Приподняв несколько трухлявых бревен, матушка Сергия осторожно спустилась по склизкой лестнице и аккуратно возвратила бревна на их прежнее место над своей головой. Теперь — только вперед и как можно скорее.

На сей раз она вовсе не думала о мертвых монахах, обступавших ее со всех сторон. Ее гораздо больше волновала судьба Лизы и тех людей, которых она оставила в усадьбе Прозоровских. Она спешила к Командору, потому что таков был ее долг, доложить о проявлении темных сил, но более того, потому что того требовало ее сердце. Догадавшись, кто на самом деле явился в усадьбе править свой дьявольский бал, она не могла позволить Евдокии и тем, кто прислал ее вновь в Андожу, свершить их планы.

Однажды, когда она получила всего несколько первых уроков от Командора, их хватило, чтобы возбудить против Евдокии весь окрестный люд и таким образом волей народа обречь ее на одинокое заточение в болотном доме. Вопреки слухам, гулявшим по Белозерью, Евдокия вовсе не умерла на острове Голенища мучительной смертью от голода. У нее было все, чтобы вести довольно долгое и вполне сытное существование. Единственной казнью ее оставались только память и одиночество. Казалось, она смирилась — ее мятежный злой дух угас, потушив при том разум. Но выходило — только до поры до времени.

Однако размышляя обо всем случившемся, матушка Сергия была уверена, что Евдокия не могла сама, какой бы дух не ожил в ней, преодолеть наложенные на нее Командором Третьей Стражи путы. Ее силы не хватило бы на такое. Впрочем, Евдокия, явившись в образе мадам де Бодрикур, и сама не скрывала, что она использует поддержку очень могущественных сил. Но каковы они? Крест, на котором столь дерзко привязали несчастного Арсения Прозоровского, наводил монахиню на очень тревожные догадки. Некие силы пришли извне. Они пришли из-за кромки, с темной стороны. Они и пробудили Евдокию, явив ее снова из небытия, чтобы действовать более успешно и скрытно в Белозерье.

Захваченная своими мыслями, матушка Сергия и сама не заметила, как достигла конца переплетения подземных коридоров, и перед ней предстал полукруглый зал бывшего главного монастырского собора. Запах растлевших тел был здесь уже не так силен, и матушка Сергия сама удивилась, как быстро она прошла весь путь — выход из подземелья уже близок, об этом свидетельствовал свежий воздух, явно просачивающийся к ней. И точно, пройдя в зал она подняла голову и увидела знакомый, пробитый по самый середине купол, в отверстии которого виднелось ночное небо.

По ее догадке сделанный колодец служил для пропуска воздуха, возможно, так было задумано изначально, так как отверстие было вырезано весьма аккуратно.

Факел в руке монахини затух. Без пламени при слабом свете луны, просачивающемся внутрь зала и едва доходившем до ниш, мертвецы выглядели еще более устрашающе. Потоки воздуха трогали их одежды, и казалось, что они вот-вот зашевелятся.

За колоннами, возвышающимися по краям зала, виднелся узкий проход. Проследовав им, Сергия вошла в небольшую крипту. Она имела также круглую форму и освещалась двумя огнями на треножниках. Кольцо колонн окружало помещение — между ними проглядывали проходы в какие-то лазы, напоминающие звериные норы, подкопы и длинные галереи, ведущие бог весть куда — из них только одна вела в помещения, занимаемые Командором, и Сергия поспешила воспользоваться ею. Она прошла длинным каменным коридором и очутившись перед квадратной каменной стеной, остановилась. Она была уверена, что Командор уже извещен о ее приходе.

Еще при выходе с подземной галереи она видела как зашевелилась опущенная завеса, закрывающая в храме иконостас и алтарь. Это означало, что сторожевые Командора, — а эту роль очень часто исполняли самые обыкновенные летучие мыши, — уже понеслись к хозяину с докладом о том, что она идет к нему. И поскольку никаких препятствий на пути ее до самых апартаментов не возникло, монахиня сделала вывод, что Командор согласен принять ее.

