Резолюция Сталина была короткая: «расстрелять». Инженер Алексеев, его два сына, а вместе с ними значительное количество офицеров, которые частью состояли в организации, а частью по по­дозрению в соучастии в ней, были схвачены чрезвычайкой и немед­ленно без всякого суда расстреляны».

Да, в обстановке нависшей опасности Сталин проявил непре­клонную решимость в пресечении контрреволюционного выступ­ления. Он действовал решительно и без промедления, нанеся целе­направленный удар по ядру антисоветского подполья. По его рас­поряжению 5 августа арестовали все артиллерийское управление при штабе округа во главе с бывшим полковником Чебышевым.

В тот же день был упразднен сам штаб Северо-Кавказского во­енного округа, работники штаба были отстранены от военного ру­ководства. Одновременно был снят с поста член Военного совета Ковалевский, и на его место Сталин назначил Ворошилова. Заго­ворщиков и саботажников отправили на баржу, служившую тюрь­мой, в которой ЧК держала наиболее опасных контрреволюционе­ров.

Правда, часть арестованных вскоре освободили. В их числе был и бывший полковник Носович, позже перешедший к белым. Но, даже оказавшись среди своих, полковник не может скрыть почти восхищения решительностью действий Сталина.

Он пишет: «Характерной особенностью этого разгона было от­ношение Сталина к руководящим телеграммам из Центра. Когда Троцкий, обеспокоенный разрушением налаженного им управле­ния округов, прислал телеграмму о необходимости оставить штаб и комиссариат на прежних условиях и дать им возможность рабо­тать, Сталин сделал категорическую и многозначащую надпись на телеграмме: «Не принимать во внимание!»

Так эту телеграмму и не приняли во внимание, а все артилле­рийское и часть штабного управления продолжает сидеть на бар­же в Царицыне».

Нет, Сталин не проявлял кровожадности, и, кстати сказать, бе­логвардейцы не церемонились с попавшими в их руки бывшими царскими генералами, служившими у красных. В числе расстре­лянных ими военспецов — попавшие в плен генерал-лейтенанты Таубе, Николаев и Востросаблин, был повешен отказавшийся пе­рейти на сторону белых А.В. Станкевич.

Примечательно, что участвовавшая в заговоре местная эсеров­ская организация имела непосредственные связи с находившими­ся в городе французским, американским и сербским консулами, с которыми контактировал Троцкий. Мандат Троцкого имел и на­правленный из Центра в качестве «спеца-организатора по транс­портированию нефтетоплива с Кавказа» инженер Алексеев.

Что это — случайные совпадения или следствие махинаций Троцкого с британцами, нацелившимися на кавказскую нефть? Как бы то ни было, Сталин не попался в западню, готовившуюся Советской власти заговорщиками в Царицыне. О масштабах и це­лях контрреволюционного заговора, раскрытого чрезвычайной ко­миссией по борьбе с контрреволюцией, сообщалось в извещении Военного совета округа от 21 августа 1918 года.

«В заговоре принимали участие в качестве руководителей пра­вые эсеры, некоторые из офицеров и др. У заговорщиков обнару­жен целый штаб: отдавались приказы, намечен был план захвата советских правительственных учреждений и складов вооружения... Само восстание назначено было с 17 на 18 августа... Кроме плана, приказов у заговорщиков обнаружены свои запасы вооружения, а также зарытые в земле три мешка с деньгами суммой до 9 миллио­нов рублей...»

О том, что организаторы заговора не сомневались в успехе на­мечаемого предприятия, свидетельствует уже такой факт: для чле­нов организации была приготовлена «кипа нашивок» и «ликую­щие прокламации о свержении власти большевиков».

Позже, 21 марта 1919 года, в своей речи на съезде Ленин при­знает: «У нас бывали разногласия, ошибки — никто этого не отри­цает. Когда Сталин расстреливал в Царицыне, я думал, что это ошибка, думал, что расстреливают неправильно, и те документы, которые цитировал тов. Ворошилов... нашу ошибку раскрыли. Моя ошибка раскрылась, а ведь я телеграфировал: будьте осторожны. Я делал ошибку. На то мы все люди...»

