– Понимаете, хозяин, – своим мерзким плаксивым тоном заговорил он. – Эти ублюдки с телевидения налетели на нас, как вороны…

– А ты что, разве не сокол, – раздраженно перебил я, – чтобы ворон бояться? Выходит, ты и есть глупая жирная ворона…

– Я виноват, виноват, – продолжил свою покаянную песенку Мосин. – Я ж не думал, что этой гниде Полковникову все известно! Я же думал, обычное телевидение. Вопрос – ответ, с кем не бывает?…

– Вижу, что не думал, – заметил я наставительно. – Не умеешь это делать, так не лезь. За нас Президент думает, усек?…

Потом до меня дошли наконец моськины слова.

– Что ему известно? – спросил я зловеще. – А ну, выкладывай, сукин сын, игрок гребаный!

Моська попятилась.

– Ну… это… Про то, как мы этого фискала замочили…

– Врешь! – Я схватил его за грудки. – Ты проболтался?! Ты сам ему сказал, урод?!

Мой заместитель, вице-сокол с битой мордой, с готовностью подставил мне щеку для удара и захныкал:

– Да я ни сном ни духом… Я и сказать ничего не успел. У него уже все на руке было написано.

Я отпустил Моську.

– Что значит на руке?

Мосин, захлебываясь в словах, изложил мне, в конце концов, все события вчерашнего вечера. Если это было правда, все выходило очень неприятно.

– Позвольте, хозяин, я его найду и собственноручно шлепну, – произнес Мосин, преданно глядя мне в глаза. – Это ведь не Дроздов с его танками, а паршивый репортеришка. Пристрелим по-тихому, никто жалеть не будет. Больно умный стал, во все лезет…

– Даже не думай, – прекратил я его излияния. – Сообрази хорошенько, дурень. Откуда-то он все это узнал. Наверняка он на кого-то работает.

– На охранцев, наверное, – встрял Мосин. – Это их штучки, это они ведь нас подставили… Ну, я до него доберусь!…

– Ты до Митрофанова доберись, – сказал я. – Слабо тебе ЕГО пристрелить по-тихому или по-громкому. А?

Мосин захлопал глазами. Самому добраться до начальника всех охранцев ему было слабо.

– К тому же, – добавил я, – если Аркашка с кем и связан, так, конечно, не с охранцами. Некультурная для него эта публика. Скорее, он пашет на Контору, на генерала Голубева.

– А что, – согласился Мосин. – У Голубева вся Москва в фискалах. Фискалов как грязи. Ну и хорошо. Одним фискалом больше – одним меньше. Отдайте мне его, хозяин, а?

– Голубева тебе отдать? – спросил я. – Давай, забирай. Осилишь?

– Да нет, – испуганно поправился Мосин. – Зачем Голубева? Журналиста этого поганого, трепло телевизионное…

– Даже не думай, – повторил я грозным тоном. Эту фразу я нашел в фильме «Грязный Гарри», который смотрел уже раз пятнадцать на своем домашнем «Шарпе». Эх, из тех бы ребят набрать себе команду. – Вы позавчера уже грохнули одного фискала, еще одного хочешь? Голубев нас за это уж точно отщелкает поодиночке, и Президент нам не поможет… Пошли ребят только понаблюдать. Пусть, значит, одни соколы посматривают за Дроздовым, а другие пошустрят за Аркашкой. Но не трогать. Пока. Усек?

– Ясно, хозяин, – с недовольным видом кивнула Моська. Очень ему хотелось Полковникова шлепнуть. Да кому, дурень, не хотелось бы?

Тут зазвонил телефон. Я жестом приказал Мосину убираться и взял трубку. Звонил Антонов из той группы соколов, которую я еще с утра послал на осмотр в Большой. Антонов пожаловался на то, что работать нормально нет никакой возможности, мешают…

– С каких это пор тебе цивильные мешали? – удивился я. Вот еще один придурок. Мешают ему, видите ли, осуществлять безопасность Президента. Вот фрукт!

Но оказалось, что Антонов имел в виду другое. Вовсе не цивильные, а самые что ни на есть кадровые стояли на пути соколов.

– Охранцы, говоришь? – переспросил я, зверея. Ну, Митрофанов! – Ждите меня, я сейчас сам приеду, – приказал я и бросил трубку. Мы еще поглядим, кто в доме хозяин. – Машину! – приказал я. – Четверо со мной. Едем в Большой, разбираться.

