– Ну все, достаточно! Не хватало еще, чтобы ты учила меня жить! – гаркнул Тоби, ковыляя к выходу. – Ты такая же врунья, как и Хефлин. Ты запудрила мне мозги, уговорила отказаться от моих законных прав, лишила того, что должно было всю жизнь принадлежать только мне, и никому больше! Ты добилась своего. Довольна? Тогда сделай одолжение, оставь меня в покое. И чтоб ноги твоей больше не было у меня в поместье! – Громко хлопнув дверью, он позвал Бориса и велел закладывать экипаж.

Мелисса вздрогнула и смахнула с ресниц слезы. Несмотря ни на что, этот человек был ее братом. В ее душе теплилась слабая надежда, что, успокоившись, он раскается и поймет всю несправедливость своих слов, но здравый смысл подсказывал обратное. Тоби вел себя, как бездушный эгоист, заботясь только о собственной выгоде, которую можно извлечь из выгодного брака сестры. Кроме того, даже и без требований Хефлина Тоби, казалось, был близок к разорению. Сондерс с прискорбием сообщил, что закладная на поместье уже оформлена. И только безотлагательные перемены и тяжелый труд могут спасти его от катастрофы. Очевидным было одно: если в ближайшее время Тоби не погибнет во время какой-нибудь очередной пьяной выходки, то его посадят в долговую тюрьму. С позорной кончиной седьмого графа умрет и доброе имя семьи Дрэйтон.

Но неужели ничто не помешает ему скатиться на самое дно? Их отец был человеком крайне упрямым, но это упрямство проявлялось лишь в том, что всякий умственный труд он считал ниже своего достоинства и отказывался от него с завидным упорством. Охота была его единственным страстным увлечением, но, упав однажды с лошади и сломав при этом ногу, он был вынужден отказаться и от охоты. Такой поворот событий позволил ему проводить дома все дни напролет. Перед глазами одиннадцатилетнего Тоби был довольно-таки выразительный пример вечно пьяного отца, который только и делал, что разглагольствовал заплетающимся языком о смысле жизни.

Но почему не вмешалась мать – непонятно. Она имела тысячу возможностей прекратить это безобразие.

От всех этих мыслей у Мелиссы разболелась голова. Леди Дрэйтон свято верила в своего мужа, полагая, что он человек вполне надежный и благоразумный. А он обманул все ее ожидания. Подражая своему отцу, Тоби, будучи безалаберным лентяем, вел беззаботный образ жизни и занимался только охотой. Если очередному управляющему не удавалось выжать из поместья солидный, по мнению хозяина, доход, то бедняга тотчас же получал расчет и отправлялся на все четыре стороны. Мелисса помнила, по крайней мере, тринадцать управляющих, сменившихся за время жизни ее отца. Леди Дрэйтон не одобряла поведения мужа, но он строго-настрого запретил ей совать нос в его дела. Тогда она создала в его поместье свой маленький мирок, где и жила сама по себе, не зная забот и мужниных приказов, распоряжаясь в нем словно сказочная королева. Там она прятала свои обиды и огорчения, изливая время от времени душу своей маленькой дочке.

Было еще одно обстоятельство, которому Мелисса никогда не придавала особенного значения. Детей воспитывали совершенно по-разному. Когда ее брат немного подрос и смог обходиться без многочисленных нянек, он почти не общался со своей матерью. Вместо этого он чуть ли не поселился в конюшнях, где проводили дни и ночи его дед и отец. Наивный и впечатлительный, он как губка впитывал их поучения о роли мужчины в этой жизни и перенимал отвратительные манеры. Когда Тоби исполнилось четырнадцать, его отправили в школу, где он и завел себе друзей вроде Хефлина. Так что не было ничего удивительного в том, что он вырос таким эгоистом. Часом позже на пороге дома леди Каслтон появился Чарльз.

– Доброе утро, любовь моя, – произнес он. Из уважения к присутствующей в гостиной Виллис он не стал крепко обнимать Мелиссу, а только поцеловал кончики ее пальцев.

– Ты сегодня рановато, – улыбнулась в ответ Мелисса.

– Наконец-то ювелиры закончили работу. – Фамильное кольцо сверкало драгоценными камнями. – Все виконтессы нашего рода, носили его, правда, ни одна из них не смогла бы сравниться с тобой по красоте. К сожалению, я не могу осыпать тебя бриллиантами, как ты этого заслуживаешь, но вместе с этим кольцом я отдаю тебе свою жизнь, так что теперь она всецело зависит от тебя. – С этими словами он осторожно надел ей кольцо на палец.

