К ее удивлению, он вдруг рассмеялся. Почти как в тот день их самой первой встречи в Белозерске, когда ее стошнило от жаркого.
— И это все? — спросил он, — И ты прошла более двенадцати верст пешком, чтобы сказать мне это? О, Софья, малышка моя дорогая!
Княжна смотрела на него, пораженная, что такое серьезное дело он обращает в шутку.
— Что же мне делать? — осторожно спросила она.
— Послать их ко всем чертям, — решительно сказал он, — а если ты не осмелишься, я сделаю это вместо тебя. Пойдем завтракать.
— Нет! — Софья в ужасе вцепилась в его руку. Если крестьянин на лесной дороге принял ее за ведьму, а лакей — за нищенку, то страшно даже представить, что подумают о ней его друзья. Но Василий не стал ничего слушать и потащил Софью в столовую, где завтракали мужчины. В испачканном платье и порванных туфлях она предстала перед Васильевыми дружками, прославленными после сподвижниками Петра Алексеевича генералом Андреем Паниным, ближним царским советником Никитой Зотовым и «полудержавным властелином» и князем Александром Даниловичем Меньшиковым. Все они стосковавшись по общей гульбе, приехали в Ухтому уговаривать Василия поскорее возвращаться в Петербург, а заодно и лес приглядеть для строительства новой петровской столицы.
— Эка у тебя красотка в доме от нас скрывалась, Василий, — прицокнул языком Меньшиков, оглядывая Софью, — а все говорил, один я тута, один. Мы ж сразу и не поверили, верно? — он подмигнув, толкнул Зотова в бок. С набитым ртом, советник государя только кивнул. Не зная всесильного петровского фаворита в лицо, Софья не могла не заметить важность ухтомского гостя. И хотя сидел он за столом в простой белой рубахе, расстегнутой по вороту, взгляд княжны сразу упал на его роскошный кафтан, висящий на спинке кресла. Белый на красной подкладке, мундир ослеплял золотым шитьем, но пуще того сверкали на нем драгоценными каменьями ордена, две больших звезды и крест.
— Это княжна Софья Ивановна Андожская, — представил ее гостям Василий, — напрасно смеетесь, Александр Данилович, — продолжил он язвительно. — Софья Ивановна двоюродная племянница адмирала Белозерского. Она только что сбежала из дома. Ты не поверишь, Алексаша, ее матушка удумала выдать ее замуж за этого недотепу Салтыкова!
— Неужто? — усмехнулся за столом Зотов. — Знаю я его. Собой недурен, но глуп. Незавидная партия, — он наклонился и гладил уши борзого пса, сидевшего у его ног.
— Возможно, Вы позавтракаете с нами, Софья Ивановна, — предложил Меньшиков, указывая на блюдо, уложенное большими кусками свинины и баранины. Но Софья слишком устала, чтобы желать чего — то иного, кроме хорошего отдыха.
— Мне думается, Софье Ивановне надо бы ванну принять со столь долгой гулянки, — рассудительно подал голос Панин. — Позови своих служанок, Васька. Пусть они ей воды нагреют.
— Служанок у меня нет, — пожал плечами князь Ухтомский, — всех с собой Евдокия забрала. С ними в Москву умчалась. Так что в моем доме нет ни одной женщины.
Услышав его слова, Никита Зотов чуть не подавился и закашлявшись, прикрыл лицо носовым платком, а Василий бросил на него гневный взгляд…Затем князь Меньшиков, быстро переглянувшись с друзьями, вышел из столовой под предлогом размяться после сытного завтрака. За ним последовали Зотов и Панин. Наконец, Софья и Василий остались одни.
— Зря я пришла, — горько заметила Софья, — я осрамила тебя перед столичными сотоварищами, перед самим светлейшим князем. Я же не знала…
— Чем же ты осрамила меня, Соня? — спросил он спокойно, наливая себе в кружку смородиновый мед из бочонка, — но хорошо, что ты появилась после завтрака, а не до него.
— Почему же?
Он улыбнулся и вынул из кармана листок бумаги.
— Я продал казне добрую партию леса, и Александр Данилович хорошо заплатил мне за нее. Если бы ты появилась раньше, он возможно решил бы покрасоваться перед тобой и сбавил цену.
— Этих денег хватит, чтобы рассчитаться с долгами? — спросила Софья, слабо улыбнувшись. Василий иронически рассмеялся.
— Вполне хватит, чтобы прожить несколько недель. Потом мы продадим что-нибудь еще или просто по-дружески возьмем в долг у того же Алексашки или у Никитки Зотова.
