Мы вернулись домой, и он лег со мной. Но, даже несмотря на мои усилия, которым теперь мой властитель уже не препятствовал, он не смог добиться ничего. Поэтому, вылив на мою голову ушат грязных оскорблений, он оставил меня в покое – наедине с ночью и моими мыслями.
Так прошел первый день битвы между нами. Этот день не был для меня бесполезен: мне удалось отыскать уязвимые места моего противника. Во-первых, он был трусом, и угроза физической расправы могла стать хорошим способом давления на него. Во-вторых, то ли из-за постоянной потребности спариваться, то ли вопреки ей потенция Чартериса была весьма низкой. На сей раз я имела дело не с полноценным мужчиной, а с невротиком-извращенцем. Что ж, перспектива не особенно приятная, но и не смертельная.
Когда Чартерис обнаружил, что своими обычными постельными упражнениями не может вызвать у меня вообще никаких эмоций – ни удовольствия, ни ярости, он стал изобретать способы как можно больнее задеть меня. Без сомнения, он был не дурак. Заметив, что в самом хорошем расположении духа я нахожусь по вечерам, а в плохом – по утрам, он перенес удовлетворение своих запросов на утренние часы. Увидев, что я привыкла и к этому, он стал экспериментировать, выбирая для совокупления самые странные места и моменты, пытаясь таким образом выбить меня из колеи. Нередко он приглашал меня днем в свой кабинет, приказывал раздеться и затем часами ласкал, заставляя меня принимать самые немыслимые позы, которые придумывало его низменное воображение. Под конец мне уже хотелось кричать и плакать от всего этого ужаса, но никогда – ни разу! – я не дала ему это понять. Иногда он заставлял меня раздеться и, встав на колени у кресла, в котором он сидел, ртом… Ну, я не буду продолжать. Даже теперь, спустя много лет, мое тело сжимается от стыда, и единственное, чего мне хочется, – забыть об этом раз и навсегда.
Его низость причиняла мне много страданий. Когда ему стало ясно, что он не может сломить меня с помощью обычных унижений, у него, я уверена, зачесались руки от желания испытать мою волю, пустив в ход хлыст или огонь, но на это он не отважился. Этот человек был буквально пропитан подлостью. Когда к нему пришла первая пачка счетов за мои покупки, он метался по дому как безумный и, швыряя их мне в лицо, требовал объяснений. Я холодно предложила ему перечитать наше соглашение и сказала, что все деловые вопросы решаются через Джереми.
Однако встречи с Джереми также не приносили Чартерису никаких результатов. Не желая выслушивать его истерики, Джереми попросту звал Карлуччи, которого по моей просьбе он предварительно проинструктировал на случай подобных стычек. Джереми сказал капитану, что теперь его станет представлять именно Карлуччи, который первого числа каждого месяца будет появляться в нашем доме со счетами к оплате. Если же по каким-то причинам денег не окажется, то он, Джереми, за поведение Карлуччи не отвечает.
– Будучи итальянцем, – мягко объяснил Джереми Чартерису, – Карлуччи чрезвычайно вспыльчив, а поскольку он крайне привязан к Прекрасной Элизабет, то воспримет любое посягательство на ее интересы как личное оскорбление. Капитан Чартерис, без сомнения, понимает, что такие здоровые ребята не умеют держать себя в руках и от них можно ожидать всякого.
С большой неохотой капитан Чартерис понял и под угрозой того, что первого числа каждого месяца его будет потрошить ужасный Карлуччи, стал более покладисто расставаться с суммами, необходимыми для оплаты моих поистине вымогательских счетов.
Та же история происходила с содержанием дома. Когда я выбранила кухарку за ужасные блюда, она принялась оправдываться тем, что ей практически не дают денег на ведение домашнего хозяйства. Проверив ее слова, я убедилась в том, что женщина говорила чистую правду. Чтобы не затевать еще одну битву, я стала питаться днем (поскольку Чартерис в это время редко бывал дома) с Джереми или с Белль. Это было приятнее во всех отношениях: я не сидела в одиночестве и одновременно избавила себя от дрянной еды во время домашних обедов или в ресторанах, где скупость Чартериса также не позволяла поесть по-человечески.
