— Тебе совершенно ничего не следовало бы. — Маркус крепко взял друга за плечо и повел его прочь от лестницы по коридору к конторе стряпчего.

Виконт Беркли, Реджинальд, Реджи был самым близком и старинным другом Маркуса. Их владения были расположены в одном графстве, и выросли они по соседству. Во многих отношениях они были похожи как братья. В других же большего несходства и представить себе было невозможно.

У Реджи была крайне раздражающая склонность представлять себя в виде благородного рыцаря, который спасает простых и знатных девиц, попавших в беду. По большей части леди, о которой шла речь, не хотела и не нуждалась в предлагаемом спасении, а Реджи всегда вместе с помощью предлагал свое сердце.

Что же до Маркуса, он явно не был спасителем беспомощных дам, но у него всегда была страсть к тайнам, и в глубине души он долго разгадывал загадку пары прекрасных глаз, приятно округлых бедер и общего облика девушки, контрастирующего с ее очевидными житейскими обстоятельствами. По опыту он знал, что только женщины, равные ему по рождению, встречают мужской взгляд с непоколебимой прямотой, которую проявила эта особа, но такие женщины попадаются крайне редко. Честно говоря, женщины, которых он мог припомнить, говорившие с ним так твердо и прямо, были только среди тех, которым его поручили в детстве. Его мать, конечно, няньки, гувернантки…

Он фыркнул.

— Полагаю, твоя дева, попавшая в беду, более чем в состоянии сама о себе позаботиться. Готов поспорить на крупную сумму, что означенная леди привыкла плавать в гораздо более ненадежных водах, чем те, которыми являются улицы Лондона для мисс без сопровождающих лиц. Я думаю, она привыкла иметь дело с той самой очень неприятной формой жизни, — он открыл дверь в приемную конторы Уайтинга и усмехнулся другу, — с детьми.

Не прошло и двух часов, как из головы Маркуса вылетели все таинственные женщины, решительные гувернантки и беспомощные девы.

— Это нелепость, вот что я думаю, — заявил Реджи, вероятно, в сотый раз. Степень его негодования росла вместе с поглощением превосходного бренди Маркуса. — Я поверить не могу…

— А я могу. У моего отца всегда была интересная манера давать мне ровно столько веревки, чтобы я мог повеситься.

— Сколько веревки? — Реджи снова протянул ему пустой стакан.

— В основном это в переносном смысле. — Маркус пожал плечами и налил виконту бренди.

Оба уютно расположились в просторной библиотеке Пеннингтон-Хауса, служившего последние два столетия местом пребывания в Лондоне семейства Холкрофт и графов Пеннингтон, а с тех пор как друзья стали взрослыми, их личным убежищем. — И вот теперь отец, ничего не сообщив, конечно, предоставил мне разумное количество времени, как ему кажется…

— Тридцать лет? — Реджи посмотрел на Маркуса поверх своего стакана. — Это и есть веревка?

— Именно. Достаточное количество времени в глазах многих, чтобы обзавестись женой по собственному выбору. То, что я до сих пор не сумел этого сделать, означает, что теперь я теряю право это сделать. — Маркус откинулся к краю стола и задумчиво глотнул бренди. — Поскольку я не отбрасываю мысли о том, чтобы этот выбор вырвали у меня из рук, я должен признать, что способ, которым это было проделано, весьма умен.

— Вот как?

— Если бы я знал об этом предельном сроке женитьбы, я мог бы вполне выбрать жену на основе только соответствия. Положение в обществе, финансы и все такое. Мой отец, видишь ли, был своего рода романтиком. Если бы я узнал о его намерениях, пришлось бы отставить в сторону всякую там привязанность, даже любовь, если хочешь. Он очень верил в союзы сердец. — Маркус фыркнул. — О да, он был чрезвычайно умен. Когда-нибудь я проделаю то же самое со своим собственным сыном.

— Послушай, Маркус, мне кажется, ты чертовски возмущен всем этим.

— Был возмущен. Нет, все еще возмущен, но мой гнев смешан с восхищением. — Он вздохнул. — По правде говоря, Реджи, он ведь протянул руку из могилы и схватил меня за…

Дверь в библиотеку распахнулась, и в комнату, точно порыв безжалостного злого ветра, ворвалась вдовствующая графиня Пеннингтон.

