Через полчаса приезжает бригада с собакой. Меня допрашивают, Марина слушает, а потом перебивает:

– Я что-то не поняла: у тебя что тут, женщина была в комнате?

– Подожди секундочку. Ты меня считаешь идиотом и кретином? Ты веришь в то, что я за три часа до твоего приезда взял бабу? Да любая женщина почует запах…

– Всякое бывает, – говорит она хладнокровно.

Я пожал плечами и продолжил болтать с ментами. Они рассказывали увлекательные вещи: клофелином там увлеклись цыгане, они его подливали так щедро, что травили людей насмерть, на них висело много трупов, и чехи ввели за это дело пятнашку. Так что к этой теме менты относились серьезно.

На другой день едем с женой в посольство. Ей дают анкету, она должна ее заполнить и дать клятву, что я действительно ее муж и гражданин Соединенных Штатов. Причем я так понимаю, что она может поклясться, а может и отказаться. И она это поняла, что нетрудно:

– О, слушай! Ты можешь остаться бомжом в Праге, если я не дам клятву?

– Ну типа…

– Смотри же! Помни мою доброту.

В посольстве мне очень быстро, через полчаса, выписали новый паспорт взамен украденного. При этом тетка, которая мной занималась, сказала:

– Должна вас предупредить, что вы не имели права останавливаться в этом отеле: он ведь принадлежит Муамару Каддафи! Согласно закону о санкциях против Ливии, вы не имеете права финансово поддерживать эту страну, а иначе штраф и тюрьма.

– Я не знал! Я ведь через Москву…

Картой платить было нельзя – тюрьма же, я еле рассчитался кэшем, мне партнер прислал из Москвы пятьсот долларов, это были большие деньги.

Мне в полиции привели бабу переодетую ментовскую… Она ходила со мной по барам, чехи очень хотели поймать ту клофелинщицу, за ней давно охотились, – очень, говорят, профессиональная девушка.

И она мне позвонила по телефону, та сучка.

– Слышь, – говорит, – я твои кредитки не использую, кэша у тебя было мало; хочешь, выкупи у меня свой паспорт за пятьсот долларов.

– А часы?

– Не было никаких часов.

– Ну ладно, – говорю, – согласен, дам тебе пятьсот (которых у меня нет).

Мы договорились о встрече. Но менты столько нагнали к отелю своих казенных машин, что она, конечно, их испугалась – и пропала.

Дали мне, значит, паспорт, а русской визы там нету на въезд. Приезжаю в русское консульство… Они пробили по компьютеру – да, давали мне визу.

– Ну так дайте мне ее повторно!

– Знаете, по закону виза дается только по месту жительства.

– То есть вы предлагаете лететь через океан?

– Вы понимаете, что такое закон вообще?

Вся моя жизнь в Советском Союзе пролетела перед моим мысленным взором… И я таки полетел в Штаты, за этой визой!

Потом мне из Чехии прислали письмо, что ее поймали, и описание пятнадцати случаев ограбления, мой в том числе. Пригласили меня в Прагу на суд… Но лететь мне было лень, а часов и здоровья не вернешь. В письме этом был и ее адрес, точнее, адрес ее родителей – г. Черкассы, улица такая-то. Наверно, они давали мне возможность съездить туда и спросить стариков, как же они так воспитали такую тварь, и выколотить из них какие-то бабки.

Но, думаю, и без меня таких желающих было много.

Думала ли она, специалистка по Ветхому Завету, про то, что око за око? Или она просто вычеркнула своих стариков из родного списка?

Поди знай…

Он сказал себе:

– Ну все. Я все, что мог, сделал. Может, другой человек смог бы больше, – но из кувшина нельзя вылить больше, чем в него налито.

Последняя попытка удержать отношения с третьей женой была такая: он предложил ей бросить Америку и перебраться к нему в Россию.

– Зачем?

– Мне нужно, чтобы ты жила со мной, чтобы ты была рядом каждый день.

