– Я сделал это, чтобы сохранить все то, что уходит… Некоторые ковры посвящены ушедшим великим мастерам – Рафаэлю, Данте… Другие – никому не известным художникам. Но в любом случае я сделал эти ковры, чтобы про ушедших вспоминали чаще…
Они идут от ковра к ковру. Мария все больше и больше понимает, что ей удалось приблизиться к чему-то, где наверняка ей будет лучше. Это было так похоже на ее «африку». И в этом мире, так же как это делает Художник, ей предстоит создавать другую реальность, населяя циничный мир своими другими героями.
– Ты угадала… Не все хорошее и доброе, что ты хочешь донести до людей, делается с помощью твоей работы. Иногда просто образ женщины в тени, отраженной в зеркале, может объяснить мир людям лучше, чем бесконечный поток суетливых слов…
Глава 3
С шумом захлопнувшаяся дверь вытащила ее из сна.
Еще не очень понимая, где находится, улавливая в воздухе лишь свежий запах дождя, Мария повернула голову. Василий стоял на пороге, промокший с головы до ног – он все-таки не взял зонт! – с резиновыми сапогами в руках. Она смотрела на него заспанными глазами. Заспанными и счастливыми.
Василий отбросил сапоги. Не снимая намокшей куртки, рухнул в постель. От него пахло дождем и Венецией. Мария прижалась к нему, губами впитывая и дождь, и Венецию.
– Нам повезло. – Василий тормошил ее волосы. – Прилив! Катаклизм! Холл гостиницы в воде. И кругом – вода. Представляешь? Люди сидят в барах и ресторанах по колено в воде. Здорово! А ты спишь. А там – такое!
– Уже не сплю.
– Да! У нас есть одноразовые сапоги. Мы пойдем по воде. На площади Сан-Марко выстроили специальные мостики, чтобы ходить по ним, но можно – по воде!
Сан-Марко, Бродский, «Смерть в Венеции», полузабытые старые открытки – все хлынуло разом, разбудив ее окончательно…
– Мы пойдем на площадь?
– Йес, мэм! Погуляем по городу, а вечером окажемся на площади Сан-Марко и, как последние лоховские туристы, будем потреблять ужин в самом знаменитом кафе. Ваши мечты сбываются, мадам?
– Да… Хорошо… – Она потянулась. – Жизнь продолжается…
– Нет, дорогая… Жизнь только начинается!
В резиновых сапогах, укутанные яркими дождевиками, они нисколько не походили на идиллическую пару с рекламной картинки, из условно-романтического пейзажа-клише, и были абсолютно счастливы. Бродили вдоль одиноких каналов, по маленьким извилистым улочкам, вдоль старых домов, галерей, соборов, сувенирных лавок. Болтали, на время забегали в кофейни и снова бродили по улицам.
Василий скрылся в книжной лавке. Мария сделала шаг вправо, нерешительно прошла по улице антикварных магазинов. Оглянулась. Вдруг поняла, что решительно заблудилась. Покрутилась в поисках книжного магазинчика. Или Василия. Не нашла.
Взгляд зацепился за витрину. Там, за стеклом, под стекающими струями воды ожили венецианские маски. Они плакали, ухмылялись, подмигивали, зазывая Марию в свой лицедейский мир. И она поддалась на их заигрывания, подобно провинциалу, жаждущему острых ощущений в необыкновенном городе.
Приветственно звякнул колокольчик.
– Can I help you? – Обаятельный молодой человек – хозяин антикварной лавки появился из глубины мгновенно, словно ждал ее в эту непогоду.
– Нет, спасибо, я только посмотрю, – ответила она по-английски.
Молодой человек, обласкав ее располагающей улыбкой, вернулся к своим делам за конторку.
Мария постояла возле старинных венецианских шкафчиков. Перешла к церковной утвари. Повертела в руках подсвечник на двух львиных лапах с потускневшей позолотой. Удивилась его легкости. Деревянный?
– Откуда это?
– Это восемнадцатый век, но не Венеция, – пояснил молодой человек, видя ее замешательство. – Слишком простые. Это Тоскана. Тосканские церковные подсвечники. Обычно их покупают, чтобы делать лампы. На них навешивают абажур…
– Как здорово…
Вспомнила, что Гуэрра живет недалеко от Тосканы. Представила себя хозяйкой палаццо. Она купила бы эти подсвечники. И обязательно расставила бы в залах венецианские шкафчики… «Ты совсем с ума сошла от романтики! – упрекнула она себя. – Замечталась! Василия искать надо, а не воображать невесть что…»
Она поставила подсвечник на место, в последний раз окинула взглядом помещение, где жались друг к другу одинокие осколки прошлого, разных судеб, где перемешались время и страны. Попрощалась с хозяином. Потянулась к ручке двери. И – замерла.