— Маркус Алоизий Гренвилл Гамильтон Холкрофт, вы намерены или не намерены жениться на этой девушке?

Реджи с благоговейным ужасом вскочил на ноги. Вдова седьмого графа Пеннингтона часто внушала такое чувство всем, кроме ее покойного мужа и сына.

— Добрый вечер, миледи. Как всегда, мне очень прия…

Леди Пеннингтон жестом велела ему замолчать и остановилась в нескольких шагах от своего единственного чада.

— Итак, да или нет?

— Добрый вечер, матушка, — ласково сказал Маркус. Он был вечно благодарен Создателю за то, что не унаследовал материнской склонности к драматическим выражениям своих страстей. — Вижу, вы уже слышали новость.

— Конечно, слышала. Я была здесь, когда мистер Уайтинг пришел сегодня утром с этим ужасным условием. Стоит ли говорить, что вас, как всегда, нигде нельзя было найти.

— Подумать только. — Маркус попытался не улыбнуться при этом обвинении.

Он любил мать, как положено всякому хорошему сыну, но предпочитал держаться от нее на расстоянии. Особняк в Лондоне и дом в усадьбе Холкрофт-Холл были достаточно просторны, — а интересы матери и сына довольно сильно отличались друг от друга, — так что это давало им возможность мирно сосуществовать в те месяцы года, когда нельзя было избежать совместного проживания. Маркус давно уже подумывал о покупке собственного особняка, хотя на самом деле даже когда мать и сын находились оба в одном доме, их дороги редко пересекались. Маркус считал и полагал, что мать с этим согласна, что оно и к лучшему.

— Если бы вы не тратили попусту вашу жизнь до сих пор, вы были бы уже давно женаты и, может быть, имели бы наследника. — Леди Пеннингтон блеснула глазами, словно неудача Маркуса с женитьбой и размножением была частью великого заговора, зачеркивающего смысл и цель ее жизни. — Теперь у вас есть выбор.

— Судя по всему, нет, — возразил Маркус.

— Вы не кажетесь огорченным такой перспективой. — Мать с подозрением смотрела на него. — Почему же нет?

Маркус пожал плечами, словно мысль о женитьбе на девушке, которой он и в глаза не видел, не имела никаких последствий и не была самой возмутительной перспективой, какая когда-либо приходила ему в голову. Не была той мыслью, от которой он не видел возможности спастись.

— Вашего огорчения хватит на нас обоих. — И он невольно глотнул бренди.

— Мое огорчение совершенно уместно по причине ужасающей природы этого положения. Вы ведь понимаете, каковы будут последствия, если вы не женитесь на девице Таунсенд, не так ли? Вы потеряете все ваше состояние, все до последнего гроша.

— Да, но я сохраню титул и поместье, а также этот дом.

— Ни титул, ни поместье ничего не значат, если вы не можете их содержать! — выпалила леди Пеннингтон. — И потом, как же я, Маркус? Разве мистер Уайтинг не объяснил, что я тоже все потеряю? Все, что ваш отец мне оставил? Доход, который, должна заметить, позволял мне жить, не посягая на ваши средства. Он позволял мне жить практически независимо. — Она принялась ходить взад-вперед по библиотеке. — Я не зависела от ваших денег ни в единой мелочи. Я могла сама решать за себя, а вы — за себя. Действительно, когда я смотрю на моих подруг, целиком зависящих от своих семей, я чувствую бесконечную благодарность за предусмотрительность вашего отца.

— Как и я, — пробормотал Маркус. Реджи незаметно сделал шаг к двери.

— Мне, наверное, лучше уйти…

— Оставайтесь там, где вы есть, милорд. Хотя я и полагаю, что вы ничуть не лучше его. Я знаю, что ваша матушка в совершенном отчаянии из-за того, что вы не выполняете ваш долг и не желаете найти себе жену. Но мне все-таки нужен кто-то, кто помог бы моему сыну увидеть, что в этих обстоятельствах у него почти нет выбора. — Она заставила себя любезно улыбнуться. — А вы явно лучшее, что у меня есть.

— Буду рад помочь, миледи. — Реджинальд робко улыбнулся и тоскливо посмотрел на графин с бренди, стоявший на письменном столе.