— Почему «мы»? — удивилась Софья, едва понимая.
— Потому что мы будем теперь всегда вместе, — ответил он. — Неужели ты думаешь, я позволю, чтобы тебя отдали замуж за этого нелепого Петрушку Салтыкова? — Он вытер губы рукавом рубашки, с беззаботным видом отодвинул тарелку. Потом протянул руки к Софье. И она прильнула к его широкому, сильному плечу.
— Любимый, — прошептала она, ощутив себя вдруг взрослой и очень, очень мудрой, — ты же говорил, — что сможешь жить, только женившись на богатой наследнице…
— Во всяком случае я не смогу жить, если ты выйдешь замуж за кого-нибудь другого, а не за меня, — ответил он, — тем более за Петрушку Салтыкова, на смех людям.
— Но Вася, — продолжала возражать Софья, — если я выйду замуж за тебя, а не за Салтыкова, моя мать может не дать согласия на брак. Она же окажет влияние на отца.
— Она не сможет долго сопротивляться перед моим обаянием, вот увидишь. А уж тем более перед явлением Александра Даниловича моим сватом.
— У нас не будет ни гроша. Я самая младшая в семье, Вася. Мой отец хотя и принадлежит к старинному роду, он беден. Ты должен иметь в виду, что мое приданое окажется очень скудным. Мы не сможем все время жить от гроша до гроша…
— Я всегда так жил, и как видишь, чувствую себя неплохо, — князь Ухтомский рассмеялся и подхватив Софью на руки, понес ее из столовой в дальние комнаты: — если у меня и есть насчет Вас, любезная Софья Ивановна, коварные планы, — говорил он по пути, — то уж они никак не касаются Вашего приданого, поверьте…
О, необдуманная помолвка, потрясающая, поспешная. Решение, принятое в один миг, будто ни с того и ни с сего. Благословение императорского фаворита, его приезд с блестящей свитой в тихую, захолустную Андожу. Под таким натиском не смогла устоять ни княгиня Мария Филипповна, ни тем более князь Иван Степанович. Перед прошением Александра Даниловича Меньшикова отдать юную княжну за его близкого друга Ваську Ухтомского, никто не посмел чинить препятствия, все согласились, сразу забыли о Салтыковых и в полном ликовании сердец закрутились в предсвадебных хлопотах.
Мысль о том, что ее дочь отправится в Петербург и будет там представлена императору, который наверняка, по словам светлейшего князя, утроит ее приданое по своей щедрости, а после, все по тому же обещанию, она сделается камер-фрейлиной императрицы, очень понравилась Марии Филипповне. Быстро отписав отказ в Москву несостоявшемуся жениху, она воображала уже и себя во дворце, не придавая значения кружившим по Белозеръю слухам.
А слухи и сплетни множились с невероятной быстротой, при том они оказались настолько живучи, что и сто лет спустя, когда давно уже ушли в небытие все участники происходивших тогда событий, матушка Сергия нет-нет да слышала среди окрестных кумушек их отголоски.
Говорили, что княжна Андожская тайно сбежала к Василию, он ее обесчестил и теперь она выходит за него замуж по жестокой необходимости. Другие же рассказывали еще ужаснее, будто «Ухтомский развратник» обесчестил Сонечку в одной из спален в доме купца Перепейнова, потом насильно увез ее в Ухтому, и она там три месяца жила с ним как любовница.
Софья же была настолько влюблена и счастлива своей любовью, что не только посмеивалась над слухами, не придавая им значения. Она вовсе позабыла даже о родственниках Василия, с которыми необходимо было держать ухо востро, в том числе и о своем заклятом враге, княгине Евдокии Романовне. Пользуясь тем, что та все еще пребывала в Москве, Софья с раскрасневшимися от удовольствия щеками расхаживала по огромному Ухтомскому дому, благоговея перед его роскошью не больше, чем перед привычными закоулками Андожской усадьбы.
Вскоре, узнав о грядущей свадьбе Василия, в Ухтому пожаловал его отец, князь Роман Васильевич Ухтомский. Решение Василия он воспринял с удивлением — верно он полагал, что тот не женится пока не перебесится окончательно, а случится такое лет через тридцать, не раньше. Но приездом своим он сразу внес порядок в невообразимую путаницу, царившую в обеих усадьбах, а своим родительским одобрением сразу положил конец всякой соседской болтовне, набросив покрывало приличия на все происходящее.
