– Куда?

– Не знаю. Это все "тсс". Что-то, связанное с государственной тайной Короны, он же такая важная шишка.

Эббот и не ждал, что она будет знать. Нжала не настолько глуп и неосторожен. И все-таки это была помощь. Теперь хотя бы появилась какая-то информация о предполагаемых передвижениях Нжала. И, возможно, он узнает больше. Гораздо больше.

– Теперь слушай, это будет бомба. Если ты действительно проведешь ночь в загородном поместье, я смогу продать историю на континент, в Америку, куда угодно. А с правами на постановку шоу, синдикацию и производство фильмов ты заработаешь целое состояние.

– Сколько?

– Минимум, гарантированный минимум, – пять тысяч.

– О, Господи Иисусе, – выдохнула она, мгновенно протрезвев и проснувшись. – Пять тысяч... О Боже...

– Но мне понадобится побольше достоверных деталей: как выглядит поместье, количество слуг, меры безопасности и так далее.

Он остановился, давая ей возможность переварить информацию.

– Каждая деталь, Дорис.

– За пять тысяч, крошка, – ответила Дорис, – ты получишь любую деталь, которую только можно вообразить, включая точную длину его большого черного члена. В сантиметрах, а не в дюймах, для Общего Рынка и для удобства понимания и восприятия мировой и европейской общественности.

И она так затряслась от смеха, что на столе задрожали чашки.

После адского путешествия по джунглям, последние два дня которого были одним нескончаемым кошмаром, Эббот настолько ослаб, что ему хотелось просто прилечь в кустах и тихо умереть, как больное животное.

Он не помнил, как добрался до побережья. Просто однажды ночью вдруг понял, что находится на дороге, обсаженной мангровыми деревьями. Он знал, что теперь нужно идти в сторону порта, то есть в северном направлении. Порт, мерцавший в недолгих африканских сумерках, был уже виден с холма. Впрочем, быть может, это был мираж.

Дорога была мощеной, но неровной, поэтому идти по ней в темноте было довольно затруднительно. Периодически мимо проносились машины, преимущественно, военные джипы, ослепляя ярким светом фар, и тогда приходилось прятаться в придорожных кустах или канаве.

Он ориентировался по Полярной звезде и старался идти как можно быстрее, но, тем не менее, все время приходилось замедлять шаг, казалось, что он идет через вату, как во сне. Освещенный лунным светом, Ричард целую вечность шел по дороге, пока, наконец, она не превратилась в мост через мелкую речку и прибрежную зону, и он увидел луну, отражающуюся в маслянистой воде залива.

Место выглядело заброшенным. Он прошелся по пристани, на которую падали длинные тени от пришвартованных кораблей, нервничая от гнетущей тишины. Вдруг где-то над ним, на палубе одного из кораблей тихонько запел какой-то матрос. Возможно, это был некий сигнал, потому что одновременно из тени выступили двое черных громил. В темноте блеснуло лезвие ножа, но его пистолет был уже направлен им в лицо.

– Отвалите, придурки, – сказал он на местном диалекте, который, должно быть, удивил их даже больше, чем оружие.

И медленно пошел в сторону огней города. Города Нжала, который находился на возвышении относительно порта, а на севере местность круто поднималась, образуя плато, где, открытый холодным морским бризам, стоял президентский дворец. Когда-то это была официальная резиденция британского губернатора. После объявления независимости он был перестроен новым президентом на более пышный и богатый манер. Второй раз его перестроил Нжала, убивший нового президента, его семью, друзей и сторонников во время короткого и кровавого военного переворота. Нжала из дворца сделал крепость, денно и нощно охраняемую специально отобранными войсками.

Его присутствие ощущалось неизбежно и неотвратимо. Площадь Нжала, улица Нжала, повсюду статуи и плакаты. Даже футболки с его изображением. На сто процентов город Нжала.

И город Киро. Во всяком случае, эти трущобы. Здесь Киро жил вместе с другими политическими изгнанниками, не настолько значительными, чтобы сажать их в тюрьму или расстреливать. Пока, разумеется, они не станут достаточно важными, чтобы посадить их в тюрьму и расстрелять.

Он искал сестру Киро, проститутку, жившую на окраине трущоб.

