Но на сей раз наследницы Хафкеспринке не собирались устраивать охоту на мужей, собственных или чужих. Они желали поговорить с Джини и потому попросили Ардета сходить за новыми порциями восхитительного пунша. Он минутку подумал, взвешивая шансы Джини против заграничных барышень, потом все же решил отлучиться, прихватив с собой в качестве помощника сэра Кельвина, глаза у которого почти вылезли из орбит. Его жена сумеет постоять за себя, а если австриячки причинят ей неприятности, он поотрывает им головы вместе с павлиньими перьями и прочими аксессуарами. Все это понимали.
– Вы хотели бы поговорить со мной, – с нескрываемым недоверием заговорила Джини, глядя на подступивших к ней стеной пышнотелых женщин. С этими королевскими особами в стиле Рубенса у нее было не больше общего, чем с креслом у нее за спиной. – Почему?
– Почему? Потому что мы очень много слышали о вас, фрейлейн. Да, мы слышали о вас от вашего принца и от ваших храбрых офицеров, и слышали только хорошее. Но от женщин в дамской комнате мы слышали и дурное. И тем не менее именно вы сегодня – королева бала, как говорят в таких случаях. Мы хотели бы узнать почему.
– Как утверждает наш брат, наследник престола, мы слишком любопытны. Но во время войны мы сослужили ему немалую службу как шпионки, не правда ли, сестры?
Принцесса Хедвига бросила на сестру сердитый взгляд.
– Я думаю, что кое-кто из нас выпил слишком много пунша, – проворчала она. – Но это правда, мы поражены. Ваш муж, он необыкновенный человек. Он не… как это у вас, англичан говорят? Непростая птица. Когда мы обращаемся с вопросами к тем, кто мог бы его хорошо знать, ответов не получаем.
Джини решительно не могла понять, о чем они толкуют и почему.
– Мы хотим сказать вам, что сестры нужны друг другу. Это очень важно.
Слава Богу, наконец-то появился Ардет, за которым следовал официант с подносом, уставленным стаканчиками. Может, он сможет вникнуть в суть непонятных Джини слов, хотя разговор ведется не на иностранном языке.
– Да-да, – в смущении заговорила она, – я вижу, что у вас очень тесные родственные отношения.
– Очень плохо быть одной, – провозгласила сестра в коричневом платье.
– Мы не одобряем семейные неурядицы, – добавила третья сестра, та, которая призналась, что была шпионкой; платье на ней было голубое, в ожерелье на шее сверкал сапфир величиной с грецкий орех.
– Одна из нас могла бы увести мужчину у другой.
– Или позаимствовать ожерелье.
– И не вернуть его, – резко бросила Хедвига, покосившись на сапфир.
– Но мы сестры, – сказала вторая из сестер.
– Сестры, – подтвердила третья. – И мы очень счастливы. О, смотрите, сюда идет Ардет с пуншем.
Австриячки расступились. Джини подумала, что они хотят освободить проход для Ардета и слуги, но ошиблась: они хотели, чтобы она увидела чету, которая до сих пор была скрыта от нее фигурами принцесс. И она увидела свою сестру Лоррейн и ее мужа, брата Элгина Маклина, Роджера, нынешнего барона Кормака.
Если бы не кресло, за спинку которого она машинально ухватилась, Джини, наверное, упала бы. Но тут совсем рядом с ней оказался Ардет, и она почувствовала, что сердце у нее снова забилось ровно. К счастью, принцесса Хедвига взяла на себя обязанности церемониймейстера и принялась знакомить присутствующих между собой, а Джини тем временем разглядывала сестру, с которой не виделась четыре года.
Лоррейн всегда была красой семейства, любимицей родителей. Она была старше Джини на пять лет. Золотые волосы, голубые глаза, фарфоровый цвет лица и стройная фигура приносили ей пальму первенства на всех деревенских ассамблеях. Теперь, накануне тридцатилетия, красота Лоррейн померкла. Золотые волосы стали тускло-белокурыми, голубые глаза казались выцветшими и усталыми. Щеки ввалились, возле глаз и у рта появились морщинки, гибкая фигура превратилась в сухопарую и угловатую, что особенно бросалось в глаза рядом с цветущими, полнотелыми австриячками. И она старалась не встречаться взглядом с младшей сестрой.