– Почему? – Это был риторический вопрос, он, не будь дурак, сказал бы дежурно насчет любви, наврал бы, что не может без нее жить, что-то в таком духе. Но он оказался не таким скучным парнем, как ей могло показаться, и сказал ей очень простую вещь:

– У меня как-то обострился простатит. Сама понимаешь, запускать такие вещи нельзя. Так что мне нужна постоянная женщина.

– Может, тебе проще дрочить? – спросила она с теплой, дружеской интонацией.

Он обиделся: как грубо! Такое мог спросить только чужой человек. Он был еще все-таки слишком молод для того, чтобы спокойно жить с женой в разных городах и не терять с ней душевного контакта, которого он, несмотря на все, еще искал, и сохранить достаточно сил, чтобы с легкостью соблюдать приличия.

И отношения с ее сыном у него испортились серьезно – больная тема, которую он не любил обсуждать, а если начинал, то остановиться не мог и непременно при этом наливал себе, даже если считалось, что он сейчас не пьет, – но иначе было б совсем уж невыносимо.

Так-то он, как старый боксер и матерый самец, мог еще строго указать пацану, но будущее просматривалось ясно: один постепенно стареет и слабеет, другой входит во вкус взрослой жизни, и Акела на днях промахнется, сто процентов, какие еще варианты?

Так было кончено с третьей женой.

И автоматически положено начало четвертой, поскольку в монастырь он уходить не собирался, да к тому ж и простатит у человека.

В Штатах у него из-за этого развода все лопнуло. Остался только долг – половина долларового миллиона, под процент. Смотрелось это довольно жалко: в полтинник не иметь ни пенсионного плана, ни денег, ни собственного жилья, ни даже social security, ни стажа для пенсии.

– Это полный провал, а ты – лузер! – так мог сказать ему каждый пристроенный американец, цивилизованный человек, который думает не о пустых страстях и разных надуманных русских поисках, но о своем материальном будущем. Конечно, будь он русский, то свалил бы на кого-то вину за провал и жил бы дальше со спокойной совестью, но на своем месте, будучи тем, кем всю жизнь был, он винил одного себя и говорил себе: «Все оттого, что я неправильно оценил людей и совершил ошибочные поступки».

По поводу расставания, вот этого, еще одного в жизни, он вспомнил строчки, написанные на 12-й станции фонтана, чего-то там:

А перед собакой: «Но для женщины прошлого нет: разлюбила – и стал ей чужой».

Он давно уже проводил главное время в России, но все равно считалось, что его дом был в Штатах и он просто редко бывал дома, вот и все. А теперь было решено в Россию переехать с вещами. Это было понижением уровня и статуса, по крайней мере было одно время, когда так было принято думать.

«Я в сердце века, путь неясен, И время отдаляет цель… И посоха усталый ясень, И меди нищенскую цвель», – думал он тогда и готовился к нищей бездомной старости и к жалкой смерти в бесплатной больнице.

Денег не было практически. Но на съем двушки всегда находилось сколько-то сот долларов, на водку и селедку под шубой в «Петровиче» – тем более. Подержанный «мерс» и нанятый шофер делали его с виду и вовсе серьезным кавалером.

Начинать по новой ему было не впервой, такое уже бывало, да хоть и в Америке по приезде. Ему там сразу объяснили: «Никому не интересно, кем ты был в Киеве до революции. А вот что ты сегодня стоишь?» На этот раз все было заметно мягче.

Он стал по субботам бывать в «Петровиче» на танцах. Там попадались интересные девицы. Они почти все перезнакомились с интересными ребятами, перекрестное опыление, это был клуб кому за 30, буквально. Люди, которые тут собирались, играли в такую игру, что они выше среднего, богема и интеллектуалы; это накладывало обязательства, но в целом окупалось, публика держала марку, и все выглядело вполне прилично. Приятно верить в то, что ты в элите, почему нет.