Джейми покачал головой, показывая, что ничего не понимает, и тогда один из младших индейцев подошел к нашему костру. Согнув колени и расслабив плечи, он вытянул шею вперед и принялся раскачиваться из стороны в сторону, щурясь на огонь; он так точно изобразил медведя, что Джейми расхохотался во все горло. Остальные двое индейцев ухмыльнулись.

Молодой актер выпрямился и ткнул пальцем в окровавленный рукав рубашки Джейми, валявшийся рядом, и вопросительно заурчал.

— А, это… ну, он вон там, — сказал Джейми, показывая в сторону деревьев, в тени которых лежал убитый медведь.

Без дальнейшей суеты все трое индейцев бесшумно исчезли в темноте, — и тут же до нас донеслись восклицания и негромкие голоса, обменивавшиеся репликами.

— Все в порядке, Сасснек, — сказал Джейми. — Они нам ничего не сделают. Они просто охотники. — Он на мгновение прикрыл глаза, и я заметила, что его лицо повлажнело. — И это весьма хорошо, потому что я, кажется, собираюсь хлопнуться в обморок.

— Даже и не думай об этом. Ты просто не смеешь потерять сознание и оставить меня тут одну с этими ребятами! — Вне зависимости от того, каковы были намерения краснокожих, одна только мысль о том, чтобы остаться с ними наедине, да еще над бесчувственным телом Джейми, едва не повергла меня в панику. Я положила руку ему на шею и заставила опустить голову пониже, так, чтобы она оказалась между коленями. — Дыши! — приказала я, выжимая свой носовой платок ему на шею. Платок был насквозь пропитан холодной водой ручья, это должно было подействовать освежающе. — Потом будешь в обмороки падать.

— Может, желудок прочистить? — спросил Джейми, и его голос прозвучал приглушенно, но я уловила в нем легкую насмешку, и мне сразу стало несравнимо легче.

— Нет, — сказала я. — Сядь прямо. Они возвращаются.

Они и в самом деле возвращались на поляну, волоча за собой тушу огромного черного медведя. Джейми выпрямился, вытер лицо влажным носовым платком. Ночь была теплой, но он еще слегка дрожал после пережитого потрясения, — однако выглядел вполне уверенным в себе.

Старший индеец подошел к нам и, высоко подняв брови, показал сначала на кинжал, лежавший у ног Джейми, а потом на мертвого медведя. Джейми скромно кивнул.

— Не так-то это было легко, имейте в виду, — сказал он.

Брови индейца взлетели еще выше. Потом он наклонил голову и широко развел руки, явно стараясь выразить свое уважение. После этого он повернулся к одному из своих молодых спутников, который сразу подошел ближе, на ходу отвязывая от пояса небольшой мешочек.

Бесцеремонно отодвинув меня в сторону, молодой индеец одним движением руки избавил Джейми от остатков его рубашки, — он просто зацепил ее за ворот и разорвал, обнажив плечи, а потом, присев на корточки, принялся внимательно осматривать раны. Он высыпал из мешочка в ладонь нечто растертое в пудру, комковатое, щедро плюнул в это «нечто» и размял, превратив в дурно пахнущую пасту, а потом густо смазал этой мазью все раны Джейми.

— Ну, теперь меня и в самом деле вот-вот вырвет, — пробормотал Джейми, морщась под энергичными руками целителя. — Что это за гадость?

— Ну, насколько я могу угадать по запаху, это скорее всего сушеный триллиум, смешанный с основательно прогоркшим медвежьим жиром, — сказала я, стараясь не вдыхать этот специфический аромат. — Не думаю, что это тебя убьет; во всяком случае, надеюсь, что нет.

— Ну, на это мы оба надеемся, мне кажется, — пробормотал Джейми. — Что ж, спасибо за заботу. — Он отмахнулся от индейца, вежливо улыбнувшись этому так называемом доктору.

Однако шутил он или нет, а губы у него оставались белыми, и это было заметно даже в слабом свете костра. Я положила руку на его здоровое плечо и почувствовала, что все его мускулы просто лопаются от напряжения.

— Найди-ка виски, Сасснек. Мне позарез нужно глотнуть немножко.

Один из индейцев тут же протянул руку к бутылке, стоило мне вытащить ее из седельной сумки, но я довольно грубо оттолкнула его. Он удивленно хрюкнул, но не стал гнаться за мной. Вместо того он взял сумку и принялся шарить в ней, как боров, ищущий трюфели. Я не стала ему мешать, а поспешила с виски назад, к Джейми.

