Прошло одиннадцать лет, прежде чем Чейз вернулся. Он отправился в погоню с шайкой каких-то изгоев, надеясь настигнуть трио убийц, которых ему не терпелось увидеть на виселице. Арестованный за соучастие в ограбление банка, он провел девять лет в Территориальной тюрьме, прежде чем вернулся домой и взял мальчика к себе. Вскоре после этого он приехал в школу, где преподавала Рейчел, и привел с собой Лейна.

Рейчел смотрела на Лейна – на его твердый подбородок, на жесткую линию губ – и думала, что знает о нем все, что можно. Но его слов о том, что он боялся интимности, боялся чужих прикосновений, она не поняла.

– Что случилось?

Он вздохнул долгим медленным вздохом, при этом плечи его расслабились. Лейн снял шляпу, провел рукой по волосам, потом опять надел ее. Он посмотрел на что-то, находящееся за соснами, растущими у подножия холма, покрытого летней травой, уже сожженной солнцем. Стоять на земле своего дяди, смотреть на ландшафт, простирающийся до самого горизонта – это все равно, что рассматривать прошлое сквозь наслоения множества лет.

На этой земле он родился, и обстоятельства, в которых он не был виноват, вынудили его уехать отсюда. Пусть все думают, что он уехал из-за Чейза, потому что не мог подчиниться воле дяди, потому что вел себя необъяснимо вызывающим образом. Это была правда, но не вся. Другая часть правды заключалась в том, что он считал виноватым своего дядю, бросившего его и умчавшегося на поиски людей, погубивших его мать.

Всего, что было на самом деле, не знал никто. Никто. Лейн обернулся и увидел, что Рейчел смотрит на него самыми синими глазами на свете. Хотя она и возражала против его ухаживаний, он знал, что она хорошо к нему относится и в каком-то смысле всегда будет любить. Он доверял ей в те давние времена, когда пришел к ней за помощью. Он знал: вне зависимости от того, что случилось между ними, он всегда сможет доверить ей свою жизнь. Тогда почему бы не доверить ей свои тайны?

– Когда дядя пустился на поиски братьев того человека, который напал на мою мать, он оставил меня на попечение соседки по имени Огги Оуэнс.

Рейчел кивнула.

– Я припоминаю, мои родители говорили об этом, но я была маленькая, и они всегда замолкали, когда я входила в комнату.

Он улыбнулся, представив себе малолетнюю Рейчел – с длинными косичками, бантами и оборочками.

– Чейз знал об Огги не больше, чем об обитателях Луны. Как и все остальные. Она жила отшельницей в домике-развалюхе и едва сводила концы с концами. Но когда Чейз подъехал к ее жилищу, держа меня перед собой в седле, она встретила его вполне дружелюбно.

Огги за словом в карман не лезла. Убедила Чейза, что с радостью присмотрит за мной столько времени, на сколько он меня ей оставит. Что она совсем одна с тех пор, как неблагодарный мальчишка из Техаса, которого она усыновила, убежал от нее несколько месяцев назад.

Лейн сунул руки в карманы и отвернулся, не желая, чтобы Рейчел видела его лицо, когда он расскажет все остальное, потому что сам не знал, какую часть правды он сможет от нее утаить.

– Последнее воспоминание, которое у меня оставалось от Чейза, – он сдавил меня так, что чуть не задушил, и прошептал, что вернется очень скоро. Что я должен слушаться мисс Оуэнс… и быть хорошим мальчиком.

Рейчел смотрела на его мускулистую спину. Он стоял, высоко подняв голову, расправив плечи, и смотрел на простиравшиеся перед ним пастбища. В нее закрадывался глубокий, непреодолимый страх. Что-то случилось с Лейном, пока он оставался на попечении Огги Оуэнс, что-то мрачное, ужасное, что-то такое, что будет невыносимо слышать.

– Лейн, перестаньте. Вы не должны рассказывать дальше.

– Я хочу, чтобы вы поняли – если вашему рассудку, сердцу и душе нанесли ужасную рану, вылечить ее не невозможно.

Она пошевелилась, стоя позади него. Не глянув на нее, он протянул руку. Поколебавшись, она дала ему свою. Пальцы их переплелись, они смотрели на землю, над которой все выше поднималось летнее солнце.

Лейн откашлялся. Она испугалась, что увидит слезы у него на глазах, и когда он заговорил опять, она продолжала смотреть вдаль.

