Вновь наступившее молчание показалось Анне гнетущим. Она из вежливости попыталась завести разговор.

– А на что похожи трапезы для команды на борту корабля, мистер Броуди?

Он наградил ее холодным взглядом.

– Они совсем не похожи на здешние.

– Я этого и не предполагала. Но не могли бы вы рассказать поподробнее?

Броуди откинулся на спинку стула. Ладно, он расскажет поподробнее, раз уж она об этом просит.

– Ну что ж, мэм, на парусном судне главная трапеза происходит в два часа дня. Все матросы, кроме тех, что несут вахту, собираются вокруг большого медного котла в кубрике. Когда старшина-рулевой дает отмашку, все бросаются к котлу с ножами и ложками. Каждый старается урвать кусок пожирнее.

Она что-то вежливо промычала, вероятно сожалея, что задала вопрос.

– Этот котел вечно становится мишенью для разных шуток. Вы же знаете, мэм, матросы – эти простые души – обожают розыгрыши, когда их одолевает скука в море, – воодушевляясь, продолжал Броуди. – На того, кому удается незаметно подбросить в котел старый носок или башмак, все смотрят как на героя. Я хочу сказать, все, кроме кока, которому грозят пятнадцать плетей за преступную халатность. Кстати, на порку кока вся команда любуется с восторгом: никто его не любит, никто ему не доверяет. Считается, что деньги, отпущенные на закупку бобов и солонины для команды, он кладет к себе в карман. Как правило, так оно и есть.

– Чем обычно кормят матросов? – слабым голосом спросила Анна.

– Главным образом сухарями, вяленой свининой, сушеными бобами. Свежее мясо – только в порту. Можно взять на борт нескольких коров, чтобы зарезать их по ходу рейса, но их приходится держать на открытой палубе, и очень скоро они ломают себе ноги. Приходится их забивать. Можно держать цыплят в клетках, но на малых судах палубу часто заливает водой, поэтому цыплята либо захлебываются и тонут, либо начинают болеть и околевают. И тогда их становится опасно есть.

– Как… любопытно.

– Иногда бывает сыр, но через несколько дней в тропиках он становится довольно-таки странным на вкус. Убить он вас не убьет, но от него может здорово пронести.

Анна покраснела, закашлялась и положила вилку.

– Вот и у меня в прошлом месяце точь-в-точь так было, – вставил Билли с полным ртом спаржи. – Только у меня все началось из-за тушеной баранины. Я думал – хорошая, целую миску навернул у Слэттери на Стэйт-стрит в Саутгемптоне. Знаете, где это?

Выяснилось, что никто из них там не бывал.

– Ну вот, не прошло и получаса, как началась беготня. Ох и набегался я в тот день! Сотню миль проделал, не меньше. Носился, что твоя борзая на дерби <Знаменитые собачьи бега, или «Дерби борзых», ежегодно проводятся в Лондоне на стадионе Уайт-сити>. Чуть было богу душу не отдал. Думал, все мое нутро…

Анна и О’Данн поднялись из-за стола как по команде. Лица у обоих были красные: у нее – от унижения, у него – от еле сдерживаемого смеха. Слишком громким и тонким голосом Анна предложила выпить кофе в библиотеке и стремительно покинула комнату. О’Данн последовал за ней.

– Лопни моя печенка! Думаешь, я сказал что-то не то, Джонни? – расстроился Билли, рассовывая по карманам несколько бисквитов и поднимаясь на ноги.

– Ну что ты, Билл, не бери в голову! Ты вел себя, как принц крови.

– Правда? А мне показалось, она аж в лице переменилась. Может, мне стоит…

– Ни в коем случае. По-моему, ты ей нравишься, Билл.

– Да ну?

С величайшей осторожностью Билли совершил омовение, по одному засовывая свои толстые пальцы, похожие на баварские колбаски, в чашу для ополаскивания, и вытер их салфеткой.

– Давай, приятель, не забудь руки вымыть! – Он терпеливо ждал. Наконец Броуди, скрипнув зубами от злости, ткнул пальцы в проклятую чашку и вытер их о собственные брюки.

– Нравлюсь ей, говоришь? А ты не шутишь? – Слова Броуди явно запали в душу Флауэрсу.

