Но ведь что-то ей и раньше не нравилось?

Нет, раньше всё было хорошо, просто она не вышла ростом. Не всем же быть высокими.

Время шло, начался сенокос, Эдеварт работал по очереди то с Йоакимом, то с Ездрой, помощь требовалась обоим. Он не жалел себя и считался хорошим работником, казалось, ему хочется пустить в Поллене корни, он больше не был богатым и важным шкипером или купцом, он стал, как все, и, видимо, был этим доволен. В лавке он больше не появлялся, но охотно бродил по полям; запомнив, должно быть, слова младшего брата, он сходил к броду посмотреть на те осинки.

Так шла жизнь в Поллене, спокойная, будничная жизнь, так шла жизнь и во всей округе. Никто не ставил себя выше других, самой значительной личностью оставался всё-таки Каролус, который жил бобылем и изрядно растолстел; что ни говори, а у него была большая усадьба и никаких долгов. Будь в Поллене свой доктор, он бы, конечно, считался выше Каролуса, ведь доктору приходится учиться семь лет, прежде чем он овладеет своей премудростью, чего не требуется ни от почтмейстера, ни от органиста. Но в Поллене не было своего доктора, сюда приезжал доктор из соседнего прихода. Всё шло, как по накатанному, своим чередом: Верхний Поллен покупал телят у Нижнего, звонарь Юнсен каждое воскресенье по пути на церковную службу курил свою носогрейку, и сам пастор стремился получить приход на юге... да-да, на юге. Почему бы всему не идти своим чередом?

В августе рыба на площадках в Поллене уже высохла, уфутенец расплатился, и в обороте снова появились шиллинги. Правда, старому шкиперу из Уфутена в тот год пришлось купить рыбы поменьше, чем обычно, чтобы у него остались деньги для расчёта с людьми, которые должны были сушить рыбу на скалах. К сожалению.

А вот Теодор и Рагна по-прежнему оставались лёгкомысленными и беспечными. Теодор косил сено у старосты Каролуса и кое-что делал по мелочам, он был не такой уж плохой работник, и, если б Каролус от него отказался, кто-нибудь другой непременно нанял бы его. Теодор не унывал. К тому же он ловко подстригал людей, и по воскресеньям после церковной службы его приглашали к себе все жители селения, благодаря чему он выпивал не одну чашку кофе, кое-что из еды ему тоже перепадало. Когда зеленовато-бледный, полуголодный Теодор вышагивал с важным видом в своих высоких сапогах и при карманных часах, которые не ходили, он воистину являл собой смешение нищеты и блеска.

Должно быть, Рагна, маленькая Рагна, видела убожество своего мужа, ведь он не скрывал его, однако это никогда не приводило к ссорам между супругами и не вызывало в ней гнева; Рагна была вполне довольна своей жизнью, ведь она получила от Эдеварта ткань на новое платье и сама сшила его, так что теперь ей было не стыдно показаться в церкви, а это было уже немало, вообще же она через год рожала по ребёнку и после родов снова расцветала и становилась прежней Рагной. Если бы муж рассказал ей о своих похождениях на ярмарке, Рагна рассердилась бы и сказала: Глупец, ты, можно сказать, держал в руках бумажник, полный денег, а вернулся домой с пустыми руками! И Теодор ответил бы ей: Да-да, всем нам не мешало бы делать лучше то, что мы делаем!..

И тут происходит сразу несколько неожиданных событий.

Йоаким сидит в воскресенье после обеда и читает свою газету, которую получил, когда был в церкви. Папст умер, говорит он. Папст умер? — переспрашивает Эдеварт. Прочти, что там пишут?

