Американская артиллерия специализировалась на так называемой «серенаде». Это такая система управления артиллерийским огнем, при которой орудия разных калибров и разно удаленные от цели стреляют по детально разработанному графику, благодаря которому все снаряды накрывают цель одновременно: график рассчитан так, что ближние батареи бьют, когда снаряды дальнобойных орудий уже летят. Пехота 30-й дивизии во взаимодействии с «серенадами» расположенных за нею батарей остановила четыре дивизии грозных немецких танков под Мортэном, не уступив даже такого клочка территории, на котором мог бы уместиться приличный заголовок вечерней газеты.

Бой длился три дня без перерыва. Когда он окончился, можно было подвести итоги: американская армия совершила многомильный переход, пользуясь единственной узкой дорогой вдоль побережья, заняла расположенный на холме город Авранш и его окрестности и вышла к основанию Брестского полуострова.

Чтобы сделать понятной ту свободу действий, которая открывалась перед Брэдли после того, как Третья армия проникла в немецкие тылы, нужно на миг отвлечься от хроники подвигов англо-американского оружия и отдать должное движению внутреннего сопротивления во Франции. Подпольная армия всегда окружена романтическим ореолом, и ее преувеличенные восхваления, естественно, занимают видное место в военной пропаганде, а потому каждый из нас, кому впервые пришлось столкнуться с партизанскими силами во Франции, и позднее в Бельгии, — был поражен их большими достижениями в трудных условиях. В полевом штабе приходится из романтических легенд отжимать фактическую суть дела. Рассказы о личном героизме французских партизан, о неравных схватках с врагом во имя идеи мы выслушивали с уважением, но без особого интереса, считая; что это — материал для беллетристики, для истории, которая возвеличит павших мучеников. Но нам пришлось изменить свое отношение, когда мы убедились, что, по крайней мере, шесть живых и реальных немецких дивизий заняты борьбой с Сопротивлением, настолько это Сопротивление серьезно, — шесть дивизий, которые при других обстоятельствах стояли бы против нас в Бокаже. И даже закоренелые скептики должны были призадуматься, когда пленные немецкие офицеры рассказывали нам о том, что в Центральной Франции немцы живут под вечным страхом, что они не смеют выйти без оружия, стеснены в своих передвижениях и, в сущности, еще до нашего прихода потеряли власть над некоторыми, довольно значительными районами.

Попав в тиски между нами и Сопротивлением, немецкое верховное командование вынуждено было, в конце концов, прибегнуть к дивизиям, несшим полицейскую службу в Центральной Франции, для подкрепления своей нормандской армии. Но как только немцы ослабили полицейский нажим, деятельность маки стала возрастать в геометрической прогрессии. На низменности к югу от Бокажа и дальше у немцев не осталось войск, чтобы блокировать дорогу и тормозить наше продвижение. Французские партизаны частью разбили, частью парализовали их.

Для наступающей армии — вопрос жизненной важности: может ли она пройти через занятый город, обстреляв только прилегающие к дороге кварталы, или же должна задержаться, чтобы выловить одиночек, которые шлют в вас пули из любого окна и которые, если их оставить на свободе, будут потом пускать под откос ваши эшелоны с боеприпасами. На всем пути от Сен-Ло до немецкой границы нам не пришлось беспокоиться ни за один город, остававшийся у нас в тылу. Стоило одной американской машине появиться на улице города — и через несколько часов оказывалось, что местное население перебило или обезоружило весь немецкий гарнизон. Маки заранее расставили капканы, и их стальные челюсти смыкались быстро и свирепо. Каждый высланный вперед разведчик означал не одну пару глаз, а двадцать.

— Вон в том лесу немцы, их около тысячи наберется, но машин у них нет; за тем холмом, сейчас же за поворотом дороги, — противотанковая ловушка, а по этой дороге можете ехать спокойно, дядя Анри ходил по ней утром, и немцы оттуда еще ночью ушли.

