– Что-то не хочется, дядюшка… – Я посмотрел на Кракофакса повнимательнее и не удержался от того, чтобы тоже не задать ему вопрос: – Какой-то ты сегодня странный… Может быть, раздобыл немного деньжат?

– Прозорливец! Ты прозорливец, Тупсифокс! – с восхищением воскликнул дядюшка. – Скажу больше, не только я, но и наши славные мышатки могут раздобыть деньжат, если только им этого захочется!

Я перевел взгляд с Кракофакса на Везунчика, Сахарка и Лакомку, которые сидели на краю стола неподалеку от нас.

– Старик, по-моему, темнит и не все договаривает, – шепнул мне Везунчик. – Мягко стелет, да жестко будет спать!

Я снова посмотрел на дядюшку:

– Ты не можешь говорить яснее?

– Конечно, могу! – Улыбка на лице Кракофакса стала еще шире. – Скажите, ребятки, вы любите цирк?

– Мы в нем еще ни разу не были, – ответила Лакомка. – Еще не успели!

– А ты, Тупсифокс? Ты любишь цирк?

– ООО!! – только этим возгласом я и смог выразить свою любовь к чудесному развлекательному заведению и его артистам.

Дядюшка остался очень доволен моим ответом. Он закивал головой, словно китайский фарфоровый болванчик, и, подобно индюку, быстро-быстро пробормотал: «Вот, вот, вот!» После чего склонился пониже к мышатам и задал им очередной, на мой взгляд, весьма странный вопрос:

– Скажите честно, ребятки, что вы хотите: прозябать до старости в подвалах Гнэльфбурга и Мерхендорфа или стать знаменитыми артистами и поехать в турне по всему миру?

– Вы, господин Кракофакс, как мы поняли, выбрали первый вариант? – ехидно улыбнулся Сахарок. – Наверное, он более выгоден?

– Пойти по миру мы всегда успеем, – перебила Лакомка брата, путая отдельные слова из услышанного разговора. – Сначала мы должны немного подрасти и набраться у господина Кракофакса ума!

Обычно дядюшка таял, когда слышал лестные слова в свой адрес. Но сейчас он таять не стал, а только сердито поморщился.

– Не говорите, пожалуйста, глупостей! – замахал дядюшка на Сахарка и Лакомку руками. – Если вы не догадываетесь о том счастье, что ждет вас на цирковой арене, то послушайте хотя бы меня!

Кракофакс перевел дыхание и продолжил:

– Сегодня в Гнэльфбург на гастроли прибыл бродя… кхм, передвижной цирк Альберта Покуса «Цирк Фокус энд Покус». Гастроли продлятся всего три дня, поэтому нужно спешить! Я провел предварительные переговоры с господином Покусом, он готов взять вас в свой аттракцион «Кошачий оркестр».

– Мышат в кошачий оркестр?! – ахнул я и даже слегка присел, потому что у меня вдруг подогнулись колени.

– А что? По-моему, довольно оригинально! – улыбнулся Кракофакс, ничуть не смущаясь. – Риск в цирке всегда есть, на то он и цирк!

Логике дядюшки трудно было возражать, в ней он был силен как никто. Однако я все-таки попробовал.

– Коты мышей могут слопать, – заявил я со всей решительностью. – Поэтому я моих малюток в цирк не отдам!

– Хочешь загубить их блестящую карьеру? Лишить их шанса увидеть весь мир, посвятить себя прекрасному искусству, покорить сердца миллионов зрителей? Ты этого хочешь, Тупсифокс?

Старик явно загонял меня в угол. Вдобавок, эти длиннохвостые ушастики – я имею в виду, конечно, мышат! – на этот раз потеряли всякую бдительность и, распахнув рты, слушали упоительную «песню сирен» – речь моего хитроумного дядюшки.

И Кракофакс, разумеется, своего добился! Не прошло и получаса, как мышата уже были полностью пленены его сладким воркованьем.

– Попробовать можно, – сдался первым из них Везунчик. – Котов я видел на картинке, вполне милые существа!

– Они меньше Кнедлика в два… нет, в три раза! – поддержала брата наивная Лакомка.

– На такой мелочи, наверное, и верхом не покатаешься, – высказал сомнение «лучший ковбой Гнэльфбурга», победитель недавних скачек доблестный Сахарок.

