Она махнула рукой, приглашая его сесть на стул, но граф внимательно осмотрел его через монокль и сел все-таки на диван. Для человека с его комплекцией это было более осторожно, хотя и диван не выглядел слишком удобным в смысле комфорта.
– Ты должен что-то сделать, Кентон, – продолжала миссис Марш, усаживаясь напротив. – Я целиком и полностью полагаюсь на тебя. Ты можешь остановить эту глупость.
– Под глупостью ты имеешь в виду Филиппа?
– Конечно же, Кентон! Он вообразил себе, что влюбился! Эта драматическая фраза не произвела большого эффекта на его светлость.
Он только пошевелился слегка, усаживаясь поудобнее, прежде чем ответить.
– Это, конечно, глупость. Но он не первый и не последний молодой человек, совершающий подобные глупости. Особенно в его возрасте. Все шансы за то, что это пройдет – и скорее раньше, чем позже.
Сказав так, граф, наверное, в сотый раз пожалел, что у его кузена юношеская любовь прошла слишком поздно. Гай женился на объекте своей страстной любви в двадцать лет. За последующие девять лет Гай имел возможность обнаружить, что его симпатичная невеста оказалась довольно алчным созданием, обожающим только удовольствия. Она не способна была на ответную любовь, хотя пользовалась той властью, какую давало ей это чувство у него по отношению к ней.
Гай никогда не произнес ни одного плохого слова о своей жене, которой он был предан. Кузен был на шесть лет старше его, и любовь Кентона к нему граничила с обожанием. Кентон был свидетелем того, как природные силы и энергия покидали постепенно Гая под давлением Горации, ее непомерными требованиями жить на широкую ногу, не считаясь со средствами.
Он был не в состоянии остановить процесс духовного опустошения у своего кузена, приведший к преждевременной смерти в двадцать девять лет.
– Кентон, ты слышишь меня?
Жалобный голос миссис Марш вернул его к действительности. Она говорила:
– Филипп хочет жениться на этой девушке, которая ему совершенно не пара.
– Если, как ты говоришь, девушка ему не пара, то я ничего не буду делать. Филипп умный парень. Вспомни, как ты волновалась, когда он решил, что влюбился в одну артистку. Но он и не собирался на ней жениться. Не приставай к нему чересчур, и эта страсть тоже постепенно пройдет. Наверное, он заприметит еще немало девушек, прежде чем выберет себе спутницу жизни.
– Я бы не стала вызывать тебя, если бы это была еще одна танцовщица или что-то в этом роде, – сказала вдова сердито. – Это достойная, воспитанная девушка, или, но крайней мере, мы имеем основание так полагать. И он всюду только с ней. Например, в прошлом году, когда я узнала о его любви к танцовщице, он сильно смутился. А неделю назад он заявил, что хочет жениться на этой своей новой пассии, как только достигнет совершеннолетия. То есть, меньше чем через полгода! Также он требует, чтобы я с ней познакомилась! «Возьми ее под свою опеку». Так он сказал. Теперь ты веришь, что это серьезно? Тиндейл задумался и опустил голову.
– А кто эта девушка? Ты встречала ее раньше? И почему она ему не пара, если она появляется с ним всюду, как ты говоришь? Какая-нибудь дебютантка?
– В действительности я незнакома с ней еще, но видела ее на приеме у лорда Генри Элиота на прошлой неделе. Кажется, Присцилла Элиот их поддерживает.
– Их?
– У этой девушки есть сестра, вдова, которая является подругой Присциллы, кажется, еще со школьных лет. Они сняли дом на время сезона, где-то на Верхней Уимпол-стрит. – В голосе миссис Марш послышалось презрение к обитателям столь непрестижных кварталов. – Такое впечатление, будто они с неба свалились – и прямо в лучшие дома. Хотя этих сестер никто в городе вообще не знает.
– Кроме, разумеется, леди Генри Элиот?
– Присцилла Элиот – добрая душа и совершенно бесхитростная. Кто угодно может ее обмануть. Я сочла своим долгом нанести ей визит через несколько дней после приема. Она сообщила мне, что старшая сестра, Чарити Леонард, училась с ней вместе в Бате. А младшую зовут Пруденс, и они, кажется, внучки сэра Джефри Уиксфорда.
– Что значит – «кажется»?
