Я остановился и глядел во все глаза на мертвеца, у которого в руках увидел я, несмотря на потемки, заступ. Я не думал и не мог бежать, а стоял, растерявшись и не зная, что именно делать. Помню, что я хотел завести разговор с покойником, но по незнакомству с ним не знал, с чего начать, чтобы не сказать ему какой-нибудь глупости. К счастью, он вывел меня из этого тягостного положения, спросив сам первый: «Кто такой ходит тут, зачем?» Эти слова возвратили мне память и объяснили вдруг все. – Да я, любезный, не попаду на дорогу, сбился, от берега, где и канавы не заметил, и не знаю, куда выйти. – «А вот сюда ступайте, вот!» – Да ты что же тут делаешь? «Известно что, копаем могилу». – Для чего же ночью? «А когда же больше? Как с вечера закажут, чтобы к утру готова была, так когда же копать ее, как не ночью?»

Вот все, что я по собственному опыту могу сказать об этом предмете. Я бы мог рассказать еще кучу подобных приключений, наприм., как один офицер искрошил в ночи саблей, вместо привидения, белый канифасный халат свой, висевший на гвозде, на который надета была еще и шапка; как привидения ходят за любовными приключениями, или просто на какой-нибудь промысел, пользуясь робостью хозяина; но все это известно и притом, конечно, ничего не доказывает; надобно каждому предоставить веру в собственное свое убеждение, которое, однако же, тогда только может иметь место, когда оно основано на собственном, безошибочном опыте, и когда опыт этот, как в приведенных мною случаях, доведен до конца.

Недавно еще рассказывали мне, поставив и свидетелей, следующее: хозяин, прохаживаясь в сумерки в зале, услышал и увидел в окно, что на дворе прикатила карета четверней. Он заглянул в гостиную и сказал жене: приготовься принять гостей: кто-то приехал. Но как все оставалось по-прежнему тихо и спокойно и никто не входил, то хозяин выглянул в переднюю: покойная бабушка его стояла там у дверей, но исчезла в ту же минуту; пол под нею треснул, а карета покатила со двора, по направлению к кладбищу. Иные прибавляли еще к этому, что посторонние люди видели, как карета исчезла в самой ограде погоста. Что прикажете сделать из такого рассказа? Если бабушка могла воротиться с того света, то где и как успела она собрать всю упряжь свою, карету, лошадей и кучеров, которые, конечно, не были ею взяты с собою на тот свет? Не короче ли предположить, что добрый хозяин, внук или сын, задумался о бабушке, которой с недавнего времени не стало в доме, и что он увидел ее не плотскими глазами своими, а оком души?

О двойниках, предвещающих кончину, говорят почти всюду и во всех землях. Известно, что горным шотландцам приписывают способность видеть двойников в высшей степени. Если объяснить явление это языком магнетизеров, то явление двойника значит, что душа наша получила возможность, как бы отделившись от тела, созерцать его вне себя, со стороны. Это довольно темно, и хотя и несколько понятнее, чем явление покойников.

Может быть, некоторые читатели слышали, что рассказывают многие из современников наших, как очевидцы, о смерти довольно известного в кругу своем человека. Он был начальник учебного заведения; дети, в хороший зимний день, кажется, в сочельник перед Рождеством, бегали по саду, где лежал глубокий снег и были расчищены только три дорожки, в виде П. Несколько молодых людей сидели на скамье и, увидав подходящего к ним со стороны здания начальника, привстали; он прошел, но не успели они оглянуться, как увидели его вторично, идущего тем же путем, по тому же направлению, тем же мерным шагом и точно в таком же положении. С крайним изумлением они снова ему поклонились; он поздоровался с ними и обошел кругом дорожек. Двойники так быстро прошли один за другим, что не было никакой возможности допустить, будто старик сделал круг и обошел вторично. Дети изумлялись и перешептывались весь день; что происходило в душе старика, никому не известно; но он на другой же день в каком-то припадке лишил себя жизни. Случай этот весьма замечателен тем, что несколько посторонних свидетелей единогласно утверждают сказанное нами и убеждены в том, что сами видели двойника. При таких обстоятельствах остается только пожать плечами и предоставить дело на совесть каждого.

Сюда же, к этому же разряду поэзии народной и игры воображения принадлежит целый рад сказок и повериев о цвете папоротника, который-де цветет ночью на Иванов день. Этот небывалый цвет (папоротник тайниковое, бесцветное растение) почитается ключом колдовства и волшебной силы, в особенности же для отыскания кладов: где только зацветет папоротник в полночь красным огнем, там лежит клад; а кто сорвет цвет папоротника, тот добыл ключ для подъема всякого клада, который без этого редко кому дается.

