Корду казалось, что он снова слышит голос деда, ругающего Огюста на чем свет стоит, – вечно одна и та же песня.

– Пока он жив, он ни за что не передал бы мне управление семейными плантациями. Я понимал, что, если хочу выжить, должен бежать. И вот наконец я оказался здесь, на Сан-Стефене, и влюбился в твою мать, – проговорил Огюст.

– И убил ее своим пьянством.

– Поверь мне, после того несчастного случая я ненавидел себя не меньше, чем ты.

Корд подошел к кушетке и замер, глядя на отца сверху вниз. Кулаки его сжались, горло напряглось – он пытался высказать то, о чем думал. Наконец Корд глубоко вздохнул и все, что накопилось в его сердце и уме за прошедшие годы, вырвалось наружу. Слова полились – быстрые и гневные. Корду казалось, что душа его вот-вот разлетится на тысячу мелких осколков, но он уже не мог остановиться.

– Тогда я еще не ненавидел тебя. Ты был мне нужен. Я недавно потерял мать, черт тебя возьми, и нуждался в отце – неважно, что ты был пьяницей. Для меня не играло роли, каким ты был. Ты был мне нужен. А ты отослал меня прочь! Ты отправил меня к бессердечному изуверу, которому ничего не стоило пороть меня кнутом за малейшую провинность. Он старался унизить меня, заставляя мальчишку-раба выполнять мои задания…

– Кордеро, я не мог знать…

– Но ты и не пытался узнать! Ты посадил меня на корабль и ни разу не обернулся, уходя.

– Я никогда не забывал тебя. Ни на минуту. – Огюст протянул к Корду обе руки, словно умоляя сына понять его. – Когда я потерял твою маму, я сам хотел умереть. Я пытался убить себя…

– Может, тебе следовало пытаться получше?

– Я дождался твоего отъезда и покинул остров на маленькой лодочке, которую вы с мамой так любили. Я не взял с собой ни пищи, ни воды. Оказавшись в открытом море, я разорвал парус в клочья. Я готов был умереть, и так почти и случилось, но по насмешке судьбы меня спас один старый пират. Я сменил имя и стал называться Роджером Рейнольдсом, капером. С тех пор Огюст Моро перестал существовать. День за днем я рисковал своей жизнью. Во время войны работал на обе стороны. Я не сомневался, что однажды смерть сжалится надо мной и я взлечу на воздух вместе с моим кораблем, но я и тут выжил.

– Я – твой сын, но даже мне ты позволил считать, что тебя нет в живых, – холодно глядя на отца, уколол его Корд. Ребенком он выплакал столько слез, что теперь уже не смог бы пролить ни одной слезинки.

– Я хотел, чтобы ты унаследовал мою часть плантаций Моро. Вместе с доходом от недвижимости, принадлежавшей твоей матери здесь, на острове, это превратило бы тебя в богатого человека.

Корд засмеялся:

– Слишком высока была цена. Боюсь, я оправдал самые худшие ожидания деда. Совсем как ты, я отказался от наследства Моро.

– Значит, сын моего брата, Александр, унаследует все?

– Алекс мертв.

– Мертв? Он был немногим старше тебя! – Огюст не мог скрыть своего потрясения.

– Алекс умер за меня. Вместо меня. – Корд отвернулся, чтобы отец не заметил боли в его глазах. – Я изо всех сил старался поддержать твою репутацию. Однажды вечером я напился так, что не смог явиться на дуэль, хотя принял вызов. Алекс отправился на нее вместо меня. Он стал мне настоящим братом. И умер за меня.

– Я хотел сделать так, чтобы тебе было лучше…

– Но ты не хотел, чтобы я был рядом! – Голос Корда сорвался.

В комнате воцарилась полная тишина, слышно было только, как снаружи льет дождь да шумит ветер, пробираясь сквозь пальмовые кроны. Корд стоял спиной к отцу и не отрываясь смотрел в окно, мечтая, чтобы все поскорее кончилось и он мог вернуться к Селин. Но двинуться с места не мог.

– Кордеро.

В голосе Огюста не было слышно ни приказа, ни требования, и все-таки Корд ощутил необходимость обернуться и посмотреть на отца.

