— Виина!
— Без разницы.
Ты ничтожество, сказала я. Полное, абсолютное ничтожество, неведомо каким образом оказавшееся в близком родстве со мной.
— Угу, — протянул он лениво. — Усек. И чего? Я ж твоим мелким послал подарки? Ну поставили фингал этой козе. Сколько у меня было фонарей? Сотни! Бывает, глаза продеру — на морде фингал. А откуда? Хрен его знает.
Достал меня братец окончательно.
— Слушай, Ларри, ты у меня вот уже где!
— Да что ты говоришь? С чего бы это? Скажешь, я ее под дулом пистолета с этим парнем обженил?
Он прав, конечно, но, полная негодования, я решила, что он заслуживает кары.
— Чтоб ты знал, в Англии оружие запрещено. А когда запретили и охоту на лис, правительство посчитало необходимым наложить вето и на любые выражения, хоть как-то связанные с агрессией: рубить сплеча, поразить цель, под шквальным огнем. Все это теперь запрещено законом. Так что в следующий свой приезд сюда придержи язык, братик. — Я вздохнула с сожалением.
Есть! Заглотнул крючок.
— Гонишь? Считай, я не слышал. Это ж фашизм! — взревел Ларри. Я так и видела его гримасу и скрюченные пальцы, вцепившиеся в волосы.
— Не вздумай тут ляпнуть что-нибудь вроде палить по воробьям, одним выстрелом двух зайцев убить, применить тяжелую артиллерию…
— Е-мое! И когда ж эту чертовщину запускают?
Ларри в агонии, ха-ха. Джунгли Амазонки, среди которых он живет, своим безумным галдежом заглушали его голос. В особенности отличалась одна из птиц. Жизнь хорррроша! — неслось через океан.
— Завтра в полдень, — любезно ответила я. — Минута молчания в память обо всех застреленных представителях человечества — и капут военным метафорам.
В одной рубашке, разбросав в стороны ножки-палочки, Дэниэл сидел на шахматном полу ванной. Мы притащили сюда весь конструктор «Дупло», сотни разноцветных пластмассовых кубиков, — они так задорно шуршали, если покатать их в ладонях, и так весело скакали по кафелю, падая с построенной совместными усилиями гигантской башни.
— Следите за его краником, а башню я и сам отремонтирую, — сказал Энди.
Он распластался на полу ванной — в пыльных кроссовках на босу ногу и джинсах цвета пасмурного неба. На джинсах, кстати, оторван задний карман — я это знала с утра, поскольку теперь я изучаю Энди, как прилежная студентка. Я и в ванной разглядывала его, как новоиспеченная возлюбленная, — отметила и завитки волосков на лодыжках, и небольшое темно-красное родимое пятно, едва прикрытое волосами на шее, и белесый шрам над правой бровью — след юношеского увлечения пирсингом.
Мы учили Дэниэла пользоваться туалетом. Отдать его в ясли нет никакой надежды, пока он не избавится от памперсов.
— Увидите, что поднимается, — немедленно тащите Дэниэла на унитаз! Но учтите, Мелани, — добавил Энди, — он может и крик поднять.
Дэниэл посмотрел на меня. На Энди.
— Пампес! — сказал он.
— Туалет! — возразил Энди.
Полочка над ванной ломилась от шоколадных монеток и мини-пакетиков апельсинового сока — самых желанных лакомств Дэниэла. Он давно уяснил, что приз дается только за усердную работу. Решив, что в данном случае его цель — башня из разноцветных кирпичиков, Дэниэл рьяно взялся за дело.
— Хочу сок, — сказал он, на секунду оторвавшись от строительства.
— Отлично сказано, парень. — Энди глянул на пакетики, ткнул пальцем: — Дай мне сок, пожалуйста.
Дэниэл подумал, склонив голову набок, но предпочел не следовать примеру.
— Хочу сок! — повторил он, обращаясь ко мне.
Энди настаивал на своем. Подпустил театральности. Подбоченился одной рукой, другую выбросил вперед, указывая на полку:
— Мама, дай сок, пожалуйста!