Он сделал небольшой глоток, потом глотнул побольше, вздрогнул и открыл глаза. После этого глубоко вздохнул раз-другой, снова выпил, и наконец вытер губы и взмахнул бутылкой, глядя на старшего из индейцев.

— Думаешь, это очень умно? — пробормотала я, вспомнив леденящие кровь истории Майерса о всяческих страшных убийствах, совершенных индейцами под влиянием огненной воды.

— Я могу отдать им спиртное сам или могу позволить забрать его, Сасснек, — раздраженно бросил Джейми. — Их тут трое, ты не забыла?

Старший индеец поднес горлышко бутылки к носу — и его ноздри расширились, как будто он оценил редкий, изысканный букет напитка. Я даже со своего места чувствовала запах виски, и удивилась, как это индеец умудрился не обжечь слизистую оболочку носа.

Блаженная улыбка расплылась по грубому лицу индейца. Он что-то сказал своим сыновьям — слово, прозвучавшее для меня как «хароо!», — и тот, что рылся в наших вещах, тут же направился к своему брату, зажав в руке пару кукурузных лепешек.

Старший индеец так и держал в руке бутылку, но вместо того, чтобы выпить, он повернулся и пошел туда, где лежала туша медведя, черная, как большое чернильное пятно на земле. Очень осторожно он накапал немного виски себе в ладонь, наклонился и влил спиртное в полуоткрытую пасть медведя. Потом неторопливо повернулся кругом, церемонно стряхивая с пальцев капли виски. Они вспыхивали золотом и янтарем, когда попадали на свет, а те, что упали в костер, зашипели и вспыхнули.

Джейми снова сел прямо, забыв о тошноте и явно сгорая от любопытства.

— Ну что, стоит на это посмотреть? — спросил он.

— На что? — не поняла я, но Джейми не ответил, полностью поглощенный зрелищем.

Один из молодых индейцев извлек откуда-то расшитый бусами кисет с табаком. Тщательно набив табак в чашечку небольшой каменной трубки, он разжег ее при помощи сухой ветки, сунув ту в костер, и сильно затянулся. Табачные листья брызнули искрами и задымились, распространяя над поляной роскошный аромат.

Джейми прислонился ко мне, прижавшись спиной к моим ногам. Я снова положила руку на его здоровое плечо и почувствовала, что дрожь в его теле начинает утихать по мере того, как виски растекается по организму. Джейми был ранен не слишком-то серьезно, просто напряжение схватки и тревога из-за внезапного появления индейцев давали о себе знать.

Старший индеец взял трубку и сделал несколько глубоких, неторопливых затяжек, выдыхая дым с видимым удовольствием. Потом он опустился на колени и, снова до отказа наполнив свои легкие дымом, с силой вдул его в ноздри мертвого медведя. Он повторил эту процедуру несколько раз, что-то бормоча себе под нос при каждом выдохе.

После этого он встал — удивительно легко, — и протянул трубку Джейми.

Джейми обошелся с трубкой точно так же, как индеец, — сделал одну или две длинные, церемониальные затяжки, — и затем поднял трубку и протянул мне.

Я взяла ее и осторожно поднесла к губам. Обжигающий дым тут же попал мне в глаза, наполнил нос, а мое горло судорожно сжалось от желания раскашляться. Я с трудом подавила этот рвущийся наружу кашель и поспешила вернуть трубку Джейми, чувствуя, как мое лицо краснеет от бешеного прилива крови по мере того, как попавший внутрь дым лениво пробирается в легкие, обжигая и покалывая, заставляя меня дергаться с головы до ног.

— Не надо было вдыхать его, Сасснек, — пробормотал Джейми. — Просто подержала бы во рту и выпустила через нос.

— Ну да… раньше не мог сказать, — выдавила я, уверенная, что вот-вот погибну от удушья.

Индейцы наблюдали за мной с искренним любопытством. Старший из них даже склонил голову набок и слегка нахмурился, словно пытаясь разгадать какую-то загадку. Он даже подошел поближе к костру и присел на корточки, чтобы рассмотреть меня как следует, и я уловила странный, дымный запах его кожи. На нем не было ничего, кроме набедренной повязки и некоего подобия кожаного фартука, но при этом его грудь была почти вся закрыта огромным сложным ожерельем, в которое были вплетены морские ракушки, камешки и зубы каких-то крупных животных.