Литмир - Электронная Библиотека

– Так, ничего особенного, – ответил Кари.

А скальд счел необходимым вставить:

– Ничего особенного, Эвар, если не считать крови, слез, позора и унижения, которыми так богата наша земля.

Эвар постучал пальцами по столу. Что-то хотел сказать, но промолчал.

А Сигфус сказал:

– Наша земля, как говорят старые люди, никогда не была скудна унижением и позором, но особенно в этом отношении отличилась она в наши дни.

Тейт развил эту мысль, добавив, что можно натягивать тетиву на луке до определенного предела, после чего она разрывается. Или ломается сам лук. Тетива – это человеческое сердце. Можно человека унижать до определенного предела. А потом лопается, но не сердце, а терпение… Эвар сказал, что можно, конечно, сидеть и ждать у моря погоды. То есть сидеть и ждать, когда лопнет это самое людское терпение и жизнь переменится к лучшему. Можно – а может быть, и должно – на жестокость отвечать жестокостью. В земле Наумудаль, сказать к слову, зим десять назад перебили не менее дюжины богатых бондов, а конунга сожгли живьем. Но ничего путного из этого не вышло: появились новые богатеи и новый конунг…

– Нет, – заключил Эвар, – надо уходить отсюда. Больше того – бежать! И чем скорее – тем лучше! Вот мое мнение!

– И мое, – присоединился к Эвару Тейт.

Он продолжал:

– Я давно говорю Кари: жизнь крайне запутанна, люди запуганы, бедность – в каждом уголке, и из каждого угла на тебя незримо направлено копье или лезвие меча. Разве это жизнь?..

Эвар глотнул браги. И одобрительно закивал головой. Потом сказал:

– Мы никого не уговариваем.

Сигфус посмотрел на брата. Тот сказал:

– Уговаривать некого и незачем. Я пришел, чтобы поговорить о сроке. Только о сроке.

– Он не один, – сказал Тейт. – С ним жена.

– Да, – подтвердил Кари.

Эвар поморщился:

– С женщинами всегда хлопоты… Но если речь идет о бегстве…

– Только о нем, – сказал Кари.

Тейт подивился перемене, происшедшей с его молодым другом: за сутки он стал неузнаваем. Сколько морщин пролегло на его лбу? Сколько же зим прибавилось? Сколько седин? А голос? Ведь и голос сделался другим. Это голос не того, не позавчерашнего Кари, но другого, вдруг возмужавшего. И в глазах его зажглись огоньки, которых прежде не замечалось. Верно сказано: обстоятельства меняют человека, а испытания мужчину делают настоящим мужчиной.

Тейт сказал, обращаясь попеременно то к Эвару, то к Кари:

– Кари решил плыть на запад, плыть до тех пор, пока не повстречается твердая земля, годная для существования. Могу сказать: нет ничего опасней, но нет и ничего благороднее, чем открывать новые земли. Они нужны людям. Я уверен, что скоро многие поплывут на поиски. Я бы и сам ушел куда глаза глядят, но скальд, как преступник, прикован к своей земле – хорошая она или плохая. Песни слагаются только на родной земле, под родным небом. А на новой земле слагать песни только новым скальдам.

Голос его дрогнул. Немного браги могло вернуть ему душевное равновесие, и скальд отпил ее.

– Мне теперь ясно, – сказал Эвар. – Мы отплываем! Решено бесповоротно?

– Да, – кивнул Кари.

– А смерть?

– Какая смерть?

– Обыкновенная, – рассмеялся Эвар. – Плыть на запад, это тебе не по фиорду плыть.

– Наверное, так.

– Смерть вокруг: под килем, у паруса, за бортом. Ты это представляешь себе?

Кари не раз плавал и на север, и на юг. Правда, не так уж далеко, но все-таки… Он спросил лишь одно:

– Когда же мы отплываем?

– Мы отплываем через неделю, много – две. Будешь ли ты готов к тому времени?