Так и вышло. Стена перед ней вскоре зашевелилась и отодвинулась — Сергия поднялась на несколько ступеней вверх и пригнувшись, прошла в покои Командора — ее голова, покрытая темным платком на мгновение застыла под самым ликом Медузы, высеченной в сердолике. Плита легко закрылась за ее спиной, заняв обычное для себя положение.

Матушка Сергия осмотрелась — Командора не было в комнате. Тусклые огни свечей в подсвечниках бросали отблески на золотое шитье на тяжелых шторах на окне и на бархатный балдахин над кроватью, играли на круглых боках яшмовых и сердоликовых чаш, стоящих в ряд на поставцах. На сундуке, обитым серебром, который тянулся вдоль противоположной стены, в прямоугольной клетке непрестанно крутила барабанчик рыжая белка.

Вскоре за тяжелой, обитой железом дверью, соединяющей комнату с другими покоями, послышались шаги и позвякивание шпор. Дверь открылась — Командор вошел.

В черных одеяниях, высокий, прямой, непреклонный — его глубоко посаженные темные глаза внимательно взглянули на Сергию.

— Я прошу извинить меня, мессир, — начала Сергия, не дожидаясь его приветствия, — что я нарушила принятый нами свод правил и явилась к тебе без призыва. Но обстоятельства, требующие незамедлительного нашего вмешательства, вынудили меня.

— Я слушаю тебя, София, — вполне дружелюбно отвечал ей Командор Стражи, — и даже очень рад тебя видеть.

— Я посчитала своим долгом сообщить, что энергия разрушительного свойства обнаружена мной в прежде покойном и безмятежном доме князей Прозоровских, — продолжала монахиня. — Во время охоты убит сын старого князя. По свидетельствам тех, кто последним видел его, можно предположить, что на него напала белая волчица, превосходящая много по силам своим обычное природное животное. Арсения привязали на крест посреди болота. Более того силы, захватившие воспитательницу старшей дочери пытаются затянуть девушку под свою власть, соблазняя ее любовной близостью с потусторонними пришельцами.

Если мне позволено будет предположить, то я сочла бы верным, что мятежный дух княгини Евдокии Ухтомский заключенный нами почти что сто лет назад на болотном острове, вышел на волю. Но что еще более тревожно — вполне вероятно, что через кромку удалось просочиться весьма сильному духу, сочетающему в себе несколько ипостасей. Крест, на который привязали несчастного Арсения в болоте явно предназначен для некого ритуала, возможно, жертвоприношения.

Кроме того, у него сняли всю кожу на лице и голове. Мне никогда не приходилось сталкиваться с подобным…

— Присядь, София, — предложил ей Командор, указывая на кресло у камина. Когда Сергия села, сам он прошел несколько раз по комнате от камина до окна и обратно. Щелкнул пальцами. Вертящая барабанчик белка обратилась в невысокого юношу — негра, одетого в белые одежды с ярко-голубой чалмой на голове.

— Принеси нам желтого вина акации, — приказал ему Командор, и слуга сразу же удалился.

— Я знаю о том, что происходит в усадьбе Прозоровских. И некоторое время, стараясь держаться на расстоянии, наблюдаю за всем, — проговорил Командор, останавливаясь напротив Сергии: — Я получил сообщение из Петербурга. Главная контора передала мне сведения о том, что в районе нашей ответственности замечен крупный прорыв энергий через кромку. И если бы ты не пришла ко мне, София, я бы сам призвал тебя в самое ближайшее время.

— Выходит, мое предположение верно, — спросила Сергия озабоченно, — Евдокия разрушила свою темницу и ушла с острова. Он пуст…

— Евдокия ушла с острова, — подтвердил Командор и положил руку на высокую спинку кресла, в котором сидела Сергия, на смуглых пальцах его руки блеснули два перстня с крупными алмазами, желтого и темно-коричневого цвета: — Евдокия ушла с острова, — повторил он, — но остров вовсе не пуст. Я обнаружил там весьма любопытных поселенцев. Они, надо полагать, и вытеснили оттуда Евдокию, точнее, как выразится вернее, они наняли ее себе на службу.

— Вы были на острове, мессир? — Сергия сжала руки на коленях, в волнении.