— Вряд ли это можно не увидеть, — пробормотала Колетт.
— Теперь ваша очередь. — Чарити с вызовом взглянула на Гвен.
— Что ж, прекрасно. — Гвен послюнявила указательный палец и тоже подняла его вверх. — А что дальше?
Теперь мы должны соединить пальцы. — Хоуп выразительно посмотрела на Колетт. — Все должны…
Мадам Френо улыбнулась и тут же послюнявила свой палец.
— А я не стану давать никаких клятвенных обещаний, — заявила Колетт. Она скрестила на груди руки. — Не понимаю, с какой это стати я должна… что-то слюнявить.
Тут Хоуп что-то прошептала ей на ухо, и Колетт с облегчением вздохнула.
— Тогда согласна. — Она кивнула, послюнявила палец и продемонстрировала его. — Надеюсь, теперь все довольны.
— Теперь нужно, чтобы каждая прикоснулась пальцем к пальцам других. — Пейшенс прикоснулась к пальцу Гвен, потом повернулась к Колетт. — Пока каждая не прикоснется к пальцам всех остальных, наша кровь не смешается. И повторяйте за мной. — Пейшенс драматически понизила голос: — «Обещаю всей кровью в моих жилах, что я никогда не нарушу эту клятву, а иначе буду страдать от страшных и ужасных последствий. Вечно».
Все повторили клятву и провели церемонию с соответствующей словам торжественностью, пока «кровь» каждой не смешалась с «кровью» остальных.
Потом Колетт вытерла руку носовым платком, передала его мадам Френо и пробормотала;
— Да, действительно необычное переживание…
— Это нужно отпраздновать, — сказала мадам Френо. — Мне кажется, кухарка готовит что-то особенное. Полагаю, уже можно посмотреть, что именно.
Пейшенс и Хоуп тотчас же устремились к двери. Чарити пошла за ними, но затем остановилась.
— Я не думала, что вы это сделаете. Я думала, вы чересчур… чопорная, чтобы дурачиться.
— Если говорить честно, я тоже не думала. Я всегда была ужасно чопорной. — Гвен усмехнулась. — Но я подозреваю, что в будущем мы все сделаем такое, чего никак не ждем от себя.
Чарити молча кивнула и вышла из комнаты.
— Очень даже неплохое начало. — Мадам Френо улыбнулась. — Вы сказали, что были плохой гувернанткой, но что-то не верится. Полагаю, вы сумеете расположить к себе девочек.
— Эти девочки — совсем другое дело. — Гвен ненадолго задумалась. — Пожалуй, Чарити права. Я всегда была слишком чопорной и никогда не могла понять детей. Но с племянницами… Мне кажется, мы как-то связаны.
— Это в вас говорит кровь. — Колетт с отвращением уставилась на свой палец. — Кровь — весьма крепкие узы.
— И любовь, — добавила мадам Френо.
— Любовь? — «Неужели я действительно люблю этих девочек?» — подумала Гвен. Она сомневалась, что могла бы полюбить вообще кого-либо. Ведь любовь — страшная вещь. И она не гарантировала ни верности, ни безопасности.
— Кстати, о любви, — бодро проговорила Колетт. — Мы должны вернуться к серьезным вопросам. Завтра вам предстоит выйти замуж, и нужно к этому как следует подготовиться.
Допив шампанское, Гвен признала, что вино и впрямь пошло ей на пользу. И все же тема разговора вызывала у нее почти такое же головокружение, как и бренди. Но она понимала: этой беседы все равно не избежать. К тому же, наверное, неплохо было бы узнать, чего ей следует ожидать от супруга.
А он? Чего бы ему хотелось от нее?
Внезапно ей вспомнилось необыкновенное ощущение от его поцелуя. И удивительное тепло, исходившее от его тела. В тот момент ей казалось, что она растаяла от близости Маркуса. Да, в тот момент она забыла обо всем на свете, и ей хотелось лишь одного — прижаться к нему покрепче.
Тут Гвен поняла, что именно пытались объяснить ей Колетт и мадам Френо, когда говорили о наслаждении и об интимных отношениях супругов.
— Гвендолин, вы слушаете?
— Да-да… — Она кивнула. — И мне кажется, у меня множество вопросов. — Гвен улыбнулась, вспомнив, как приятны были прикосновения Маркуса. — Полагаю, что мне еще многому нужно научиться.