Таковы были неписаные законы Гражданской войны. И вот в эту смутную пору, в полуосажденном Царицыне, в условиях воен­ной и классовой борьбы Сталин предпринимает попытку создать в городе своеобразный «остров социализма», реально отвечавший принципам справедливости пролетарской диктатуры.

Взвалив на себя обязанности по организации обороны Цари­цына, Сталин не отталкивается от того поручения, для которого Совет народных комиссаров направил его на Юг. «Взятие Кала­ча, — сообщил он Ленину, — дало нам несколько десятков тысяч пудов хлеба... Уборка хлеба, плохо ли, хорошо ли, все же идет. Наде­юсь в ближайшие дни добыть несколько десятков тысяч пудов хле­ба и также отправить Вам... Я предписал котельниковскому упол­номоченному организовать соление мяса в больших размерах, дело уже начато, результаты есть, и, если дело разрастется, то на зиму мяса будет достаточно (в одном Котельниковском районе скопи­лось 40 тысяч голов крупного скота)».

И все-таки главным объектом его внимания теперь стал фронт. Он самым тщательным образом изучал обстановку, обдумывал идеи тактической обороны, согласовывал их с командирами час­тей. Накануне очередного наступления Донской белой армии Ста­лин провел в Котельникове совещание Военного совета.

Военный совет рассмотрел план операций фронта. На нем за­благовременно, 8 августа, Сталин с Ворошиловым дали распоряжение командирам 1-го кавалерийского крестьянского полка Б.М. Думенко и Г.К. Шевкоплясову о переброске части войск с южной час­ти фронта на север.

Однако в период Гражданской войны не все приказы исполня­лись беспрекословно. В психологии командиров того времени ши­роко бытовала болезнь партизанщины и местничества. Опасаясь прорыва на своем участке, командование Южфронта задержало переброску войск. Воспользовавшись этой нерасторопностью, че­рез два дня противник занял Иловлю и Мзгу. Части Красной Ар­мии отступили на линию Карповка — Воропоново — Царицын. Появилась угроза прорыва белых к городу.

11 августа, связавшись по прямому проводу с командиром от­ряда в Котельникове Васильевым и настаивая на незамедлитель­ной переброске на север конной группы с южной части фронта, Сталин указывает: «Я уже 10 дней тому назад говорил об этом, тре­бовал от Шевкоплясова частей на север, но Шевкоплясов до сих пор не исполнил своего долга...»

Гул боев уже был слышан в городе, однако и после состоявшего­ся острого разговора командиры Южного фронта не спешили ид­ти на помощь Царицыну. Связавшись на следующий день со шта­бом на станции Ремонтная, в ответ на вопрос: «Скажите, мартыновцы прибыли на Ремонтную?» — на другом конце линии заявили: «Нет. Шевкоплясов грузится».

Казалось бы, по всем законам психологии Сталин должен был сорваться. Но он не потерял выдержки. Правда, многозначительно предупредил: «Имейте в виду, что Царицын, быть может, накануне падения... Если завтра не дадите полк с кавалерией, Царицын будет взят. Южный фронт будет обречен на гибель. Не могу не заметить, что вся ответственность за эту почти вероятную катастрофу падет на Шевкоплясова, который жалкий Куберле ставит выше России... Военсовет предписывает Думенко прибыть в Царицын хотя бы с двумя опытными эскадронами». Таковы были будни войны.

С 13 августа приказом Сталина Царицын и губерния были объ­явлены на осадном положении. Вся городская буржуазия была мо­билизована на рытье окопов и сооружение укреплений. Его энер­гичные меры, настоятельность и организаторская предприимчи­вость разрядили обстановку.

В Бюллетене Военного совета Северо-Кавказского округа о по­ложении на Царицынском фронте от 15 августа, подписанном Сталиным и Ворошиловым, отмечалось: «Север: Положение твер­дое и уверенное; атак не было. Юг: Положение твердое и устойчивое.

Запад: Наши войска, оттесненные было от участка железной до­роги в районе станции Воропоново, остановились на устойчивых позициях. Приведя себя в порядок и получив подкрепление, меж­ду прочим, из рабочих полков, днем 15 августа частично переходи­ли в наступление, вернулись снова на ст. Воропоново, разогнали противника и забрали 7 пулеметов.