Кари посмотрел на Сигфуса. И за него ответил Сигфус.

– Да, будет готов!

– Это хорошо.

Потом они стали обсуждать, где лучше встретиться, где грузиться, откуда начинать плавание. Эвар назначил сбор на север от фиорда, в заливчике, известном на всем побережье как Залив Трех Холмов, ибо окаймляли тот залив, очень удобный для стоянки кораблей, три горушки, поросшие соснами.

Эвар дал слово, что будет дожидаться Кари, который выговорил себе все же несколько льготных дней. Эвар не мог взять в толк, к чему они, зато прекрасно поняли эту просьбу Сигфус и Тейт.

– Что же, – сказал Эвар, – значит, по рукам?

И они ударили по рукам.

III

Скальд Тейт сказал Гуннару:

– Твой Кари бродит по лесу, подобно серому волку. При нем меч и секира. Вместе с ним Сигфус. Они ищут встречи с Фроди. И встреча эта не предвещает ничего хорошего.

– Это так, – согласился Гуннар.

– Я не стал отговаривать…

– Правильно поступил, Тейт. Человек живет на земле только один раз, и эта жизнь должна быть прожита по-человечески.

– И я так думаю, Гуннар.

Оба были весьма озабоченны. Тейт сказал:

– Если Кари останется жив, ему все равно не будет жизни на этой земле.

– Он уплывает, Тейт.

– А как же вы?

– Мы постоим за себя. Сигфус останется здесь, он будет рядом. Будет кому отомстить за нас в случае чего…

– Никто не знает, останется ли Кари в живых… – Скальд хотел сказать, что не очень верит в Кари-бойца, и тем хотел подготовить Гуннара к худшему…

– Жаль, что он раньше не уплыл. Надо было послушаться тебя.

Он добавил, что если бы Кари и проглотил невыносимую обиду – все равно это не было бы жизнью, это было бы существованием, подобным тому, на какое обречены бараны.

Тейт согласился с ним. Он уразумел, что в доме Гуннара все решено, все взвешено и здесь готовы ко всему. Ибо то, что совершил Фроди со своими головорезами, редко случалось на этой земле.

– Теперь Кари нет иного пути, – заключил Гуннар.

Тейт в двух словах рассказал об Эваре и опасном путешествии, которое предстоит его кораблю.

– Возможно, прощание будет подобием похорон…

– У всех у нас вместо сердца – один пепел, – сказал Гуннар.

IV

Скальд Тейт переплыл фиорд и посетил дом Скегги. Гудрид он не видел. С того черного дня она сидела в своей горнице и не показывалась на глаза посторонним. Скегги обо всем был осведомлен. Он тоже, как и Гуннар, полагал, что Кари поступает правильно: если он сумеет сохранить свою душу и отомстить Фроди, то лучшее – бежать отсюда, бежать без оглядки.

– А Гудрид? – спросил осторожно Тейт. – Что думает она?

– Ей нечего думать после того, что произошло. Она заодно с Кари. У нее две дороги: одна в глубокое место фиорда с камнем на шее, другая – за море. Возможно, и за морем ждет ее гибель, но зато гибель без позора. Она только ждет условленного знака.

Поздно вечером, сидя возле очага в полном одиночестве, скальд говорил себе:

«Пусть скудна наша земля, пусть мрачны скалы и пусть холод сковывает зимою, точнее – большую часть года, все живое… Можно счастливо жить и на такой земле. Но вот молодой Кари… Доживет ли он до утра? Где он сейчас? И что будет с ним днем, если доживет до этого дня?.. А дальше? Есть только одна возможность. Одна-единственная и – никакая другая! Совет ему дан верный, решение принято правильное… Теперь все зависит от судьбы…»

И скальд сложил песню про несчастливую землю и сына ее, который вынужден бежать, бежать куда-нибудь подальше… Грустная была песня. Хотя память скальда хранила множество грустных песен, эта была – особенная, душераздирающая.

33
{"b":"114927","o":1}