– Благодарю тебя, Чарльз. И знай, что с этого дня моя судьба в твоей власти. – Подняв глаза, она поймала его восторженный взгляд и нежно провела ладонью по его горячей щеке.

– Я люблю тебя и всегда буду любить, – сбивчиво прошептал он и крепко прижал ее к груди. В следующее мгновение Мелисса за крыла глаза и безвольно отдалась его пылающим губам, но сухой предупреждающий кашель Виллис заставил их отшатнуться друг от друга.

– Днем мой адвокат желает встретиться с твоей бабушкой, чтобы уладить кое-какие формальности. Но сначала он непременно хочет поговорить с нами.

– Это еще зачем? – спросила Мелисса, зная, что невеста обычно не принимает участия ни в каких приготовлениях к свадьбе.

– Понятия не имею. Сможешь прийти?

– Конечно.

– А пока как ты смотришь на то, чтобы немножко со мной покататься?

– Я согласна, Чарльз. Ты один или с Херпером?

– Он на улице ждет меня в экипаже. – Мелисса кивнула и наградила его ласковой улыбкой, от которой у Чарльза снова пробежали по телу мурашки. «Две недели, всего две недели», – напомнил себе Чарльз.

– Я ухожу с Чарльзом, Виллис, – объявила Мелисса, не спуская с него глаз. – Передайте леди Каслтон, что мы скоро вернемся.

В тот день Чарльз как будто намеренно избегал многолюдных парков и, повернув на север, направил свой экипаж в сторону поросшей вереском пустоши. Больше всего на свете он хотел побыть с Мелиссой наедине. Ведь, катаясь по городу, ему пришлось бы поминутно останавливаться при встрече с друзьями и обмениваться с ними ничего не значащими фразами.

Воздух был свеж и по-весеннему прозрачен. Вырвавшись из пыльных кварталов Лондона, Мелиссе показалось, будто она попала в рай. Утреннее июньское солнце играло, поблескивая ласковыми лучами, на молодых побегах полевых трав и цветов. Его отблески сверкали на узких ленточках серебристых ручьев, весело журчащих по склонам долин. В тенистых кронах редких деревьев над их головами звонко заливались птицы, распевая свои весенние песни и наполняя сердца влюбленных неизъяснимой истомой. Чарльз свободно держал поводья в одной руке, другой же обнимал Мелиссу и нежно поглаживал ее плечо.

– Ты хорошо правишь? – спросил он, сворачивая в сторону березовой рощицы, один вид которой обещал им долгожданную прохладу.

Иногда дядя Говард разрешает мне выезжать на его лошадях.

Передав вожжи Мелиссе, Чарльз на мгновение задержал пальцы на ее податливой груди.

– О нет! Только не сейчас, – со смехом запретила Мелисса. – Ты хочешь, чтобы я выставила тебя на посмешище? Если так пойдет и дальше, экипаж скоро опрокинется.

Чарльз обреченно вздохнул, но подчинился, смиренно положив руки на колени. Наблюдая за девушкой, он пришел к выводу, что она прекрасно правила экипажем. Его лошади были полны сил. То натягивая, то ослабляя поводья она контролировала их движения, и вскоре четверка Чарльза побежала по проселочной дороге быстрой рысью. Откуда ни возьмись выскочили две белки и бросились прямо под колеса, но Мелисса вовремя заметила их приближение и приостановила экипаж, чтобы дать им возможность скрыться в роще. Какое-то смутное воспоминание промелькнуло в голове у Чарльза, но он так и не успел толком на нем сосредоточиться, так как легкое дуновение ветерка донесло до его сознания пьянящий аромат ее духов.

– Пойдем прогуляемся, – предложил Чарльз, когда они оказались под прохладной сенью деревьев и их взорам открылась чистая лесная река. – Где ты научилась так править?

– Мой отец всю жизнь только и делал, что занимался с лошадьми, как я тебе уже говорила, – произнесла Мелисса. – Когда у нас кончились деньги, ему волей-неволей пришлось расстаться и с конюшней. Наш главный конюх – прекрасный человек – обучил меня скакать верхом и править. У него сердце кровью обливалось, когда он узнал, что папа продает лошадей. Мой отец, правда, утешал его, приговаривая, что это временные трудности и что очень скоро все встанет на свои места, но Джек, слава Богу, был не так самонадеян и прекрасно понимал что к чему. Он всего лишь на день пережил моего отца.