В течение всей кампании, кажется, только военная разведка была подлинно эффективным родом оружия в английской армии. По иронии судьбы, поражение Монтгомери у Арнгема было вызвано как раз единственной бесспорной ошибкой, совершенной английской разведкой в Европе, — если не считать позднейшей ошибки, имевшей место в Арденнах, ответственность, за которую английская разведка разделяет с американской. Геройская парашютно-десантная дивизия англичан, совершив свой прыжок, шлепнулась в самую гущу расположенного биваком немецкого танкового корпуса, единственного из всех немецких бронетанковых корпусов, следы которого английской разведкой были временно потеряны. Он-то и одолел спустившихся в самую середину его расположения парашютистов и успешно выстоял против последующих подкреплений.
Так закончилась, едва начавшись, большая осенняя операция, которая могла бы положить конец войне. Она явилась трагическим контрастом победам, одержанным во Франции, и оттянутые ею материальные ресурсы были безвозвратно потеряны для американских войск.
Мы так и не могли получить обратно ни автотранспортных рот, ни авиадесантных частей, пока не утратили всякую возможность использовать свои преимущества. Однако, несмотря на тяжелое поражение, части Монтгомери продвинулись вперед на пятьдесят миль. Американским звеньям авиадесантной цепи удалось удержать переправы через Маас и закрепиться на занятых позициях. Английская печать сделала все от нее зависящее, чтобы спасти репутацию Монтгомери, используя эти пятьдесят миль и правдивую историю гибели храбрых британцев у Арнгема.
За сентябрем пришел октябрь, за октябрем — ноябрь.
Если вы любитель газетных заголовков, то помните, конечно, лишь о поразительных победах, о взятии Льежа, Брюсселя, Аахена, Антверпена, Меца победоносными союзными войсками. Но мы, находившиеся на театре военных действий, в середине сентября знали, что дело плохо. Порыв растрачен впустую. Уже в начале сентября мы знали, что Эйзенхауэр отобрал у американских армий излишки сухопутных транспортных средств и всю грузоподъемность авиации; знали, что порыв будет растрачен впустую. Брэдли был разбит — за столом конференции. Это было его первое поражение.
Омар не уступил без боя. Он дрался упорно, стремясь сломить сопротивление командных и управленческих органов в тылу. Упорно, но не очень удачно. Он поставил себе задачу тем или иным путем сосредоточить оставленную в его распоряжении часть американских запасов на континенте, чтобы попытаться спасти положение на фронте. Его наступающие части еще располагали некоторым количеством боеприпасов, а впереди не предвиделось особенно крупных расходов — до подхода к укреплениям самого Западного вала. Что касается продовольствия, то его можно будет хотя бы частично доставать на месте. Но надо во что бы то ни стало раздобыть бензин.
Брэдли попробовал съездить в Париж и договориться там «неофициально» с американскими интендантами, контролирующими те каналы, по которым он получал свой тоннаж. Он просил их не думать о продовольствии, боеприпасах и даже зимнем обмундировании, находившемся в трюме судов, уже стоявших в Шербурском порту, — не думать обо всем этом, прекратить всякое планирование и канцелярщину и мобилизовать всех людей и все грузовики на переброску бензина. Он сказал им, что если бы мог в течение шести дней получать шесть тысяч тонн бензина в сутки, то через неделю покончил бы с войной. Видя, что возможность ускользает от него, он потерял равновесие и пришел в неистовство. Это не помогло.
Американские интенданты КОМ-3 оказались на высоте положения: они послали ему бензин, нарушив весь порядок снабжения от Европы до США. Они послали бензин автотранспортом, а поскольку весь лишний автотранспорт находился в распоряжении Монтгомери, получилось по принципу "Нос вытащишь хвост увязнет". Увеличение подачи бензина вело к сокращению подачи других материалов. А сокращение подачи других материалов, питающих фронт, вело к нарушению сложного графика. В конечном счете, все это привело к отставанию в разгрузке судов, находившихся в Шербурской гавани; некоторые были даже отосланы обратно в Англию неразгруженными, чтобы освободить место другим судам.
Омаром овладели беспокойство и тревога. Штабы обеих его армий были сбиты с толку и возбуждены до бешенства: они видели, что железо остывает, и торопились. Они старались достичь слишком многого слишком малыми средствами, и войска стали об этом догадываться.