– Никто о них ничего не слышал. Сэр Джефри живет затворником, но его сын Роберт бывает наездами в городе, и то последний раз был очень давно. Я не узнала ничего о сестре. Присцилла говорит, что сэр Джефри отказался от своей дочери, когда та вышла замуж против его воли, хотя Леонард был весьма достойный джентльмен. Все это, однако, похоже на правду и объясняет, почему у них нет никаких связей. Сестры даже в доме живут одни.
– Но если одна из них вдова, то, наверное, есть и дети?
– Кажется, нет. Присцилле Элиот только двадцать пять, значит, и вдова не намного старше.
– А младшая сестра что из себя представляет?
– Чистой воды бриллиант, – сказала миссис Марш и вздохнула. – Такая стройная, и формы изумительные! Кожа гладкая, черты лица приятные, волосы золотые и огромные голубые глаза. И, может, самое главное – некая меланхолия в ней, что, безусловно, привлекает романтично настроенных юношей, таких как наш Филипп. Она изображает из себя эдакую скромницу, но я заметила, что весь вечер ее окружали очень энергичные молодые люди.
В это время дворецкий вошел в комнату, неся серебряный поднос.
Глядя из-под полуопущенных тяжелых век на вдову своего кузена, лорд Тиндейл думал мрачно, что описание, которое она дала девушке Филиппа, очень подошло бы ей самой двадцать один год назад.
Ему было четырнадцать лет, когда Гай привел в дом свою невесту, и он помнил, как сейчас, что с первого взгляда Горация показалась ему похожей на сказочную принцессу. Эта романтическая иллюзия развеялась при ближайшем знакомстве. Но он мог понять влюбленность Филиппа в красавицу с грустными глазами, его чувство раболепия перед ней. Как и его отец, он был настоящий рыцарь и хотел видеть в людях только прекрасное.
– Налить вам вина, сэр?
Тиндейл взял бокал из рук слуги и осторожно чуть-чуть отхлебнул. Совсем маленький глоточек. Потому что такое вино гостеприимный Гай даже не стал бы держать в своем доме. И это было так похоже на Горацию. Она не понимала толк в вине и предпочитала «экономить» на гостях.
Он поставил бокал на стол перед собой. Тиндейл был уверен, что дворецкий, который служил в семье еще со времени кузена Гая, отвел глаза в сторону, выходя из комнаты.
– Итак, суть дела заключается в том, что Филипп влюбился в девушку, которая, кто бы она ни была, не устраивает тебя! – сказал спокойно Тиндейл.
Миссис Марш покраснела от злости, услышав столь прямолинейную фразу.
– А ты бы мог смотреть равнодушно, как самозванка расставляет ловушки твоему наследнику?
– Я очень люблю Филиппа и хочу, чтобы он нашел себе хорошую жену, в свое время, конечно. Думаю, ему еще рано жениться. Что касается моего наследника, – продолжал граф, – то смею напомнить тебе, моя дорогая Горация, что мне только тридцать пять лет. Не такой уж я старый и вполне могу завести своего собственного ребенка.
Вдова улыбнулась ему такой же сладкой и фальшивой улыбочкой.
– Вряд ли ты будешь осуждать меня, если я повторю то, что говорят все. Будто бы ты вообще не хочешь жениться. Вот уже двенадцать лет ты старательно избегаешь все ловушки. Даже те, что расставляют на тебя женщины очень достойные, я должна добавить, чтобы быть уж действительно точной и аккуратной.
Лорд Тиндейл отвесил ей шутливый поклон.
– Твоя страсть к аккуратности действительно вещь очень достойная, Горация. Но будущее трудно предсказать. Вот, например, старый Ларимонт женился аж в шестьдесят, а за последние пять лет обзавелся тремя наследниками. Я постараюсь иметь это в виду и, может, еще побью его рекорд.
Миссис Марш недовольно поморщилась. Ей явно не нравилось, какой поворот приняла их беседа.
– Бесполезный разговор! – сказала она резко. – Отвечай, что ты намерен делать с Филиппом и этой его девчонкой?
– А что я могу сделать? Если, как ты говоришь, Филипп намерен жениться, когда он достигнет совершеннолетия, то мне и делать нечего. Я не могу его остановить. Что ты предлагаешь? Не давать ему много денег до тех пор, пока он полностью не вступит во владение наследством? Но это вряд ли его испугает, если он действительно настроен так решительно, судя по твоим словам. Кстати, он уже сделал предложение?