. – Номер шестьсот одиннадцать. – И положил трубку. – Он будет здесь через две минуты.

Джоан закрыла лицо руками. Потом вдруг быстро отняла их. Глаза ее горели.

– Ну, вот все и завертелось, – сказала она. Я промолчал.

– Два полицейских уже приходили в Пасифик-Пэлисэйдс до моего отлета.

Я опять промолчал.

– Потом они написали мне… в Гамбург, в отель… ты видел это письмо… и искал его… я солгала тебе, сказала, что это было приглашение на выставку мод… Помнишь, тот голубой конверт?

– Помню.

– Сначала я хотела все тебе сказать! Сразу после посадки. Но у меня… у меня голова совершенно пошла кругом… потому я и напилась в самолете… мне казалось, что иначе у меня не хватит духу все тебе сказать… А когда напилась, духу тем более не хватило…

Я ее не перебивал. Через минуту явится инспектор. Дико все-таки, что окончательная катастрофа произойдет не когда мы с ней одни, а в присутствии свидетеля, постороннего человека, господина Мунро из Эссена.

– А потом… потом я подумала: сделай вид, будто ничего не случилось… ты в Европе… Лос-Анджелес далеко… Но они прислали письмо в голубом конверте… А теперь еще и инспектора… Нет, от них не уйдешь, от них не спрячешься!

Да, от них не уйдешь, подумал я. Почему власти адресовались к Джоан, а не к Шерли или ко мне? Очевидно, не поверили показаниям Грегори, назвавшего себя отцом ребенка. Очевидно, хотят таким путем добиться от меня признания.

– Питер, ты должен меня простить!

– Что я должен?

– Простить. Я… я сделала нечто ужасное…

– Что ты сделала?

– Тридцатого октября… наехала на чужую машину и не остановилась. Ты давно уже был в Европе…

– Я давно уже был в Европе… – Я как идиот повторил ее слова. И тут у меня перед глазами все потемнело, заплясало и закружилось, словно повалил черный снег.

– Это случилось на бульваре Сансет… Туфля соскользнула с тормоза на педаль газа, и я врезалась в припаркованную машину… Сильно ее помяла… Время было позднее… Я была навеселе… возвращалась с вечеринки у Лексингтонов…

– У Лексингтонов…

– …и боялась, что возьмут пробу на содержание алкоголя в крови. И поехала дальше. Я думала, меня никто не видел… – Тут она залилась слезами. – А оказалось, что кто-то видел… и уже на следующий день ко мне явились полицейские… сначала они думали, что за рулем «кадиллака» сидел ты, но, услышав, что ты в Европе, они спросили меня… И тут я совершила еще одну глупость…

Мало-помалу я пришел в себя. Просто какая-то фантастика. Почти невероятно. Но поверить можно. Ведь ничего сверхъестественного не случилось. Случилось вполне возможное.

– Я сказала полицейским, что «кадиллак» у меня был украден. Я только что это обнаружила и как раз хотела об этом заявить.

– Ничего не понимаю.

– Я же после аварии оставила нашу машину…

– Где?

– На какой-то улице… проехав совсем немного, я выскочила из машины и пустилась бегом… Бежала и бежала, пока не нашла такси… Говорю тебе, совсем потеряла голову… А полицейским наплела, будто «кадиллак» был украден: он стоял у нас перед домом и его, наверное, угнала группа подростков…

– И что же? – Больше я ничего не мог выдавить. Так блестяще я еще никогда собой не владел.

– Поначалу они мне поверили. И «кадиллак» успели уже найти. И в нем отпечатки пальцев – мои, твои и Шерли… мои, конечно, тоже…