– Огги Оуэнс была неопрятной, неряшливой женщиной. По сравнению с ее каморкой свинарник показался бы дворцом. Она кинула мне подстилку в угол и предупредила, чтобы я вел себя хорошо, иначе она изобьет меня до смерти. Я не сомневался, что она так и поступит.

Меня никогда в жизни не били. И я никогда не делал ничего такого, чтобы заслужить порку. Я был ужасе. Моя мама только что умерла у меня на глазах, потом Чейз тоже меня бросил. Я не собирался ничем расстраивать Огги. Я собирался быть самым хорошим мальчиком, какого она когда-либо видела.

В тот день после ужина она принялась пить и кричать о неблагодарном мерзавце-мальчишке, который сбежал от нее после того, как она его приютила и отдавала ему все, что могла, многие годы. Она сказала, что молила Бога послать ей кого-то вроде меня, и что Бог, наконец, услышал ее мольбы. Чем пьянее она становилась, тем страшнее мне было, потому что она как-то странно на меня посматривала.

Рейчел не могла сдержать холодного озноба. Она была в ужасе. Но она излила ему свою душу в тот вечер, когда он остался у нее обедать, а теперь – она это понимала – Лейн тоже нуждается в подобном разговоре. И ей ничего не остается, как выслушать его.

– Моя жизнь и без того рухнула, а в ту ночь она изменилась навсегда, потому что Огги заставила меня лечь с собой в постель.

– Я не желаю слушать дальше, – прошептала Рейчел, крепче сжимая его руку.

– Я избавлю вас от гнусных подробностей. Все, что вам нужно знать – это что она не имела права сделать со мной то, что она сделала. Никто не имеет права заниматься такими вещами с ребенком. – На последних словах его голос дрогнул, наконец он глубоко вздохнул, как если бы огромная тяжесть свалилась с его плеч.

– И все это продолжалось до возвращения Чейза? Как вы могли выдержать все эти годы?

– Я был всего лишь маленьким мальчиком, как Тай. У детей нет выбора, – сказал Лейн, пожав плечами. – Когда мне было около двенадцати лет, я убежал и вернулся на ранчо «Кончик хвоста». Там, в доме, был спрятан револьвер, тот, из которого моя мать убила себя, а я подобрал его. Я спрятал его от дяди, когда он хоронил маму, потому что в моем детском уме сложилось убеждение: раз он, револьвер, убил маму, он может также убить и Чейза.

Пальцами свободной руки Лейн пробежал по рукояти, а потом продолжал:

– В то время у Огги был наемный работник, бродяга. Предположив, что я вернулся домой, она послала его за мной. Я опять спрятал револьвер. Мне ничего другого не оставалось, как вернуться к ней. Я голодал и совершенно не представлял себе, куда обратиться за помощью. Но в ту ночь я взбунтовался. Я сказал ей, что убью ее, прежде чем позволю прикоснуться к себе хоть раз. Я был уже почти с нее ростом. Она отступила и сказала, что я слишком вырос и уже ей не по вкусу, что я уже не тот милый мальчуган, каким был прежде. После чего она оставила меня в покое, если не считать того, что отпустила своего работника, и мне пришлось работать за двоих.

Рейчел закрыла глаза, чтобы не видеть жестоких картин, которые представлялись ей при этих словах. Когда Чейз Кэссиди по незнанию оставил племянника в руках душевнобольной женщины, Лейн был младше, чем Тай.

– А когда Чейз, наконец, вернулся?

– К тому времени мне было пятнадцать, почти шестнадцать. Когда Огги как-то раз поехала в город за продуктами, она услышала, что Чейз вышел из тюрьмы. Не сказав мне ни слова, она продала свой кусок земли вашему свекру, нагрузила повозку теми вещами, которые жаль было бросить, и уехала, оставив меня. Когда неделю спустя вернулся Чейз, он взял меня домой.

– А что он сделал, когда узнал все об Огги?

– Бог мой, Рейчел, неужели вы думаете, что я мог ему рассказать? До сегодняшнего дня я никому этого не рассказывал.

Рейчел повернулась к нему. Она положила руку ему на руку и попыталась представить себе, каково это было – нести груз прошлого все эти годы, заперев его в своей душе. Внезапно ей стало понятно его почти необъяснимое поведение в юности. Стало понятно, почему он был таким непослушным и почему возненавидел родного дядю.