– Какой у нее адрес в Нью-Йорке?

– Где-то в районе Риверсайд Драйв… А, вот он, – Лесли продиктовала адрес.

– А что у Хелен?

– Ну, что там у них случилось, я не знаю, – призналась Лесли. – Мы с ней вместе обедали на прошлой неделе. Она даже не упоминала о Нормане Грэхеме. Она больше не носит обручальное кольцо, и вид у нее очень печальный. Из-за чего бы они там ни поссорились, счастливой она себя теперь не чувствует.

– Очень жаль, – сказала Пейдж. – Мне казалось, с их помолвкой все будет в порядке.

– Кстати, тебе известно, что Нормана перевели в нью-йоркское отделение компании? Ах, да, ты, конечно, это знаешь. Ну, так вот, наконец, я спросила у нее прямо, что произошло. Она сказала, что ей всю жизнь приходилось себе во всем отказывать, как и ее матери, поскольку ее отец был таким экстравагантным человеком, что у них вечно не хватало денег уплатить за жилье. Поэтому, когда Норман купил себе «Кадиллак» и начал заказывать одежду у портного, вплоть до рубашек, она вернула ему кольцо. Она сказала, что повидала в жизни достаточно мотовства, чтобы терпеть его и дальше, и ей не хочется всю жизнь гнуть спину, как это делала ее мать, чтобы муж мог просаживать все деньги на себя, лишая их куска хлеба.

– Вот странно, – удивленно произнесла Пейдж, – мне казалось, что кто-кто, а Норман Грэхем не мог похвастаться богатством.

Закончив разговор и положив трубку, она сидела какое-то время, задумчиво глядя на аппарат. Откуда у Нормана может быть столько денег? Она помнила, что это – жизнерадостный, довольно полный мужчина с благодушным лицом, который вечно смешил всех вокруг. Не слишком обаятельный, но добрый, надежный человек с беззаботным характером. Разумеется, Норман не мог пойти на предательство по отношению к «Маркхэм Электроник».

Наконец Пейдж глубоко вздохнула. Больше невозможно прятаться за закрытой дверью! Вернувшись в комнату, она решительно взяла нефритовый кулон. Что теперь с ним делать? В первый раз она подумала о том, откуда человек, который вчера забрался в дом, мог узнать, какая из комнат принадлежит ей?

В маленькой гостиной она огляделась. На столе лежал старый том в кожаном переплете, который после «того, как из него удалили страницы, служил сигаретным ящиком. Она высыпала сигареты в большую хрустальную пепельницу, стоявшую рядом, положила кулон на их место и поставила переплет на полку, засунув его между двумя другими кожаными томами. Со стороны невозможно было догадаться, что это не книга.

Теперь Пейдж была готова покинуть дом. Она глубоко вздохнула и вышла на улицу. Услышав, как входная дверь закрылась за ее спиной, она почувствовала легкий испуг. Впрочем, чего ей нервничать? Люди Маркхэма должны следить за ней и в случае чего, прийти на помощь. Ей нечего бояться. Пейдж бодро двинулась вперед, чувствуя, как с каждым шагом страх рассеивается и к ней снова возвращается уверенность в себе. Добравшись до Пятой авеню, она повернула к югу, в сторону Гринвич Виллидж. Марта жила на Четвертой улице.

У Пейдж не было никакого ясного плана, но муки, которые переживала миссис Уинтли, толкали ее хотя бы предпринять попытку встретиться с Мартой и уговорить ее вернуться домой.

Сидевшая на скамейке девушка мрачно смотрела на Пейдж. На ней были узкие голубые джинсы и обтягивающий свитер, темные прямые волосы мягкими прядями падали ей на плечи. Лицо было исхудавшим, глаза смотрели дерзко. Типичная хиппи, подумала Пейдж. В выражении лица девушки и в том, как она сидела на скамье, было что-то, вызывающее жалость.

Пейдж миновала одинокую девушку, продолжая поиски жилья Марты Уинтли, и вышла на Четвертую улицу.