– Ну что ты, какие уж тут шутки? Стала бы она пилить тебя весь вечер насчет вилки для салата, да солонки, да этого треклятого – как его? – ножа для масла, разрази его гром, если бы ей было все равно? На мне она давно уже поставила крест, а вот тебя, как видно, считает небезнадежным.

– Нет, ей-богу?

Броуди твердой рукой повел своего охранника по коридору.

– С места не сойти, если я вру.

Увы, предположения Броуди оказались ошибочными. Держа на весу чашку кофе и почти не принимая участия в разговоре трех усевшихся возле письменного стола мужчин, Анна ходила вдоль книжных полок и терпеливо изучала корешки переплетов, пока наконец не нашла то, что искала. Она отнесла увесистый том к небольшому столику, стоявшему в дальнем конце комнаты, и внимательно перелистала страницы. Очевидно, беглый просмотр ее удовлетворил. Она выпрямилась:

– Мистер Броуди.

Он вздрогнул от неожиданности. Нет, ей точно надо было стать классной дамой.

– Мэм?

– Будьте так добры, подойдите, пожалуйста, сюда.

Броуди встал и направился к ней, стараясь держаться независимо, но с трудом отрывая ноги от пола, словно нашкодивший мальчишка, которому уготована порция розог. О’Данн и Билли проводили его сочувственными взглядами.

Анна едва доставала ему до ключицы, однако перечить ей было опасно: у нее был вид генерала, делающего смотр войскам перед сражением. Но вдруг он уловил легчайшее дуновение ее духов, и военные сравнения вылетели у него из головы. Броуди присел на краешек стола: теперь их лица были на одном уровне.

– Вы отыскали книгу, которая послужит моему исправлению, миссис Бальфур? – тихо спросил он, улыбаясь.

– Вот именно, мистер Броуди. Хотя лично я, по правде говоря, сомневаюсь, что вся библиотека Британского музея <Библиотека Британского музея, основанная в 1757 году является богатейшим книжным собранием в Англии. >, доведись вам ее прочесть, могла бы способствовать вашему исправлению.

– Считаете меня совсем пропащим?

– Просто безнадежным.

Она вдруг обнаружила, что глаза у него светлее, чем у Николаса. Различие было невелико, но она все-таки заметила. И в улыбке у него было что-то неуловимое, отличавшее его от Ника. Смущенно опустив глаза, Анна открыла книгу.

– Это книга называется «Правила хорошего тона». – Она произнесла название по слогам, словно обращалась к иностранцу, не вполне свободно владеющему английским языком. – Я полагаю, вам следует обратить особое внимание на главу, посвященную поведению за столом. Там имеется также отдельный раздел о темах, подходящих для застольной беседы. Думаю, вы почерпнете из него много полезного.

– Ах вот в чем дело! – Его улыбка стала шире. – Может, мне стоит передать ее Билли, когда я сам прочту?

– Вряд ли в этом есть необходимость, – ответила Анна, совершенно не уловив шутки.

Вблизи при свете лампы Броуди видел, как у нее на тонкой нежной шейке, у самых корней волос, выбиваются из прически короткие золотистые волоски. А личико такое изящное, как будто точеное… Ему хотелось прикоснуться к ним пальцами, понять, каковы они на ощупь. А еще лучше – языком. Строгий, неулыбчивый рот был безупречен. Броуди уже знал, каков он на вкус.

– А вдруг мне попадется какое-нибудь длинное мудреное слово? – спросил он. – Я его даже прочитать не смогу! Вы мне поможете, Энни?

Теперь она поняла, чем отличается его улыбка. Нежностью и какой-то удивительной мягкостью, которой не было в улыбке Николаса.

– Я же вас просила не называть меня так, – напомнила она после довольно продолжительного молчания.

– Но что же мне делать, если я все время забываю? Энни – это такое красивое имя! Если бы вы не держались так скованно, оно бы вам очень даже подошло.

У нее надменно вздернулся подбородок.

– Это не ваша забота – решать, какие имена мне подходят, а какие нет, мистер Броуди. И вы меня очень обяжете, если…

– Почему бы вам не называть меня Джоном?

У Анны от неожиданности открылся рот. Броуди опять улыбнулся: ровные белые зубы ярко блеснули на фоне его темной бороды.