То, что он увидел, не могло повториться больше никогда в жизни: Огюст стоял перед ним, призывая к себе, раскрыв объятия, готовый заключить в них сына, как делал это много лет назад.

Через всю комнату Корд посмотрел на отца. Он не хотел прощать. Не хотел поддаваться острому желанию оказаться в объятиях отца. И все-таки чувство, куда более сильное, чем ненависть, заставило его сделать первый шаг. Нечто большее, чем воспоминание о несправедливостях, которые он претерпел по воле отвратительного старика, заставило сделать второй. Нечто, чему он научился у Селин, повело его через гостиную навстречу отцу.

Огюст прошел свою половину пути, и сын оказался в его объятиях. Корд замер, сжав Руки в кулаки и опустив их вдоль тела, сразу изменившийся и не очень понимающий, действительно ли это происходит с ним. Огюст крепко прижал его к себе.

Корд медленно развел руки, поднял их и обнял отца.

– Мне кажется, вырез очень глубокий. Селин стояла посреди хозяйских покоев, примеряя аквамариновое бальное платье с большим вырезом на спине. Ей казалось, что оно слишком открытое, но Фостер утверждал, что все отлично. Высокую грудь Селин подчеркивала завышенная талия и подобранные в тон атласные ленты.

– Я считаю, все великолепно, – высказал свое мнение Эдвард. – Она еще слишком худа, но цвет лица уже намного лучше, правда, Фос?

– Гораздо лучше, – согласился Фостер. – Она больше не напоминает страшную желтую тень.

– Давай не будем об этом говорить. Я не могу это вынести. – Эдвард прижал пальцы ко лбу и заставил Фостера поклясться, что он никогда больше не будет упоминать о болезни Селин.

– Внизу все готово? – Селин ужасно неловко себя чувствовала от такого пристального внимания.

– Полностью, – заверил ее Фостер. – Мисс Ада проследила, чтобы у новой поварихи в кухне все было под рукой.

Эдвард заворчал:

– Я вообще не понимаю, как у мисс Ады на все хватает времени, если этот мистер Уэллс смотрит ей в рот и бегает за ней по пятам, словно беспомощный щенок.

– Это любовная болезнь, только и всего. – Фостер взбил пышные шелковые рукава платья Селин. – Я все-таки считаю, следовало расшить платье жемчугами.

– Доверься моему вкусу, – остановил приятеля Эдвард.

– Когда я смогу спуститься вниз? Мне кажется, несправедливо заставлять меня ждать дольше. – Селин переминалась с ноги на ногу, сгорая от нетерпения.

Ада настояла, чтобы в честь выздоровления Селин и окончания сельскохозяйственного сезона в Данстан-плейс организовали большой праздничный прием. К удивлению Селин, Корд согласился устроить бал с ужином и танцами, при условии, что Селин не будет принимать никакого участия в праздничных приготовлениях.

Итак, Селин не нужно было выслушивать один за другим рецепты тети Ады. Она только согласилась на примерку, чтобы подогнать по фигуре парадное платье Джеммы О’Харли. Все остальное время Селин ничего не делала, только читала, отдыхала и набиралась сил.

Прошло около четырех недель со времени ее похищения, и наконец наступил день праздника.

– Осталось всего несколько минут, да, Эдвард? – Фостер подтолкнул приятеля локтем в бок, и они обменялись понимающими взглядами.

– Вы о чем? – спросила Селин.

Фостер быстро взглянул на Эдварда. Слуги одновременно пожали плечами.

– Вы похожи на принцессу, – сказал Эдвард. – Это все, что вам следует знать.

Поблагодарив обоих слуг, Селин не могла скрыть улыбки, наблюдая за тем, как они выходят из комнаты. Как только дверь за ними закрылась, сгорающая от любопытства Селин подошла к овальному зеркалу, стоящему в углу комнаты. Она смотрела на свое отражение в простом, но элегантном платье такого же цвета, как Карибское море за окном, и ей казалось, что она смотрит на незнакомку.

За прошедшие несколько недель ее жизнь превратилась в исполнение мечты, вернее, так могло показаться любому, кто не знал самых тайных подробностей ее жизни. Корд был внимателен и заботлив все время, пока она выздоравливала, и следил за тем, чтобы все остальные тоже нянчились с ней, так что в конце концов она стала напоминать себе хрупкую фарфоровую куклу.