Дэниэл вытянул пальчик:
— Мама, дай сок, пожалуйста!
Он тут же получил свой сок и шоколадную монетку в придачу — за старания.
— Начинается! — заорала я.
— Туалет! — выпалил Энди.
— Пампес! — взвизгнул Дэниэл.
Я подхватила его с пола, усадила на унитаз и держала обеими руками, пока он вопил, брыкался и драл на мне волосы.
— Хватит хохотать, Энди!
Он ухмыльнулся:
— Кажется, вам не помешает переодеться.
Дэниэл промахнулся мимо унитаза, залив мне всю рубашку.
На кухне я сняла рубашку, бросила на пол перед стиральной машиной и прошла к балконной двери, чтобы взять чистую футболку с веревки в саду. Вся в мыслях о том, сможет ли Дэниэл когда-нибудь распрощаться с памперсами, я как-то упустила из виду, что дефилирую по дому в шортах и лифчике. Зато Виина не упустила. Она играла с Эмили в больницу: ясное дело, Эмили была доктором, с пластмассовым стетоскопом на груди, а бедняжка Виина подвергалась обследованию, лежа на столе.
— А ты больше не похожа на ходячий скелет! — крикнула она мне в спину.
Я вернулась в ванную, где место башни уже заняла стоянка машин. Добрая дюжина авто расставлена по местам, однако в центре нашего внимания только одна, пожарная машина. Ей предназначалась главная роль. Энди достал из кармана свечку и простенькую одноразовую зажигалку. В восторге от пластмассового брусочка, Дэниэл разглядывал жидкий газ внутри, будто в микроскоп смотрел.
— Девянацать, восенацать, семь! — сказал он.
Энди взял у него зажигалку, подбросил на ладони, присмотрелся к блестящей и гладкой, как леденец, поверхности.
— Молодчина, все правильно! — кивнул он Дэниэлу.
На дне зажигалки едва проглядывали крохотные цифры, которые Дэниэл уже выучил.
Крутанув колечко, Энди добыл огонь из зажигалки, поднес к нему фитилек свечи.
— Пожар, пожар! — воскликнул он. — Подавайте пожарную машину, срочно!
И Дэниэл покатил пожарную машину по дорожке, лавируя между припаркованными авто. Завывая сиреной, он приближался к свече, которая грозила спалить красный «мини» — фаворита Дэниэла. Красный — его любимый цвет. Как только пожарная машина добралась до свечки, Дэниэл надул щеки и затушил огонь.
Мы с Энди устроили овацию. Дэниэл перекатился с живота на спину, сел на полу и улыбнулся, довольный:
— Я потуший пожай!
Спустя три часа мы вернулись в гостиную. Все это время мы катали машинки, пускали мыльные пузыри, устроили пикник для паровозиков, уговорили Дональда Дака сыграть в прятки с Плуто. Дэниэл два раза пописал в унитаз и, поднатужившись, сработал кое-что посерьезнее. Как только он осознал, что ему обещано за пользование туалетом (шоколадка) и чего он не получит ни при каких условиях (памперс), он начал сдавать позиции.
— Больше никаких памперсов! — заявил Энди, при всем этом присутствовавший. — Не желаю больше видеть памперсы на этом парне!
Кто бы поверил в подобное начало романа? В компании с ребенком, временами сильно напоминающим Маугли, на фоне таких непривлекательных декораций, как унитаз. И все же Энди был рядом, и глаза его светились нежностью ко мне и моему сыну. Моей дочери Энди утром вручил карандаши, завернутые в бумагу и перевязанные резинкой. Дэниэл получил обожаемый апельсиновый сок и божью коровку, которая машет крыльями, если потянуть за веревочку.
— А ночью?
— Нет.
— А когда в магазин пойдем?
— Нет. Если припечет, можно и на улице пописать.
— Угу. Боюсь, прохожие будут недовольны.
— Прохожие? — Качая головой, Энди достал папиросную бумагу, ловко скрутил сигаретку и провел языком по краешку листка, запечатывая тонкую трубочку. — У прохожих нет детей-аутистов, Мелани. А значит, нет и права на недовольство.