Самостоятельность Грузии дает меньшевикам возможность – или вернее ставит их в необходимость – открыто показать, какое место они занимают в борьбе Советской республики с империализмом. Ответ Жордания был как нельзя более ясен. «Грузинское правительство доводит до сведения населения, – так гласит правительственное сообщение от 13 июня 1918 г., – что прибывшие в Тифлис германские войска приглашены самим правительством Грузии и имеют своей задачей защищать, в полном согласии и по указаниям правительства, границы Грузинской демократической республики. Часть этих войск уже отправлена в Борчалинский уезд для очищения его от банд разбойников». (На самом деле для неофициальной войны с демократическим Азербайджаном, опять-таки из-за клочка территории).

Блаженный Каутский изображает дело так, что германские войска были приглашены исключительно против турок, и что во всем остальном Грузия сохраняла полную самостоятельность. Если бы даже допустить, что какие-либо демократические телята приглашали генерала фон-Кресса[180] в качестве простого наружного караула при учреждениях грузинской демократии, то сам-то генерал фон-Кресс мало был приспособлен для такой роли. Но было бы совершенно неуместно преувеличивать наивность демократических телят. Роль германских войск в окраинных государствах России в течение 1918 г. определилась вполне. В Финляндии они выступали палачами рабочей революции. В Прибалтике точно так же. Они прошли всю Украину, громя Советы, истребляя коммунистов, разоружая рабочих и крестьян. У Жордания не было никакого основания ожидать, что они войдут в Грузию с другими целями. Но как раз поэтому-то меньшевистское правительство и пригласило войска победоносного Гогенцоллерна. Перед турецкими войсками они имели все преимущества дисциплины. «Еще большой вопрос, какая опасность для нас хуже, – заявил 28 апреля 1918 г. официальный докладчик Закавказского сейма, меньшевик Ониашвили, – большевистская или турецкая». Что большевистская опасность несравненно хуже немецкой, на этот счет у них сомнения не было. Они не скрывали этого в речах и показали на деле.

В качестве министров всероссийского правительства грузинские меньшевики обвинили нас в союзе с германским штабом и через царских следователей предали нас обвинению в государственной измене. Брест-Литовский мир, открывавший германскому империализму «ворота революции», они объявили предательством России. Именно под этим лозунгом они призывали к низвержению большевиков. А когда почва революции слишком нагрелась у них под ногами, они откололи Закавказье от России, затем Грузию – от Закавказья и действительно настежь открыли ворота «демократии» перед войсками кайзера – с самым низким поклоном и с самыми льстивыми речами. После разгрома Германии, они, как увидим, повторили те же слова и жесты по адресу победоносной Антанты. В этом отношении, как и в остальных, политика меньшевиков является только отражением политики русской буржуазии: в лице кадет (Милюков!) она вступила на Украине в соглашение с германскими оккупационными властями, а после разгрома Германии отправила в лоно Антанты тех же кадет, в качестве блудных сынов, которые при всех зигзагах своего пути не упускали из виду главного, как для них, так и для Антанты: борьбы с большевиками. Поэтому-то Антанта столь легко снова открыла им свое сердце и, что еще важнее, свою кассу. Поэтому же министр войны Гендерсон, братавшийся в Петербурге с министром войны Церетели, снова встретил его как собрата, после того, как Церетели прошел через объятия гогенцоллернского генерала фон-Кресса. Зигзаги, противоречия, измены, – но всегда против революции пролетариата!

25 сентября 1918 г. Жордания письменно заверял фон-Кресса: «не в наших интересах умалять престиж Германии на Кавказе». А через два месяца пришлось уже открывать ворота великобританским войскам. Этому предшествовали переговоры, главной задачей которых было доказать, разъяснить, убедить, что с немецким генералом фон-Крессом у грузинской «демократии» был навязанный обстоятельствами полубрак по расчету; настоящий же брак, по глубокому чувству, предстоит именно с великобританским генералом Уоккером. 15 декабря старый меньшевик Топуридзе, представитель правительства в Батуме, отвечает на вопросы антантовской миссии: «Полагаю, – говорит он, по собственному его донесению, – что всеми средствами и силами наша республика будет содействовать державам Согласия в борьбе с большевиками»… Английскому агенту Вебстер тот же Топуридзе докладывает, что Грузия «будет видеть выполнение своего долга, если будет оказывать содействие Англии на Кавказе в борьбе против большевизма»… После того, как британский полковник Джордан разъяснил, что введение союзных войск в Грузию совершается «согласно общей схемы международного мира и спокойствия», т.-е. для удушения большевиков в общероссийском масштабе и для подчинения всех народов России адмиралу Колчаку, – Гегечкори уведомляет полковника Джордана, что «грузинское правительство, одушевленное желанием работать в согласии с союзниками над осуществлением провозглашенных союзниками принципов права и справедливости, дает свое согласие на ввод войск». Словом, при перемене германского подданства на антантовское вожди грузинского меньшевизма чрезмерно пренебрегли добрым старым советом русского поэта: «Льстецы, льстецы, умейте сохранить и в самой подлости оттенок благородства».

Я слишком хорошо помню стол заседаний Брест-Литовска. Я слишком хорошо помню за этим столом барона Кюльмана, генерала Гофмана[181] и графа Чернина. Но еще отчетливее и резче помню я представителей украинской мелкобуржуазной демократии, которые тоже называли себя социалистами и которые были – по своему политическому уровню – как раз подстать грузинским меньшевикам. Во время самых переговоров они вступили в блок за нашей спиной с феодальными представителями Германии и Австро-Венгрии. И нужно было видеть, как они виляли перед теми, как помахивали хвостами, как заглядывали подобострастно и любовно в глаза своим новым господам и с каким высокомерным торжеством глядели на нас, изолированных представителей пролетариата, на этих брест-литовских заседаниях!

События последних лет не были бедны испытаниями. Но я не знаю минут более тягостных, более невыносимых, чем те, когда приходилось дышать в атмосфере жгучего стыда за бесчестие, отсутствие достоинства, низкопробность мелкобуржуазной демократии, которая в борьбе с пролетариатом бросается на колени перед представителями феодально-капиталистического мира. И разве не то же самое, слово в слово, буква в букву, проделал дважды грузинский меньшевизм?

Каутский, Вандервельде, Гендерсон, словом международная мистрис Сноуден, категорически отрицают сотрудничество меньшевистской Грузии с русской и иностранной контрреволюцией. А в этом ведь сущность всего вопроса. Во время ожесточенной войны Советской России с белогвардейцами, которых поддерживал иностранный империализм, демократическая Грузия сохраняла, видите ли, нейтралитет. И не просто нейтралитет, пишет блаженный Каутский, а «строжайший нейтралитет». Можно было бы усомниться в этом, даже если бы мы не знали фактов. Но мы их знаем. Мы знаем не только то, что грузинские меньшевики принимали участие во всех кознях против Республики Советов, но и то, что сама независимая Грузия создана была, как орудие в империалистической и гражданской войне против рабоче-крестьянской России. Мы это уже видели из предшествующего изложения. Но блаженный Каутский об этом не хочет и слышать. Но мистрис Сноуден возмущена. Но Макдональд[182] с негодованием отвергает «глупые обвинения». Макдональд так и пишет: «глупые обвинения», ибо он очень сердится. А Макдональд, хотя и не Брут,[183] но «достопочтенный человек». Однако же существуют факты, документы, протоколы, которым приходится верить больше, чем так называемым достопочтенным людям.