Август поехал в Берген, чтобы там наняться на судно, идущее за океан. Поулине щедро собрала его в дорогу, Ездра и Осия пришли с ним попрощаться, старый отец Эдеварта пожимает ему руку и просит Бога благословить поездку Августа, и Йоаким с Эдевартом вместе отвозят его к пароходу.

Эдеварт, старший брат Йоакима и товарищ Августа, мало к чему привязанный на этой земле, говорит: Смотри же, наймись на судно и не впутайся там в какую-нибудь глупую историю.

Август не отвечает на это, он говорит: Мне жаль, что мы не пристроили к хлеву ещё и свинарник.

Йоаким не обращает внимания на его слова.

Когда они подплыли к пристани, во фьорде уже стоял пассажирский пароход. Август поспешно отвёл в сторону Эдеварта: Помнишь, той ночью на ярмарке я сказал тебе, будто мы вчетвером овладели девушкой и убили её? Всё это пустая болтовня.

Я так и думал.

Знаю, знаю! Четверо... слыханное ли это дело, только смотри, никому не говори об этом!

Не скажу.

И спасибо тебе, что ты тогда не побежал за пастором, об этом ты тоже должен молчать!

Хорошо.

Иначе, я уже говорил тебе когда-то, ты станешь отверженным. Я знал одного человека, с которым такое случилось, его потом не брали ни на одно судно ни в одном порту, никто не хотел с ним плавать.

Можешь не предупреждать меня, сказал Эдеварт.

Садитесь в лодку! — крикнул экспедитор...

Братья поплыли домой. Они говорили о товарище, которого только что проводили, и Йоаким сказал: Странно как-то, может, он был посланцем?

Каким посланцем, откуда?

Нет, этого Йоаким не знает, просто посланцем. Как бы то ни было, за последние двенадцать лет всё в жизни Поллена — и хорошее, и плохое, и взлёт, и расточительство, и неуверенность — так или иначе было связано с Августом. С того дня, как этот скиталец откуда-то вынырнул, он будоражил и увлекал за собой все души селения, явился причиной всех перемен. Он сделал много хорошего, говорит Эдеварт, и Йоаким, этот умелец, который читает газеты, и всякое такое, соглашается с ним. А может, Август был неким орудием?..

Братья гребли сильными, размеренными взмахами; на пристани они захватили кое-какие товары, пришедшие для лавки, так что лодка была тяжёлая, но погода им благоприятствовала. Эдеварт сидел на кормовой банке, и Йоаким видел только его спину, поэтому он говорил откровеннее, чем всегда. Эдеварта немного удивила разговорчивость брата, да и голос Йоакима звучал как-то уж слишком необычно, по-братски тепло.

Август так устроен, что заставляет людей меняться, не совсем понятно сказал Йоаким. Он может заставить нас подняться до небес, а потом вновь опуститься на землю. Как, по-твоему?

Может, и так, согласился Эдеварт.

Вот я, к примеру, мог бы сейчас обойтись без лошади.

Нет, не мог бы, возразил Эдеварт.

Думаешь, нет?

Некоторое время они гребли молча, каждый был погружен в свои мысли.

А как он помог Ездре с его болотом! — сказал Эдеварт.

Ещё бы! — воскликнул Йоаким. Но как-то странно, ведь он не давал нам ни минуты покоя. Этот чужак заявился в нашу жизнь с чужими для нас понятиями. И теперь в Нижнем Поллене откармливают телят и продают мясо Верхнему Поллену. И получают за это деньги.

Что же в том плохого?

Может, и ничего, согласился Йоаким.

И ты считаешь, что всё это дело рук Августа?

Да, если не всё, так многое. Раньше мы жили тихо, отец был беден, но никого это не тревожило, он нёс свой крест и не жаловался, да и мать тоже. Помнишь, иногда мы ей что-нибудь дарили, а у неё даже не было возможности попользоваться этим. А когда мы приносили ей воду, она говорила, что мы её избалуем. Хотя здоровье у неё было никудышное.

Эдеварт всё помнил.

По-моему, откармливать телят — подлость, говорит Йоаким, ты держишь теленка, привязываешься к нему, а потом продаёшь какому-нибудь богатею из Верхнего Поллена на мясо! Раньше как было? Мы тоже выращивали телят и любили их, и нам тоже случалось иногда продать корову, но сперва мы убеждались, что отдаём её в хорошие руки, ведь это всё равно что отдать собственного ребёнка. А теперь мы уже не такие, мы изменились.