Бить по голове надо уметь. Эти умели, но недостаточно. Видимо, опыта еще маловато. По всем правилам я должен был очнуться где-нибудь на дне Москвы-реки секунды примерно на три. Вместо этого я очнулся значительно раньше. На заднем сиденье машины, в компании каких-то мордоворотов. Я был зажат между ними, как порция свиной отбивной между двумя ломтями хлеба в хорошем биг-маке из «Макдональдса». Едал я такие бутерброды, было дело. Однако сейчас, кажется, собирались съесть меня.

Мною вы подавитесь, решил я, осматриваясь сквозь чуть приоткрытые глаза. Мордоворот, сидящий справа, заметил мой нехитрый маневр.

– А-а, очнулся, капитан, – протянул он немного разочарованно. Кажется, он готов был мне еще разок врезать по голове. Но в машине было так тесно, что размахнуться как следует ему не удалось бы.

Я застонал. На самом деле череп у меня крепкий, так что стон был сплошной липой.

– Больно, – удовлетворенно признал мордоворот. – Это еще семечки. Больно будет потом. Узнаешь меня?

Вопрос был излишен. Это был один из трех вчерашних мордоворотов, которые после нашей встречи прилегли отдохнуть в туалете на «Профсоюзной». Я вспомнил рассказ Ручьева и огорчился. Выходит, народная молва преувеличила, и избитые до полусмерти снова в строю.

– Он узнал, – сообщил тип, сидящий слева. – Он уже боится.

Тип слева был тоже из вчерашних. Судя по тому, как он морщился, ворочая шеей, ему от меня сильно досталось. За рулем, впрочем, сидел незнакомый мордоворот.

– А где ваш третий друг, полный такой? – спросил я, обращаясь к двум своим соседям одновременно. – Что-то я его не вижу. Не захворал ли после вчерашнего? Полы там в туалете холодные…

Мордоворот слева двинул мне в бок локтем. Я охнул: локоть у него был острый, и удар вышел хоть куда.

– Издевается, фискал, – сказал левый мордоворот через мою голову.

– Это он так шутит, – не согласился правый мордоворот и аккуратно надвинул мне на глаза милицейскую фуражку. Руки мои, разумеется, были крепко связаны, поэтому поправить головной убор я не мог. Мой милицейский планшет лежал у меня на коленях. Правда, вот гаишный жезл куда-то исчез.

Прикарманили палочку, сообразил я. Мелкие ворюги служат в Охране. Доживу – пожалуюсь господину Митрофанову.

– Тебя ведь по-хорошему попросили, – вновь подал голос правый мордоворот. – Не лезь в это дело. Ваш генерал тебе что приказал? Отдыхать приказал. А ты не послушался, полез. Из-за тебя и дядьку пришлось хлопнуть. Другой бы сообразил, а ты – нет. Ну, так пеняй на себя.

Значит, охранцы в самом деле поставили жучок в кабинет Голубеву, понял я. Ай да Митрофанов, ай да сукин сын.

– А куда мы едем? – поинтересовался я. – Случайно не в Большой театр?

Левый мордоворот заржал:

– Театрал, твою мать! Рано еще в Большой. Еще не вечер.

– Заткнись, – сказал тот, что сидел справа от меня.

– А что? – удивился левый. – Фискал уже больше никому ничего не расскажет. Верно я говорю? – И он опять с удовольствием саданул меня локтем в бок. Удар был еще сильнее. Меня мотнуло чуть ли не на колени моему правому соседу.

Тот, сердито морщась, оттолкнул меня и прошипел своему товарищу:

– Не наигрался, что ли, дурак? Успеешь.

Я догадался, что и правый мой сосед вышел из вчерашнего боя отнюдь не невредимым. Просто замечательно. Из трех противников двое были инвалидами, а третий сидел за рулем.

Пока двое мордоворотов пихали меня в бока, фуражка на голове вновь вернулась в нормальное положение. Я увидел, что едем мы все еще по центру Москвы, по направлению к реке. Сейчас мы как раз проезжали Смоленский бульвар и въезжали на Зубовский.

Увидел я и еще кое-что. Солидная комплекция моих соседей сыграла мне на руку. Правая задняя дверца была не захлопнута. Край пиджака моего стража попал в щель, и из-за этого закрытая дверь держалась вообще неизвестно на чем. На мое счастье, водитель был неопытный и не заметил столь явного нарушения. Отлично. Мне, как всегда, везет.