Шеппард и двое агентов Особого отдела всю ночь прождали Эббота в квартире Джоан.

Около четырех утра Шеппард заснул и проспал два часа, проснувшись от кошмара, в котором отделившееся от тела лицо Фрэнка Смита смеялось над ним. Затем оно превратилось в лицо Эббота, и суперинтендант попытался ударить его, но рука была бессильна, будто бы сделанная из ваты, и не слушалась суперполицейского. Он проснулся в холодном поту.

Один из агентов принес ему кофе. Но даже кофе не помог ему избавиться от кислого мерзкого привкуса во рту.

– Он не придет, – сказал он. – Этот ублюдок не придет.

Оставив агентов в квартире, он вернулся к себе в викторианский особняк, расположенный напротив кладбища на Апнер Тутипг, попытался снова заснуть, но слишком устал, и просто лежал, уставившись в потолок, все еще ощущая тот кислый привкус во рту. В девять полицейская машина доставила его на Холланд Парк на встречу с начальником Департамента и Фрэнком Смитом.

Он доложил о неудаче с Эбботом и проиграл запись телефонного разговора Ричарда с Джоан.

– Я ничего не понимаю. Она сказала ему, что он может приходить. Он сказал, что придет. Вы сами слышали. Он не мог выразиться яснее, правда?

– И вы прождали всю ночь? – спросил начальник Департамента.

– Всю ночь, черт побери.

Он увидел, что Смит улыбается.

– Что вас так рассмешило?

От усталости он стал раздражительным, от недосыпания его глаза опухли, а веки стали неподъемными. Он не завтракал, и начинал чувствовать голод. И он до сих пор не избавился от этого треклятого привкуса во рту.

Смит выглядел расслабленным и отдохнувшим, каковым и был после ночи тихой страсти, хорошего сна и отличного завтрака. Наконец-то мир казался ему прекрасным, и его природный пессимизм временно отступил.

– Я улыбаюсь, – ответил он, – потому что я счастлив.

Он также улыбался поражению Шеппарда. Что с того, что он не спал всю ночь. Так ему и нужно, толстому ублюдку. Не исключено, что это не последняя бессонная ночь, пока работа не окончена.

– Итак, почему он не появился?

– Возможно, – сказал начальник Департамента, – с ним что-то случилось. Может, несчастный случай.

– Надеюсь, нам повезет, – проворчал Шеппард.

– Имеет ли смысл обзванивать больницы?

– Нет, – ответил Смит, – не имеет. Я знаю объяснение. По крайней мере, думаю, что знаю. Это пришло мне в голову, когда я первый раз прослушал запись вчера вечером.

– Что ты имеешь в виду? – медленно произнес Шеппард.

Смит рассказал им о шифре ОСАР, наблюдая за тем, как багровый румянец расползается по лицу Шеппарда полосами от воротничка, постепенно окрашивая все лицо. На его лбу выступили вены, а на щеке дрожал мускул. Маленькие сине-серые глаза потемнели так, что радужная оболочка и зрачок слились в одно.

– Почему ты не сказал мне об этом прошлой ночью? – голос суперинтенданта звучал так, как будто что-то сдавило его горло.

Смит улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой.

– Я не был уверен, решил ли он, что это шифр, или нет. Это самое прекрасное – никогда нельзя быть уверенным.

– И все-таки ты мог бы мне сказать.

– Вам бы все равно пришлось остаться и ждать, чтобы быть абсолютно уверенными, не так ли?

– Ну, я бы... – Шеппард не знал, что сказать. – Я думаю, я бы подождал часа два, оставил бы там пару человек и уехал.

– Ты и так мог бы это сделать.

– Я знаю, но... ну, я хотел присутствовать при моменте. Это естественно.

"Ты хочешь сказать, что хотел себе всех почестей и чертовой славы", – подумал Смит. Похвал и поздравлений. Хотел стать любимчиком министра, лучшим вундеркиндом Скотланд-Ярда, в одиночку поймавшим убийцу (кроме, разумеется, помощи полдюжины быков, о которых, естественно, все бы забыли, когда бы началась раздача розовых букетов и белых слонов). Суперполицейский снова сделал это. Но оказалось, что суперполицейский просидел в засаде без сна всю ночь, пока остальные спали или занимались любовью, как цивилизованные люди.