Предмет этот, о кладах, богат повериями всякого рода. С суевериями о кладах связывается и много сказок и преданий; у каждого края свой герой или разбойник прежних лет, коему приписываются все находимые и искомые клады. В восточных губерниях клады принадлежат Пугачеву, на Волге – Стеньке Разину, на Украине – Гаркуше, в средней России – Кудеяру и проч. Клад вообще не всякому дается; хозяин клада, по смерти своей, бродит тихо вокруг и бережет его сторого и чутко: либо вовсе не найдешь, либо и найдешь, да не возьмешь, не дастся в руки; не подымешь по тяжести; обмираешь, как тронешь, ровно кто тебе руки и ноги перебьет; кружишь на этом месте и не выйдешь, ровно леший обошел, поколе не положишь клад опять на место; или, если клад под землей, в подвале, глубокой яме, то взявший его не вылезет никак, перед тобою земля смыкается, железные двери с запорами затворяются; либо выскочит откуда ни возьмись невидимка, схватит и держит на месте, покуда не выпустишь из рук клада; либо навалится на плечо ровно гора, так что и языка не повернуть; либо ноги подкосятся, либо станут, упрутся, словно приросли к земле; или, если и возьмешь клад и унесешь, то сколько ни носишь его домой, берешь золото, а принесешь черепки; или же, наконец, возьмешь, да и сам не рад; вся семья сподряд вымрет. Все это оттого, что клад кладется со свинцом или с зароком, что клад бывает всегда почти заповедный и дается тому только, кто исполнит зарок; избавляет же от этой обязанности только цвет папоротника или разрыв – прыгун – скакун – плакун – или срыг – трава, железняк или кочедыжник; папоротнику и плакуну повинуются все духи, а прыгун ломает замки и запоры, побеждая всякое препятствие. Иногда клад бродит не только свечой, огоньком, но даже каким-нибудь животным или человеком; если, догадавшись, ударить его наотмашь и сказать: аминь, аминь, рассыпься, то перед тобою очутится кубышка с деньгами. Во время выемки клада всегда приключаются разные страсти, и черти пугают и терзают искателя, брать взаймы у клада иногда можно, если он даст, но к сроку принеси, иначе постигнет беда большая. Можно также менять деньги у клада и при этом даже иногда обсчитывать его, положив то же число монет, меньшей ценности.

У нас почти всюду есть много рассказов и преданий о кладах, а Саратовская губерния, где волжские вольницы зарывали когда-то свои награбленные богатства, едва ли не богаче прочих подобными воспоминаниями. Мы упомянули, что клад кладется «со словцом» или «по завету:» это значит, что кто его зарывает, тот должен во все время причитывать вслух, какой зарок на него кладет: напр., семидневный пост, а затем рыть голыми руками на молодой месяц; или на разрыв-траву и проч. Один человек зарывал клад, приговаривая: «на три головы молодецких»; стало быть, клад не дастся никому, если не поклонится ему тремя головами молодецкими; а другой бродяга, сидя случайно тут же в дупле, подслушал его и переговаривал каждый раз: «на три кола осиновых». Клад слушается всегда последнего заговора; посему, когда хозяин ушел, а подсидевший его вырубил три осиновые кола и поклонился ими кладу, то и взял его преспокойно. Есть также заговоры, во всем похожие на прочие заговоры, как для укладки клада, так и для развязки его.

В одном месте Рязанской губернии, где исконное поверие искало кладов, уверяя, что целовальник рязанский встретил земляка в Сибири, в ссылке, и узнал от него тайну нескольких кладов, получив и запись с приметами, где они лежат, люди с седыми бородами рассказывали вот что: «Я рубил в лесу жерди, привязав лошадь к дереву; вдруг вижу под деревом высыпан из земли и уже порос травой и мохом крест; я вспомнил, что это была одна из примет, и выхватил топор, чтобы натюкать на деревьях зарубки; вдруг как понесет моя лошадь, сорвавшись, как загремит, я за ней, за ней, а она дальше, дальше, затихла и пропала; я воротился, а она стоит привязанная, где была, а места того, где высыпан крест, не нашел, хоть сто раз был опять в лесу да искал нарочно». Другой рассказывал так: «И я по дрова ездил, да нашел на знакомом месте, где сто раз бывал и ничего не видел, погреб: яма в полчеловека, в пояс, а на дне устлана накатом, который уже порос травой и мхом, да кой-где доска прогнила, провалилась. Подумав немного и оглянувшись, да спознавшись еще раз на месте, я спустился в яму; только что я было припал, да стал заглядывать в провалы, как меня хватит кто-то вдоль спины хворостиной, так я насилу выскочил да бежать, а он все за мной, до самой дороги! Я на другой день показывал хозяйке своей синевицы на спине».