Глава 7
Не имеет значения, каким умным и искушенным кажется мужчина. Он всего лишь глина, которая ждет, чтобы ей придали форму руки высшего существа — женщины. Но ему об этом лучше не знать.
Хелен Пеннингтон
— Вы очаровательны, моя дорогая. — Леди Пеннингтон просияла при виде своей невестки. — Должна сказать вам еще раз, что я рада приветствовать вас в нашем доме.
— Благодарю вас, леди Пеннингтон, — в смущении пробормотала Гвен; ей казалось, что все происходящее вокруг нее просто-напросто сон, который в любой момент может прерваться.
Прошло едва ли больше двух часов после того, как утренняя служба в Пеннингтон-Хаусе навсегда превратила мисс Таунсенд в леди Пеннингтон. Пока Гвен не была официально объявлена его женой, Маркус, казалось, нервничал не меньше, чем она. Потом он встретился с ней взглядом, едва заметно улыбнулся и, коснувшись губами ее щеки, прошептал ей на ухо:
— Теперь уже поздно давать задний ход… мисс Таунсенд.
Гвен на мгновение затаила дыхание; эти слова Маркуса почему-то необыкновенно ее взволновали.
С тех пор она едва обменялась с ним несколькими фразами. Хотя венчание происходило в узком кругу — присутствовали только мадам Френо, мадам де Шабо, леди Пеннингтон и лорд Беркли, — вскоре после церемонии в дом устремился поток гостей; они прибывали по одному или парами — поначалу только для того, чтобы поздравить новобрачных. Но теперь все приезжавшие оставались, и вскоре главная гостиная Пеннингтон-Хауса была переполнена.
Даже Маркус удивлялся количеству гостей. Многие из них были, очевидно, друзьями леди Пеннингтон, и Гвен подозревала, что эта леди заблаговременно пригласила их познакомиться с молодой женой Маркуса. В большинстве своем они казались весьма приятными людьми. Ее представили матери лорда Беркли, а также герцогине Роксборо и лорду и леди Хемсли. Остальные тоже были симпатичны, хотя даже не старались скрыть свое любопытство.
Да и с какой стати? Граф Пеннингтон был завидным женихом, и вполне естественно, что появление незнакомой девицы, вышедшей замуж за этого закоренелого холостяка, вызвало множество толков.
— Ах нет, это никуда не годится. Вы не должны называть меня леди Пеннингтон. Это слишком официально. К тому же вы теперь тоже леди Пеннингтон. — Мать Маркуса ненадолго задумалась. — Вы могли бы называть меня по имени — Хелен, но и это как-то нехорошо, да? А можно… Да, вы могли бы называть меня… маман.
— Маман? — Гвен произнесла это слово на французский манер, как и леди Пеннингтон. — Что ж, я с удовольствием буду называть вас маман.
— Вот и хорошо. — Леди Пеннингтон просияла. — Знаете, у меня ведь нет дочери, поэтому мне не терпится обзавестись ею. Мне кажется, мы с вами прекрасно поладим. — Она взяла Гвен под руку и повела ее к гостям, стоявшим у окон в дальнем конце гостиной. — Внучкам я тоже буду очень рада.
— Кажется, лорду Пеннингтону не очень-то хочется иметь дочерей. — Гвен скорчила гримаску. — Однако мысль о сыновьях вызывает у него огромный энтузиазм.
— Разумеется, дорогая. Как и у всякого мужчины в его положении. Но я думаю, что он будет любить дочерей ничуть не меньше. Он у меня единственный ребенок, и я всегда сожалела об этом. Когда на семейных праздниках его окружают дети, на него приятно смотреть. Он и сам-то не более чем большой ребенок.
Гвен рассмеялась:
— Неужели мы говорим об одном и том же лорде Пеннингтоне?
Пожилая графиня тоже рассмеялась:
— Я знаю, в это трудно поверить, но по какой-то причине мой сын усвоил излишне холодный и несколько надменный взгляд, видимо, для того, чтобы держать всех на расстоянии… — Графиня внезапно умолкла, потом вновь заговорила: — Однако его поведение в обществе сильно отличается от поведения дома. Я очень надеюсь, что вам достанется… домашний Маркус, если можно так выразиться.
Гвен улыбнулась и кивнула. Ей вспомнился тот вечер, когда Маркус сделал ей предложение; он тогда сказал, что друзья считают его слишком сдержанным и высокомерным. Но ведь и она, Гвен, на людях вела себя совсем не так, как дома.