Лейн помнил их первый разговор так ясно, будто это произошло только что. Он сидел у стола в углу переполненного бара в Альбукерке, прижавшись спиной к прохладной глиняной стене и рассматривая посетителей. В баре не было ни одного человека, который не знал бы, кто он такой, а также что с ним лучше не вступать в спор. В девятнадцать лет Лейн считал это наилучшим отзывом о своей персоне.

Он не спускал глаз с двери – по давно укоренившейся привычке, которая не раз спасала ему жизнь. Там, на Западе, хватало молодых ганфайтеров, жаждущих прославиться, а убив человека с такой репутацией, какая была у Лейна, означало ступить на прямую дорогу к славе – или к Бут Хилу. Когда в бар вошел Бойд Джонсон, Лейн кинул взгляд на этого тучного человека пятидесяти лет, одетого в аккуратный шерстяной костюм и шляпу-котелок, и выбросил его из головы.

Лейн ни разу больше не взглянул на него, пока одна из барменш не подошла к нему и не сообщила, что джентльмен у стойки – вон тот, с белыми усами и бачками – желает поговорить с ним.

Лейн не заметил, есть ли у этого незнакомца револьвер, но это еще не значило, что тот не имеет при себе хоть две хорошо скрытые пушки. Щегольски одетый джентльмен явно выглядел неуместно в таком убогом окружении. Лейн согласился поговорить с ним на улице за салуном, встал и вышел через заднюю дверь.

Он ждал в проулке, – стоя в тени, которую отбрасывал дом на противоположной стороне, – опять прислонившись спиной к стене и опершись на одну ногу. Вид у него был беспечный. Истинному его состоянию это совершенно не соответствовало.

Прошло добрых четверть часа, прежде чем появился Джонсон, пересек улицу и представился. Мужчины смотрели друг на друга как два настороженных кота, и Лейн убедился, что пожилой низенький Джонсон ему не опасен. Бойд Джонсон заговорил тихо и быстро изложил свое дело.

– Мистер Кэссиди, вы когда-нибудь слышали о «Сыскном агентстве Пинкертонов»?

Его редко называли мистером. Лейн настороженно посмотрел на Джонсона.

– Я ничего не ищу.

– Я этого и не говорил.

– Тогда кто меня ищет?

– Мы. Но вовсе не за тем, о чем вы, наверное, подумали.

Оба мужчины посмотрели на улицу, где в нескольких ярдах от них появилась шумная группа людей. Спустя мгновение Лейн сказал:

– Ну, дальше.

– Вы ищете ранней смерти, Кэссиди…

– Это вы так думаете.

– А что вы скажете о возможности применить ваши умения к делу и неплохо зарабатывать при этом? Только не говорите мне, что вы собираетесь по гроб жизни болтаться по разным городам, играть в покер и стрелять в каждого, кто начнет с вами спорить.

По узкой улице задувал легкий ветерок, поднимая в воздух песчинки и завивая их в маленькие смерчи, и Лейн засунул руки в карманы.

– Я к этому привык.

– Поверьте, эта дорога никуда не ведет.

Из окна на верхнем этаже раздался женский смех, прозвучавший тепло и гортанно в прохладном ночном воздухе. Лейн глянул на публичный дом, расположенный рядом с салуном, и нетерпеливо зашевелился.

– Говорите, что хотите сказать, и покончим с этим делом.

– Я – Бойд Джонсон, руководитель отдела пинкертоновского агентства в Денвере. Мы ищем кого-то вроде вас, обладающего такими же навыками, какими владеете вы; мы бы сделали из него агента.

– Почему?

– Мистер Кэссиди, мы имеем дело со всеми сферами жизни. Вы на виду, вы человек с установившейся репутацией. Вас никогда не заподозрят в том, что вы работаете на нас, и вы бываете в таких местах, где ни один из нас не может показаться. В случае нужды, будучи прекрасным стрелком, вы выберетесь из любой ситуации.

В одном этот старик был прав: после трех лет скитаний Лейну до смерти надоело это бесцельное блуждание. И хотя мысль об оседлой жизни по-прежнему претила ему, предложение скитаться с определенной целью показалось ему прямо-таки заманчивым.

