Оле опять начал работать, он ещё ревностнее занялся своим делом и почти всё время проводил в конторе и в складе, даже когда не было настоящей работы. Для чего он это делал? Он похудел, он почти не давал себе отдыха, взгляд его стал рассеян и неподвижен. В течение двух недель он не был нигде, кроме складов и конторы. Пусть не говорят, что он повесил голову оттого, что его свадьба расстроилась! Он по-прежнему занимается своим делом и вовсе не печалится.

Он похудел, осунулся, ну что же? Это от работы, только от работы, пожалуй, он, действительно, несколько переутомился. Разве кто-нибудь думает, что это от чего-нибудь другого, а не от работы? С поездкой в Англию, он запустил кое-какие дела, и теперь было пропасть работы, он всё рассказал Тидеману, оказалось невероятно много работы. Впрочем, теперь он уже сбыл с рук самое главное и будет поспокойнее, начнёт даже бывать везде, развлекаться.

И он звал Тидемана с собой в театр, в Тиволи, они долго гуляли по вечерам, обсуждали всё, что касалось кожевенного завода в Торахусе, и решили начать строиться весной. Выгонка смолы будет производиться в том же здании. Это предприятие очень увлекало их обоих. И Оле ещё больше, чем Тидемана. Он с такой пылкостью бросился в окружавшую его жизнь, что никто не подумал бы, что он таит в себе какое-нибудь горе. Об Агате он никогда не говорил, не произносил её имени, она умерла, исчезла.

Но он по-прежнему был худ, глаза его ввалились. Тогда он стал сваливать причину этого на своё путешествие, оно действительно очень утомило его, к тому же он ещё простудился на пароходе. Но теперь он чувствует, что скоро поправится, это только вопрос времени.

А Тидеман тоже жил, применяясь к обстоятельствам. В последнее время он взял свою прежнюю кухарку и обедал теперь дома; уже два года, как этого не было. Немножко было пустовато, столовая казалась слишком большой, не все места были заняты, но дети наполняли весь дом весёлым шумом, иногда он слышал их возню даже внизу, в конторе. Они часто мешали ему, портили ему хорошие рабочие часы, отрывали от занятий. Когда их весёлые крики и смех доносились к нему, или он слышал топот их башмачков в прихожей, он клал перо и отправлялся с ними наверх. Через несколько минут он опять сходил вниз и с новым, почти юношеским пылом набрасывался на книги и бумаги... Да, Тидеману жилось хорошо, он не мог жаловаться. Всё начинало складываться для него как нельзя лучше.

— Знаешь что, — сказал раз Оле, — я думаю, что в Англии может быть сбыт для норвежского сыра. Я говорил с несколькими фирмами, когда был там, они желали бы иметь белый сыр из козьего молока, тёмные сыры им не нравятся. Что нам мешает заняться приготовлением так называемого нормандского сыра? Ведь это просто кислое молоко со сливками. Дело только в обработке.

Вот о чём думал этот измученный, переутомлённый человек — о сбыте норвежского сыра в Англию! И с какой-то лихорадочной поспешностью он начал рассказывать, как он думает устроить где-нибудь в горах ферму по швейцарскому образцу, со стадом в пять тысяч коз, как сыр будет отправляться партиями, сбыт будет колоссальным. Глаза его были устремлены куда-то вдаль.

— Ну, а перевозка, — вставил Тидеман, — как же насчёт доставки с гор?

Оле прервал его:

— Ну, да, доставка. Но ведь не вечно же перевозка будет служить препятствием, будут же когда-нибудь железные дороги. А кроме того, можно протянуть между горами кабель таким образом, чтобы до него можно достать с какой-нибудь станции из долины. Тогда по этому кабелю можно переправлять всё, что угодно. Груз будет двигаться по кабелю в резиновых кругах, а движение будет регулироваться при помощи блоков и верёвок со станции. Он много думал об этом, вещь вполне возможная. А раз товар очутится внизу, на проезжих дорогах, доставка не будет представлять уже никаких затруднений.

Тидеман слушал своего друга и смотрел на его лицо. Он говорил с большим убеждением и, казалось, был совершенно занят только одной этой мыслью. Но немного погодя он спросил, как поживают дети Тидемана, хотя тот только что рассказал ему о них. Оле Генриксен, олицетворение уравновешенности и рассудительности видимо, утратил часть своего спокойствия.

Они заговорили о своих знакомых из кружка. Гранде попал в члены комиссии по избирательному праву, рассказывал Тидеман, это вышло неожиданно даже для самого адвоката. Он объяснил Тидеману, что эта комиссия по избирательному праву — прекрасное начинание, прекрасный, либеральный шаг. Может быть, в следующий раз будет проведено всеобщее избирательное право для мужчин и для женщин.

О Мильде адвокат рассказал, что ему, по обыкновению, везёт, и он получил большой заказ — иллюстрировать вельхавенские «Сумерки Норвегии»30 карикатурами. Ну, тут Мильде даст удивительные вещи, на это он мастер.

Оле слушал рассеянно. Об Иргенсе не было сказано ни слова...

По дороге домой Тидеман случайно заглянул к мелочному торговцу, которому поставлял товар. Это произошло совершенно случайно. Войдя в магазин, он подошёл к прилавку и громко поздоровался с хозяином, стоявшим за кассой. В ту же минуту он увидел у прилавка свою жену, перед ней лежало несколько свёртков.

Тидеман не видал её с того дождливого вечера, когда он застал её перед своей конторой. Увидев как-то случайно её кольцо в окне ювелира, он сейчас же выкупил его и отослал ей. Она поблагодарила несколькими словами: ей не было жаль кольца, но теперь, конечно, другое дело, она его больше не продаст.

Она стояла перед прилавком в чёрном платье, оно было порядочно изношено, и в голове его мгновенно мелькнула мысль, что, может быть, ей не хватает денег, может быть, она нуждается. Зачем она носит такие старые платья? Она вовсе не вынуждена к этому, он посылал ей довольно много денег. Слава Богу, на это у него хватит средств. Вначале, когда ему самому приходилось туго, он посылал ей понемногу, это правда, но он и огорчался этим и каждый раз писал ей, прося извинения за то, что посылает так мало, это происходило от его невнимательности, в течение недели он пришлёт ей ещё денег, а теперь он по рассеянности забыл отложить для неё вовремя. И она благодарила и отвечала всякий раз, что ей не нужно денег, у неё и так пропасть денег, она не знает, куда их девать. Он может поверить ей, что у неё лежит ужасно много денег.

Но почему же она ходит в таком старом платье?

Она обернулась, она узнала его голос, когда он поздоровался с хозяином. Они стояли друг против друга, и глаза их встретились на секунду. Он смутился, улыбаясь, поздоровался с ней, как и с хозяином, и она, вспыхнув, ответила на его приветствие.

— Благодарю вас, это всё, — тихо сказала она приказчику, — остальное я возьму в другой раз.

Она поспешно заплатила за отобранный уже товар, забрала свои пакеты. Тидеман следил за ней глазами. Наклонив голову и смотря в землю, как бы стыдясь чего-то, она торопливо вышла из магазина.