На мостовой кричали дети, с риском для жизни, игравшие в бейсбол, шныряя между проезжавшими грузовиками. Неподалеку прогуливалась парочка длинноволосых юнцов. Увидав Пейдж, они остановились, затем один из них, неразборчиво сказав что-то своему приятелю, направился к ней и был уже совсем рядом, когда между ним и Пейдж, словно из под земли, вырос неприметный молодой человек. Он что-то тихо сказал длинноволосому, тот изменился в лице и повернул обратно. Пейдж посмотрела на незаметного молодого человека и вспомнила, что это именно он столкнулся вчера в вестибюле гостиницы с Вансом. Она благодарно улыбнулась и вошла в подъезд нужного ей дома. Она знала, что, пока этот человек рядом с ней, она вне опасности.

В узком подъезде с тусклым освещением висело несколько почтовых ящиков и табличек. «Мэри Смит» – это имя теперь носила Марта. Пейдж снова и снова нажимала кнопку звонка. Затем оставила звонок в покое и пошла обратно. Придется попробовать в другой раз.

Когда Пейдж по дороге домой повернула на Пятую авеню, из подъезда одного из больших жилых домов вынырнул человек и направился к такси, в котором его ждала женщина. На мгновение Пейдж показалось, что это Джерри, хотя она и не видела его лица. Ей вспомнилось, что люди часто узнают своих знакомых именно по характерным особенностям походки задолго до того, как могут разглядеть лицо. Она задумчиво смотрела вслед машине, пока та не свернула за угол. Нет, конечно, это не мог быть Джерри. На Пятой авеню она остановила такси и назвала адрес Элис Харвест.

Здание, о котором Лесли мельком упомянула, что оно находится где-то около Риверсайд Драйв, было расположено в районе, который, видимо, прежде знавал лучшие дни. Он был похож на женщину, которая, несмотря на поношенное платье, держится с таким достоинством, что кажется нарядной. Небольшая гостиница оказалась обшарпанной, но вполне комфортабельной. Пейдж спросила у стойки об Элис, и служащий ответил, что миссис Харвест через несколько минут сама спустится в вестибюль.

– Пейдж! Вот так сюрприз. Что ты здесь делаешь? – Элис обняла подругу, затем осмотрелась по сторонам. – Вон там есть пара стульев. Здесь тесновато, – извинилась она, – но все же удобнее, чем в номере, который по размеру чуть больше коробки из-под туфель, да к тому же там только один стул.

Припомнив уютную и просторную квартиру Элис в Сан-Франциско, расположенную на вершине холма, откуда открывался изумительный вид на залив, Пейдж почувствовала недоумение.

– Вопрос в другом, – весело сказала она, – что здесь делаешь ты?

Элис Харвест была небольшого роста, с белокурыми волосами и хорошеньким личиком. Когда она ответила, ее голос слегка дрожал от обиды.

– Ты же знаешь Тома, какой он. Старательный подмастерье. Работает пять дней в неделю и как минимум на три вечера в неделю берет работу на дом, так что с ним даже поговорить нельзя, а в последнее время даже уик-энды стал тратить на какой-то ужасно важный заказ, – она с раздражением добавила: – настолько важный, что он даже ничего не объясняет своей слишком простой жене. А может быть, он считает, что я недостаточно умна, чтобы что-то понять. Я говорила ему, что мы нигде не были с самого медового месяца, который закончился уже больше года назад. А он мне отвечает, ты же знаешь, какой он легкомысленный: «Подожди еще шесть недель, милая, и у нас будут настоящие каникулы». Шесть недель. Нет, ты подумай. Поэтому я сложила вещи и поехала в Нью-Йорк одна. Ну, конечно, хорошая гостиница через неделю оказалась мне не по карману – здесь такие цены! – так что я пока перебралась сюда. Пейдж задумчиво смотрела на подругу.

– Тебе здесь весело? – спросила она небрежно.

– Ну, в одиночестве особо не повеселишься, – капризно сказала Элис, и Пейдж расхохоталась. – Тебе хорошо смеяться. Тебе не приходится делить мужчину с его работой.

Элис замолчала с сокрушенным видом, пораженная собственной бестактностью.

– О! Милая Пейдж. Прости. Я сказала глупость. Меня надо высечь за то, что я сделала тебе больно.

– Это все ерунда, – заверила ее Пейдж. – И ты вовсе не сделала мне больно. Джерри полностью ушел из моей жизни. Дело в том, что я обручена с другим.

– Как чудесно! То-то я смотрю, ты совсем изменилась. Я никогда раньше не видела тебя такой нарядной. Где ты с ним познакомилась? Расскажи мне об этом, – в своем искреннем сочувствии к подруге и подлинной радости за ее счастье Элис забыла о собственных огорчениях.