– А зачем вам на них кататься? – удивился слегка озадаченный Кракофакс. – Альберт Покус не станет заставлять вас ездить на котах и кошках верхом! Он хочет, чтобы вы дирижировали оркестром, подпевали где надо, подтанцовывали…

– Господин Покус купит нам нарядные платья и костюмы? – Глазки Лакомки вновь засверкали алыми искорками.

– Разумеется! А также красивые шляпы и обувь.

– На все четыре лапы? – попробовал уточнить Везунчик.

Но дядюшка не стал его обманывать.

– Возможно, что на все. А, может быть, только на задние. Но тогда он обязательно купит вам великолепные перчатки!

– Ах, – вздохнула Лакомка с легкой грустью, – все-таки жаль, что я не стану дрессировщицей! В красивом платье, чудных туфельках, в перчатках по самые плечи да еще с хлыстом в передних лапках я выглядела бы еще эффектнее!

– Но только до тех пор, пока не столкнешься нос к носу со своими пушистыми питомцами, – поспешил я остудить наивную мышку.

Кракофакс с кряхтением поднялся из кресла и сладко потянулся.

– Хватит говорить о чужих носах, – сказал он, надевая снова шляпу на голову. – Пора спешить делать карьеру!

– Как? Прямо сейчас?! – Я был поражен дядюшкиной прытью.

– Зачем откладывать на вечер то, что можно сделать днем? Часом раньше, часом позже, но наши ребятки окажутся в настоящем цирке!

Произнеся эти слова, Кракофакс бережно сложил мышат в коробку и щедро набросал им туда разных угощений.

– Кушайте, сорванцы! – сказал он, расплываясь в доброй улыбке. – Мне для вас ничего не жалко!

И, не выдержав, слегка прослезился от нахлынувшей на него вдруг волной непривычной нежности.

Нести коробку с мышатами вызвался я сам. Пусть хоть немного они побудут рядом со мной, у моей груди! Я шел по улице, держа огромный короб обеими руками, и ничего не видел, кроме белой картонной стены перед своим носом с расплывчатой надписью «MADE IN GNELFLAND». Я, конечно, давно бы упал или угодил под машину, но Везунчик, Сахарок и Лакомка, выставив в прогрызенные с трех сторон коробки отверстия мордочки, давали мне четкие команды: «Левей! Правей! Прямо! Стоп! Вперед! Снова влево! Стоп! Вперед!..»

Первую остановку – нужно же мне было чуть-чуть передохнуть! – мы сделали возле будки с вывеской «МОМЕНТАЛЬНАЯ ФОТОГРАФИЯ».

– А не запечатлеть ли вас на память? – пришла мне в голову светлая мысль. – Дядюшка, дай нам, пожалуйста, десять гнэльфдингов, мы хотим сфотографироваться!

– Ты и так не забудешь эти физиономии, – отмахнулся от меня Кракофакс. – А мне они будут сниться до глубокой старости, в этом я твердо уверен!

Однако я сумел уговорить старого скрягу, и он, горько стеная, достал из кармана несколько мелких монеток.

– Девять гнэльфдингов, почти столько, сколько ты просил, – сказал он, протягивая мне дрожащей рукой сверкающие на солнце монеты.

К счастью, этой суммы с лихвой хватило на шесть крошечных снимков: один мой, один Везунчика, один Сахарка, один Лакомки и два Кнедлика (вид сзади и вид спереди). Свои фотографии мы с Кнедликом отдали мышатам, а те подарили нам свои.

Передавая свой скромный дар, рассудительный Везунчик сказал мне:

– Ты, Тупсифокс, можешь повесить снимки на стену и любоваться ими хоть каждый день. Это очень удобно и красиво!

А Лакомка, поглядывая на Кнедлика, добавила:

– Или, если захотите, можете поместить их в такую круглую штучку… Кажется, она называется «мордальон», и носить их на шее на цепочке.

– Ты говоришь о медалях? Кнедлику они не светят, не та порода! – улыбнулся я в ответ.

– Лакомка имела в виду медальон, – поправил сестру Сахарок. – Медальоны все имеют право носить.

– Никогда не видел собак с медальонами на шее! – усмехнулся Кракофакс. – Наш барбос будет первым!

И, перестав улыбаться, он скомандовал:

– Ну, хватит прохлаждаться! Марш вперед: арена ждет своих героев!

Но дядюшка немного ошибся: наших малюток ждала не арена, а темный вагончик с десятком больших и маленьких клеток. В самых больших клетках лежали на подстилках три рыжеватой масти пса с очень скучными мордами. В клетках поменьше сидела дюжина разноцветных котов и кошек. Самые маленькие клетки были пустые.