Гости к нам не приходили, поскольку Чартерис своим подлым нравом сумел восстановить против себя всех знакомых, да он и не видел в этом надобности. Зато мы бывали на людях практически каждый вечер. Завладев предметом своих вожделений, Чартерис сгорал от желания похвастаться мною, как своим военным трофеем, хотя впоследствии неоднократно случались неприятные сцены вроде той, что произошла во время нашего первого приезда в «Ранело». Но так было не всегда. При желании он умел быть вежливым и обаятельным. В такие дни мне даже казалось, что его вполне можно выносить. Но все равно потом он говорил и делал что-нибудь до такой степени отвратительное, что меня передергивало и ненависть к нему возвращалась с новой силой.
Все время, проведенное рядом с Чартерисом, представляется мне одним большим грязным пятном, но несколько эпизодов заслуживают того, чтобы рассказать о них отдельно. Как-то раз мы отправились на прием. Чартерис находился в отвратительном расположении духа и бросил меня после первого же танца. Я чувствовала себя ужасно, поскольку перед выездом, когда я одевалась, он вынудил меня к одному из своих омерзительных совокуплений, а уж то, что он вытворял в карете, было просто немыслимым. Поэтому вместо того, чтобы по обыкновению искать своих старых друзей, я присела на один из диванов, стоявших вдоль стен бального зала. В длинном зеркале, висевшем в простенке, я видела свое бледное измученное лицо с печатью невероятной усталости. Мне казалось, что время застыло.
Внезапно я заметила, что передо мной остановилась фигура мужчины, и знакомый голос медленно протянул:
– Не откажешься ли ты перекинуться несколькими словами со своим старым другом, Элизабет?
Подняв глаза, я увидела перед собой Неда Морисона. Я была рада встретить его, но чувствовала себя слишком измученной, чтобы куда-то идти.
– А не можем ли мы поговорить прямо здесь, Нед? – слабо улыбнулась я.
– Нет, мне нужно поговорить с тобой наедине, Элизабет.
Голос Неда звучал жестко, взгляд был суров. Я встала, и он вежливо проводил меня в одну из маленьких комнат по соседству с залом для танцев. Затем, плотно закрыв дверь, подошел и сел рядом.
– Я только что вернулся из Ирландии, – мрачно заговорил он, – и когда услышал про вас с Чартерисом, то сначала просто не поверил. Скажи мне, ради всего святого, что заставило тебя связаться с типом вроде него? Ведь ты не могла не слышать, что он собой представляет!
В ответ я устало пожала плечами.
– Нельзя быть всегда рядом с лучшими – сам понимаешь, Нед. Кроме того, я не слышала о нем ничего определенного, если не считать слухов.
– Для того чтобы понять, какую жизнь он тебе устроил, достаточно взглянуть на твое лицо, – упорствовал Нед. – Этот человек и так топчет землю слишком долго. Позволь мне вызвать его на дуэль и избавить мир от этого мерзавца раз и навсегда. Я обязан сделать это ради Крэна.
Зря он упомянул это имя. Я находилась в таком состоянии, что не выдержала и разрыдалась.
– Стоит мне подумать, что бы сделал Крэн с подобной тварью… – Нед был тоже слишком расстроен, чтобы продолжать.
– Не надо, Нед, – всхлипнула я, – мне становится только тяжелее от воспоминаний, которые ты приносишь с собой.
С этими словами я выбежала из комнаты и окунулась в шумный, бурлящий водоворот бала. Я бежала не от Неда, а от пурпурно-золотого призрака, с улыбкой стоявшего за моим плечом, обнимая юную девушку, еще не успевшую познать зло, – ту, которая теперь превратилась в такого же призрака.
Вопреки моему желанию Нед решил довести свой план до конца и нанес Чартерису настолько грубое оскорбление, что дуэль казалась уже делом решенным. Однако, как я и предполагала, трусость Джона оказалась сильнее его гордости, и он отвертелся от дуэли, послав Неду пространные и малодушные извинения. А пострадала из-за этого, конечно же, я, хотя Джон вовсе не подозревал, что своими неприятностями был обязан именно мне.