А Джонсон продолжал описывать подробности, словно понимая, что интерес Лейна растет:

– Вам придется приехать в Денвер и больше года пробыть у меня в учениках, чтобы познать все ходы и выходы нашей работы. В качестве агента вам придется, как это принято, время от времени играть какие-то тайные роли, но человек с такими выдающимися качествами, как у вас, может быть всегда полезен и оставаясь самим собой.

Лейн почувствовал, что дольше разговаривать на улице неудобно, и сказал:

– Пошли.

Бойд кивнул, и они двинулись по узкому переулку. Подойдя к маленькой деревянной двери одноэтажного ветхого глинобитного домика, Лейн замедлил шаг, достал из кармана ключ, сунул его в замочную скважину. Им обоим пришлось наклониться, чтобы войти в комнату, которую Лейн снимал в этом старом casa.[3] Он жестом предложил Бойду Джонсону сесть на продавленную кровать, стоящую у стены. Стены комнаты были побелены, и единственным цветным пятном в ней было наброшенное на кровать одеяло из красной шерсти, отделанное бахромой и примитивным тканым узором.

Лейн подошел к очагу в углу комнаты. Потом, когда этот тип уйдет, он сожжет ровно столько дров, сколько необходимо для того, чтобы стало не так холодно. Даже сейчас, в конце весны, толстые глиняные стены хранили прохладный вечерний воздух.

– Вы еще ничего не сказали, Кэссиди. Что вы об этом думаете?

– Сколько вы платите?

– Пятнадцать долларов в неделю. Комнату, стол и прочие расходы мы тоже оплачиваем. Вам придется подавать еженедельные отчеты о расходах и заполнять рапорты.

Джонсон предлагал ему невозможное.

– Оставим это. Такая работа не по мне.

Бойд Джонсон поднялся и подошел к Лейну, который отвел глаза.

– Слушайте, Кэссиди, я знаю, почему вы упрямитесь. Я знаю, что вы не умеете ни читать, ни писать, но мы намерены вам с этим помочь.

– Откуда вы это знаете?

– Сынок, не надо на меня злиться. Я же сказал, что мы наблюдаем за тобой уже некоторое время. Мы знаем о тебе все, что можно знать. На самом деле, держу пари, что мы знаем о тебе больше, чем ты сам о себе знаешь. Ты практически неграмотен, когда тебе нужны деньги, ты кого-нибудь обыгрываешь, а пьешь ты только в том случае, если тебе это нужно для дела. Твой дядя отсидел девять лет в территориальной тюрьме в Вайоминге в конце семидесятых – начале восьмидесятых годов как соучастник нескольких ограблений в трех штатах. Твоя мать умерла, когда тебе было пять лет, и мы полагаем, что твой дядя надеялся выследить ее убийц и был пойман, когда пустился на поиски, потому что связался не с теми людьми.

– Есть ли что-нибудь, чего вы не знаете обо мне? – спросил Лейн, пораженный тем, как эти Пинкертоны сумели все разузнать о нем так, без его ведома.

– Честное слово, я не понимаю, почему бы тебе не согласиться на это предложение.

Они долго разговаривали в ту ночь. Лейн задавал все новые и новые вопросы, а Бойд Джонсон терпеливо отвечал. К тому времени, когда этот представитель сыскного агентства вышел из его комнаты, Лейн почти убедился в том, что его предложение стоит принять. Три дня спустя он связался с сыщиком через его агента, работавшего телеграфистом в Альбукерке, и в тот же самый день сел на поезд, идущий в Денвер.

Так началась его новая жизнь. Он, разумеется, и не подозревал, что через шесть с лишним лет будет вспоминать об этом на сеновале в Ласт Чансе, пытаясь отогнать призраки прошлого.

Повернувшись на бок, Лейн неудобно уперся плечом в твердый пол. Он сел и подгреб под себя большую охапку сена, пытаясь поудобней устроиться на своем импровизированном ложе.

Он закрыл глаза, надеясь, что сможет уснуть. Но вместо этого перед глазами у него появилось ясное, отчетливое видение – поразительное лицо Рейчел. Он тут же открыл глаза. Лунный свет омывал наваленное вокруг сено, и Лейн вспомнил, что в полнолуние он всегда плохо спит.

Он не лгал, сказав Рейчел, что всегда хотел ее поцеловать. Много лет тому назад, сидя в последнем ряду классной комнаты, он не столько занимался уроками, сколько размышлял, каково это будет – прикоснуться к ней.