О смерти Папста было напечатано довольно большое сообщение, почти некролог. Старого торговца часами хорошо знали на всём побережье, у него не было врагов. Он плутовал, это верно, ходило много забавных историй о том, как старый Папст обхитрил одного хлыща, который пришёл к нему, назвал Моисеем и пожелал научиться разбираться в часах; кроме того, Папст продал множество никуда не годных часов, которые, походив день-другой, останавливались навсегда. Но Папст был не так прост, чтобы только жульничать и обманывать. В Кармсунне он, например, отдал задаром очень дорогие серебряные часы парню, которого вряд ли видел до тех пор, и, когда этот поступок вызвал изумление, Папст объяснил, что тот парень — хороший человек и у него доброе сердце. Да и на севере страны люди тоже могли бы порассказать похожие истории. Как это объяснить? Папст часто обманывал своих покупателей, но иногда неожиданно делал широкий жест. Растроганный добрым лицом покупателя, Папст мог забыть о собственной выгоде, особенно если покупатель был молод; Папст знал, как важно для молодого человека, чтобы его жилетка была украшена цепочкой от часов, и нередко отдавал часы в долг какому-нибудь мечтающему о них парню. Отныне этого почтенного патриарха уже не встретишь на ярмарках, он умер в Тронхейме в середине месяца. Полагают, что Папст оставил немалое состояние, и один известный адвокат был призван к его смертному одру...

Дня через два Поулине вошла в гостиную. Я случайно заглянула в почтовый ящик и нашла в нём письмо. Это тебе, сказала она и протянула Йоакиму конверт.

О Господи, это было маленькое, измятое письмо от одной женщины, должно быть, его бросили в ящик ночью. Йоаким, взяв письмо, залился краской и вышел. Утром он куда-то уехал.

Небось поехал в северное селение, сказала Поулине. Там одна женщина собиралась уехать в Америку, но теперь, верно, передумала. В северном селении многие мечтают об Америке и копят деньги на билет. Думаю, она решила остаться из-за Йоакима.

Наверное, так оно и было, Йоаким напевал, когда вернулся домой, по-видимому, всё устроилось так, как он хотел...

И наконец самое неожиданное событие — Эдеварт получил по почте большой конверт с деньгами. Их прислал адвокат из Тронхейма, четыреста крон, как писал адвокат, потому что теперь деньги назывались кронами и эре, по-старому это составило бы сто спесидалеров, эти неожиданные и огромные деньги были от Папста. От старого Папста!

Что ж, ещё совсем недавно Эдеварт вознес бы хвалу Богу за эти деньги и при удобном случае уехал бы на них в Америку, теперь же он отнёсся к этому спокойно и пока даже не знал, на что их употребить. Ведь он вроде намеревался остаться в Поллене, жить и умереть в Поллене и нигде больше!

Чем это ты так угодил Папсту? — спросил Йоаким.

Эдеварт покачал головой: Мне это так же неизвестно, как и тебе!

Они перечитали письмо адвоката, коротко и ясно, две строчки: «Выполняя волю торговца часами Папста, высказанную им на смертном одре, посылаю Вам в подарок четыреста крон. Прошу прислать расписку в получении».

Йоаким написал письмо, в котором выразил благодарность.

Однажды в воскресенье к Эдеварту пришёл Ездра. Эдеварта не было дома, он был где-то в полях, бродил, как обычно, без дела, думая о своём. Ездра побывал в церкви, он принёс оттуда газету Йоакиму, а также письмо для Эдеварта из Америки. Они разглядывали жёлтый, словно из пергамента конверт, написанный торопливой рукой адрес, множество печатей.

Позвали Поулине, чтобы и она взглянула на письмо.

Может, лучше его сжечь? — предложил Йоаким.

Ездра и Поулине подняли на него глаза, Поулине даже испугалась.

Нет, этого нельзя делать, прошептала она.

А ты что думаешь? — спросил Йоаким у Ездры.

Не знаю, что и сказать.

Тогда мы его сожжём!

Поулине повторила: Нет, мы не должны этого делать!

Йоаким: А я сделаю!

Он взял письмо и хотел уйти, но Поулине остановила его: А что ты сказал бы, если б я сожгла то письмо, которое положили в ящик для тебя?

Йоаким подумал и отдал ей конверт: Поступай, как знаешь!

Поулине многое дала бы за то, чтобы увидеть лицо Эдеварта, когда он будет читать это письмо, но он скрылся в своей комнатушке и долго не выходил оттуда. А когда вышел, чтобы выпить со всеми кофе, был молчалив и ни на кого не смотрел. Потом он снова ушёл в поля.

От мыслей об Эдеварте и его письме их отвлёк приход Каролуса, чем-то очень взволнованного; Каролус тоже побывал в церкви и получил сообщение, что Ане Мария возвращается домой, она приедет с первым же пароходом.