По мере восстановления мостов вслед за американской армией медленно передвигались вперед и головные разгрузочные железнодорожные станции. Полз вперед и бензопровод. Мало-помалу снабжение налаживалось. Но к этому времени грузовики начали изнашиваться, а погода — упорно ухудшаться. Цифры изношенных и разбитых машин на маршруте "Красная пуля" стали приобретать фантастический характер.
После того как Монтгомери второй раз жестоко подвел его, Эйзенхауэр опять прислушался к настояниям Брэдли — дать ему, Брэдли, возможность продолжать наступление. Но было уже поздно. Не имея достаточного количества запасов и уже утратив свой напор, обе американские армии предприняли общее наступление в ноябре. Они продвинулись вперед, вгрызлись в Западный вал и даже прорвали его в трех местах. Но полного прорыва осуществить не удалось. То ли не хватало блестящего замысла, то ли четкости в его проведении, обеспечившей успех у Сен-Ло.
Генерал Маршалл в своем официальном отчете объясняет неудачу ноябрьского наступления плохой погодой. Причина неудачи была не в этом: позже американская армия доказала, что она умеет одерживать победы при гораздо худшей погоде. Причина неудачи заключалась в том, что весь порыв и напор американских армий были убиты, когда Эйзенхауэр остановил их, отняв у них всю их надежду на продвижение — то есть услуги добавочных авторот и огромную подъемную силу авиации, участвовавшей в операции у Арнгема. Сам Брэдли был теперь сбит с толку. Ему приходилось вести затяжную войну, а это не было его специальностью.
После неудачи ноябрьского наступления встал вопрос о том, закрепиться ли на зиму у германской границы, или попробовать продвинуться дальше. Брэдли по-прежнему считал, что останавливаться — это все равно, что предлагать немцам заделать бреши в Западном вале и безмерно увеличить количество жертв, в которые нам обойдется прорыв к Рейну. Если мы будем ждать, каждую огневую точку придется брать с боем. И Эйзенхауэр нехотя разрешил ему наступать.
Паттон всю осень неудержимо рвался в наступление; он только и толковал о прорыве Западного вала, о форсировании Рейна и об ударе на Франкфурт без запасов и даже если бы ему пришлось самому толкать машины руками. И победы Паттона, к его поражения в равной мере были следствием его веры в то, что в трудных обстоятельствах боевой дух и отвага могут заменить численный перевес и огневую мощь. Его передовые маневренные колонны, приблизившись к германской границе, ворвались в укрепления Меца, почти не встретив сопротивления. Но, как и в Бресте, он убедился, что между вступлением авангарда в укрепленный город и прочным овладением этим городом — большая разница. Не имея возможности за отсутствием бензина подтянуть пехоту, он был выбит из Меца. Когда же, наконец, ему удалось собрать достаточно войск, чтобы произвести свою первую атаку значительными силами, он потерпел поражение, которое чуть не стоило ему всей его репутации, хотя остается еще под вопросом, была ли неудачной тактика самого Паттона или это один из его корпусных командиров привнес в нее кое-что от себя.
В укреплениях Меца можно различить три формации: прежде всего средневековые фундаменты, каменная кладка которых достигает двадцати футов толщины; на них возвышаются тяжелые контрфорсы, возведенные в 1870 году; и, наконец, над ними — укрепления, построенные после первой мировой войны. Они-то и оказались для Паттона камнем преткновения.
Один талантливый немецкий командир сформировал из группы офицеров-стажеров строевую часть и при ее помощи организовал оборону этих укреплений. Эта часть сковала XX корпус Третьей армии. У Паттона не было ни людей, ни артиллерии для штурма; что же касается авиабомб, то они разбивались о мощную каменную кладку без всяких последствий, словно сырые яйца о зад слона. Только в конце ноября Паттон получил возможность начать штурм крепости и занять ее. Практический вывод из всей этой операции мог быть только тот, что первоначальная "Схема победы", к которой Брэдли старался склонить Эйзенхауэра, в августе была вполне осуществима. Ибо Мец, являвшийся ключевой позицией всего района, был первоначально занят почти без всякого сопротивления. Немцы тогда отступали по всему фронту: они не имели живой силы даже для заполнения внешние фортов Меца. Только после того как Паттон был оставлен без бензина, к противнику вернулось мужество, и он решился вступить в бой.