Эдеварт не понимает, куда клонит брат, но соглашается с ним: Да, мы изменились.

После долгого молчания Йоаким говорит: У Августа не было ни отца с матерью, ни отчего дома. И вернулся он к нам уже чужим.

Эдеварт начинает понимать, что Йоаким о чём-то размышляет, а вот о чём, ему становится ясно, когда Йоаким вдруг спрашивает: Как, по-твоему, Эдеварт, если бы и у нас с тобой не было ни родителей, ни отчего дома? Наверное, и мы бы поскитались по свету не меньше, чем Август? Он явно имеет в виду Эдеварта и продолжает: Не думаю, что человеку полезно не иметь дома и неприкаянным мотаться по земле; человек должен жить там, где его дом.

Эдеварт не смеётся, он серьёзно обдумывает слова брата и говорит: А может, человеку как раз и надо поскитаться и посмотреть, где он придётся к месту?

Йоаким: А разве место человека не там, где он появился на свет? Иначе зачем бы он появился? Возьми Августа: сначала он жил у одних приёмных родителей, потом бедность не позволила им держать его у себя, и он переехал к другим, где его лучше кормили и лучше одевали. Однако через три недели он сбежал обратно к первым родителям. Ты сам слышал, как он это рассказывал. Помнишь, он ещё сказал, что никогда в жизни не горевал так, как в тот раз, когда ему пришлось покинуть своих первых приёмных родителей.

Эдеварт всё помнил.

Йоаким: Искать, где ты лучше придёшься к месту, — воистину Август испытал это на себе! Но неужели наше место там, где больше еды, богаче одежда и больше денег? Будь так, наши отец с матерью не могли бы быть довольными своей жизнью в Поллене и не благодарили бы за неё Бога, нет, они были бы такие же несчастные, как Август, да и любой другой, кто скитается по свету и везде чувствует себя чужаком. Как тебе кажется?

Я что-то не думал об этом, буркнул Эдеварт.

И у нас в округе есть люди, которым уже не живётся дома, и они начинают копить деньги на отъезд, откармливают телят и распродают коров, они наслушались россказней Августа и теперь хотят уехать в Америку.

Многие хотят уехать туда, заметил Эдеварт.

Йоаким: Неужели и ты тоже думаешь об отъезде?

Думаю не думаю, но не уехал же.

И слава Богу! Там и поля пшеницы, и большие деньги, говорил Август, но ведь он нам чужой, только заглянул сюда на огонек, Господь положил ему скитаться. Ну разжиреет он от сладкой пищи, а ведь счастливее от этого не станет.

Эдеварт обернулся и взглянул брату в лицо: Тогда я не понимаю, почему тебе хочется иметь пять коров, если отец с матерью довольствовались только двумя.

Ну-у... — протянул Йоаким. Всё ты прекрасно понимаешь. Во-первых, отец и мать — это два человека, а нас, сестёр и братьев, четверо, нам надо больше, чем им двоим. И ещё: мы должны возделывать свою землю, землю Норвегии, тогда нам не придётся покупать так много продовольствия за границей и платить за это налоги и другие поборы. Но и это ещё не всё, самое важное, что тогда мы избежим участи, выпавшей в детстве на долю Августа: нас не вырвут с корнем из нашей скудной почвы и не пересадят в другую, более тучную, откуда мы будем стремиться обратно. Я читал, что тут дело не в тучной почве, не всегда в ней, а вернее — никогда.

Ты много читаешь, заметил Эдеварт. И что тебе это дало?

Многое. Я вот вычитал и теперь удобряю землю водорослями. Тучная почва?.. Не знаю, видел ли ты пять молоденьких осинок, что растут возле брода? Наверное, нет, ты перестал ходить на поле. Так вот, там растут пять осинок. Четыре пышные, с густой листвой, а пятая и ростом пониже, и листвой победнее. Я пожалел её и захотел помочь, и вот однажды в воскресенье я принёс туда ведро навоза, осторожно поднял дерн, разложил удобрение вокруг корней, потом полил и положил дёрн на место. Это было осенью в прошлом году. И вот нынче летом, так уж случилось, на этой осинке завелась парша, весь ствол покрылся каким-то белым налётом, и листья стали ещё хуже, чем были в прошлом году. Понимаешь, она столкнулась с чем-то чужим, и ей это не понравилось.