Трудно даже учесть, как это важно для морального состояния наступающей армии — знать, что кругом друзья. Для каждого отдельного солдата это значит, что если он отбился от своих, его выведут на верную дорогу; если он попал в окружение, его спрячут, пока не подойдет помощь. И это не лживое дружелюбие побежденных, внушенное силой, это искренняя дружба людей, которые ненавидят нашего врага еще больше, чем его ненавидите вы.

История, которая попытается приписать честь победы союзников во Франции и в Бельгии только артиллерии и авиации союзных армий, будет неполной. Установлено, что французское Сопротивление заменило нам лишние два десятка дивизий, а может быть, и больше. Позднее нам дважды пришлось убедиться в этом: во-первых, когда немецкий гарнизон Парижа был разбит еще до появления первого союзного солдата; во-вторых, когда мы перешли немецкую границу и почувствовали во всей остроте, что значит идти вперед, когда в тылу у тебя остаются не друзья, а враги.

Все это разъяснит отчасти, почему во Франции так важно было прорвать оборону немецких полевых армий. Пока армия противника прочно сидит в городах и селах, партизаны могут только перешептываться о своих планах; но когда приближается армия-освободительница, они способны сеять смерть, страх и смятение в рядах отступающего врага.

И выйдя на простор за Авраншем, американские армии, словно раскаленные ножи, врезались в тылы противника, уже дезорганизованные сопротивлением французских партизан.

Кампания, начавшаяся прорывом на Брестский полуостров, была довольно сумбурна, — то есть отличалась непоследовательностью, резкими разногласиями между верховными главнокомандованиями относительно дальнейших действий и быстрой сменой крупных событий. Одним из главных мотивов, побудивших осуществить прорыв к югу от Авранша, было стремление заручиться пресловутым вторым портом, который был предусмотрен планом «Оверлорд»: в данном случае речь шла о Бресте, (Была также сумасбродная мысль — создать новенький, стоимостью примерно в миллиард долларов, порт на южном побережье Брестского полуострова, в заливе Киберон. Это была мечта работников снабжения; она носила условное наименование «Непорочность», — и непорочность ее осталась нетронутой).

Первоначально генералу Паттону был дан приказ взять Брест, причем ему надлежало, как и относительно Шербура, действуя по собственному усмотрению, либо перерезать полуостров, а затем идти в глубь него, либо сразу устремиться к Бресту, наплевав на фланг. Паттон решил сделать сразу и то, и другое — и не сделал ничего. Первой должна была проникнуть в узкий проход между Мортэном и Авраншем 6-я танковая дивизия. По приказу Паттона она на полном газу прошла мимо расположенной сейчас же за Авраншем укрепленной гавани Сен-Мало и устремилась вдоль северного побережья полуострова. Путь ее можно было проследить по обломкам ее машин, разбитых огнем нескольких противотанковых орудий, оставленных немцами на месте при отступлении, да по радостным лицам жителей бретонских деревушек, через которые она пронеслась, оставив по себе лишь память о запыленных лицах своих бойцов. 6-я танковая дивизия была так мала, а маршрут ее так длинен, что она не могла даже выделить военно-полицейские отряды для охраны своего тыла.

Другой дивизией, перед которой была поставлена задача — нанести удар в южном направлении, была 1-я танковая. Паттон настойчиво продвигал ее на юг, дав приказ ее командованию овладеть Лорианом и Сен-Назэром — крупными портами и базами подводных лодок на южном побережье Брестского полуострова

4-я танковая, так же как и 6-я, горела желанием освободить Францию, но и она, подобно 6-й, имела у себя в тылу лишь улыбающиеся лица — и никакого прикрытия. Обе эти дивизии, достигнув окраин своих объектов, остановились там и благим матом завопили по радио об отсутствии бензина и боеприпасов, но так и не получили ни того, ни другого. Их коммуникации, уже давно растянутые до абсурда, теперь оказались совершенно прерванными.