Из пыльного угла, где в тяжелой, почерневшей от времени раме стояло зеркало, на нее смотрела темная женщина без лица. Кто она? Мария подошла поближе. Амальгама местами стерлась, потрескалась, рассыпалась мириадами изломанных линий…
– Это зеркало, семнадцатый век…
Не в силах отвести взгляд, Мария рассматривала свое искаженное временем отражение. Это она? Нет, не может быть. Это – другая женщина. Или – она, но много старше.
Отражение притягивало. Мария сделала шаг навстречу и – замерла. Медленно, очень медленно антикварная лавочка начала приходить в движение. Стены сдвинулись по часовой стрелке, с каждым оборотом все ускоряя темп, закручиваясь в спираль. Отражение исчезло, трещины на амальгаме стали множиться, разрастаясь, увеличиваясь в размерах, давая выход чему-то неизвестному, страшному… Сквозь щели сочилось красное. Горло сдавило спазмом. Из глубины послышались стоны, детский плач, крики…
– Ах вот ты где?! – Знакомый насмешливый голос выдернул ее из кошмара. Мария отшатнулась. Два шага назад – и вот она уже рядом с Василием. Все мигом встало на свои места. – Я обыскался уже, начал бояться: ты ведь вообще не ориентируешься в пространстве! Ну что тут у тебя? Зеркало? Ух ты, наполеоновская эпоха! Красивое… старое. Наверное, стоит страшных денег. Пошли отсюда. Нам надо попасть еще в тысячу мест!
Василий потянул ее к выходу. Зеркало словно нехотя прощалось с ней. Мария бросила через плечо последний взгляд: темное отражение будто повернулось к ней спиной и… растворилось…
– А кстати, – обернулась Мария на пороге, – сколько стоит это зеркало?
Молодой человек снова улыбнулся, и в этот раз в его улыбке ей почудилась причастность к тайне:
– Мне жаль, синьора, оно не продается…
Глава 4
– Смотри, Мария, дождь закончился!
Отлакированные водой автомобили стояли в лужах, где пузырились последние капли. Мария поежилась. Как будто кто-то специально включил дождь и теперь неожиданно выключил. И вдруг Мария как-то сразу, во всем теле – от головы до пят, – резко почувствовала усталость. Ну почему, почему, спрашивала она себя, она все еще старается удержать связь с реальным миром? А ведь это – ошибка… Может, лучше покориться? И наконец согласиться на предложенный плывущим городом сценарий?..
– Куда мы едем? – На пристани белел маленький пароходик.
– Догадайся с трех раз… – Они подошли к кассе. – Give me, please, two tickets to the cemetery…
– One-way or return? – сухо уточнил из окошка простуженный голос.
– Only one-way, please…
Мария рассмеялась первой:
– Два билета на кладбище только в одну сторону – звучит на грани абсурда…
– Я имел в виду – вернемся другим путем… Но, согласись, получилось неплохо… Для классического триллера сгодится…
Запыхавшись от смеха, взобрались на крепкую, аккуратную палубу. Пароходик величественно тронулся, с торжественностью, подобающей судну, переправляющему души через воды Стикса. Не прошло и получаса, а они уже стояли в абсолютной тишине на берегу острова Сан-Микеле – венецианского кладбища. Пароходик отчалил, неминуемо удаляясь… Огромные, тяжелые ворота кладбища невольно будили образ врат, за которыми нет возврата к мирской жизни.
– М-да. – Мария потерла вмиг озябшие руки. – А мы не погорячились, когда просили билет в одну сторону?
Шутка отчего-то не показалась такой уж забавной.
Они вошли в Город мертвых. Монументальное католическое кладбище и нельзя было назвать иначе. Дороги-улицы, выложенные по всем законам городского строительства, расчерчивали остров на кварталы усопших. Были здесь и широкие проспекты, и тихие аллеи с заботливо расставленными скамейками. По обе стороны от них – огромные склепы-дома, где каждому родственнику найдется место. И только сверх меры ухоженные дворики с их двухметровыми памятниками и искусственными цветами служили напоминанием, что жители никогда не нарушат своими голосами многовековой тишины…