Джини повернула голову к Роджеру. Она его почти не знала. Хоупвеллы и Маклины были соседями в Дерби, но разница в возрасте, годы в школе и жизни Роджера в Лондоне сделали то, что они были едва знакомы. В наружности Элгина было немало общего со старшим братом: рыжеватые волосы, карие глаза, широкий нос. Но Роджер – лорд Кормак, как теперь его следовало именовать, – не отличался мальчишеской живостью Элгина, его улыбчивостью, не было у него и россыпи веснушек, как на пухлых щеках у младшего брата. Он выглядел старше Ардета и с подчеркнутым достоинством нес на своих плечах титул барона. Это прямо-таки бросалось в глаза.
Представления были закончены, и теперь все уставились на Джини с таким выражением, словно бы настала ее очередь сказать свое слово. В голове у нее было пусто. Неужели от нее ждут, что она радостно поприветствует женщину, которая сделала ее жизнь несчастной? Женщину, которая не отвечала на ее полные отчаяния письма? Или предполагают, что она спросит о родителях, которые отказались от нее и вычеркнули ее имя из семейной Библии?
– Где же вы были до сих пор? – произнесла она первое, что пришло на ум.
Лоррейн ответила с усмешкой:
– Да как тебе сказать? По большей части в Лондоне. На Гросвенор-сквер, ты же знаешь.
– Нет, я имею в виду сегодняшний вечер. Вы его провели здесь?
– Здесь, на ассамблее? Да, но не участвовали в церемонии личного представления регенту.
В голосе Лоррейн младшая сестра ощутила горечь, несомненно, вызванную тем, что титул ее мужа, всего лишь барона, не давал возможности попасть в число избранных гостей. И разумеется, ее мучило то, что Джини была удостоена такой чести.
– Такая толпа, что никого не найдешь, – продолжала Лоррейн все с той же деланной улыбкой.
Такая толпа, что не найти собственную сестру, о которой все только и говорят? Такая густая, что не разглядеть нового графа и его скандальную новобрачную, да еще при том, что эта новоиспеченная графиня садит в полном одиночестве, всеми обегаемая, в кресле на совершенно свободном от других гостей месте?
– Я тоже тебя не заметила, – сказала Джини, – но не ожидала, что ты здесь будешь.
Джини сделала шаг назад и не то чтобы уж так нечаянно наступила на ногу Ардету. Она знала, что у него был список гостей. Почему же он не предостерег ее? Не предупредил о возможной встрече с Лоррейн и ее мужем?
Ардет ругнулся себе под нос, однако сохранял улыбку на физиономии. Джини понимала, что он окажет ей поддержку в любом случае, однако понимала и то, что он не хочет никаких сцен, особенно после того, как столько потрудился над тем, чтобы светское общество приняло его графиню. Именно поэтому, хоть и к сожалению, она понимала также, что не может швырнуть стаканчик с пуншем в лицо сестре и послать ее к дьяволу, добавив, что она, Джини, уже не та наивная девочка, которую Лоррейн может использовать в своих целях.
Вместо этого она продолжала:
– Ну что ж, мне приятно увидеть тебя снова. Думаю, мы еще встретимся по тому или иному поводу. Передай мои добрые пожелания твоей семье.
Она повернулась к Ардету, готовая уйти одна, если он за ней не последует.
Одна из принцесс преградила ей дорогу.
– Если стал возможным мир между всеми странами, моя дорогая, то и вы с сестрой тем более можете помириться. Найдите какое-нибудь местечко, где вы могли бы поговорить.
Джини не склонна была слушать наставления. Сестры из Цифтцвайга могли обладать коронами, но они не были ни ее повелительницами, ни ее воспитательницами. Они были иностранками, толстыми, назойливыми и суетными.
Но Лоррейн сказала:
– Согласна.
Ардет наклонился и прошептал Джини на ухо:
– Только сегодня вечером есть у вас шанс предоставить мне возможность спалить ей ресницы, но лучше проделать это наедине.
Джини улыбнулась и кивнула. Сэр Кельвин проводил их в маленькую комнатку в личных покоях принца. В комнате было множество китайских изделий – лакированных шкатулок, статуэток из нефрита, прекрасных ваз. Джини сжимала в руке стаканчик с остатками пунша: не дай Бог, возникнет искушение что-нибудь разбить, так пусть это будет стаканчик, а не какой-нибудь драгоценный предмет из коллекции принца.
