Тем и запомнился этот день — знаменательный для меня и удачный, один из последних дней грозового августа. Но вместе с радостью он принес и огорчение. Из полка откомандировывалась переучиваться на другие самолеты группа летчиков, в том числе два моих ведомых — Жора Попов и Павел Шахов. И они и мы знали, что их ждет новая интересная работа, но расставаться было жаль. Загрустили парни, стали просить, чтобы похлопотал за них. Пошел к командиру полка, но ничего не вышло.

— Приказ командующего, — жестко сказал Андрей Яковлевич.

Тепло распрощались в столовой, пожелали друг другу успехов, встречи после победы. Через полгода Жора Попов стал воевать на "летающем танке" Ил-2, Паша Шахов — на МБР-2. Встретиться не удалось. Георгий Тимофеевич Попов до мая 1944 года воевал на Черном море, затем громил фашистов на Балтике, стал Героем Советского Союза. Павел Васильевич Шахов погиб в бою в сорок третьем.

И снова задание: уничтожить бронемашины и пехоту противника на западной окраине станицы Гостогаевской и по дороге на Анапу. Вылет срочный: цель движущаяся. Вместе с техниками и вооруженцами готовим бомбы, заправляем [103] баки. Бомбы подвешиваем фугасные и осколочные. Прилуцкий и Литвинов выглядят плохо, должно быть, лихорадка. От предложений сходить в санчасть отмахиваются: сначала слетаем.

Группу опять ведет Осипов.

В районе Мысхако присоединяется четверка И-16. К Анапе подходим с моря. Летим над дорогой, ведущей к Гостогаевской. На западной окраине станицы замечаем клубы пыли — дождей здесь не было. Через минуту уточняем: колонна техники противника. Размыкаемся по звеньям, увеличиваем дистанцию между машинами, чтобы заходить на бомбежку с индивидуальным прицеливанием. Но, присмотревшись к цели, Осипов меняет решение: сомкнуться, бомбометание по ведущему. «Ишачки» довольны, им легче охранять нас в компактной группе.

— Ложимся на боевой! — докладывает Димыч.

Все внимание на ведущий самолет Осипова. Заговорили зенитки, в небе распушились черные смертоносные бутоны. Разрывы все ближе и ближе, но строй строго выдерживает курс. Ведущий открыл бомболюки, следом все остальные.

— Пошли, родимые! — слышу любимую присказку Димыча.

На дороге пыль, дым, огонь.

— Молодец, штурман!

— Молодец, командир!

Развернувшись, еще долго видим позади длинный шлейф черного дыма, протянувшийся к горизонту.

На траверзе Геленджика распрощались с истребителями. Спасибо, «ишачки»! С вами работа идет веселее.

После посадки снова начали готовиться к вылету. Но с гор надвинулись тучи, загремел гром.

Проливной дождь продолжался целые сутки. Казалось бы, передышка должна была нас обрадовать. Но она вызвала только досаду. Даже желанного отдыха не получилось — какое-то тягостное ожидание.

— Отдушина для фашистов, — мрачно бурчал Никитин, оглядывая свинцовое небо. — Чай, сейчас тянут свои железяки к переднему краю, радуются, гады…

В эскадрилью зашел майор Пересада, зачитал последнюю оперсводку. Немецко-фашистские войска заняли станицу Красно-Медведевскую, 31 августа захватили Анапу, выйдя на побережье Черного моря. На Таманском полуострове отрезали наши части…[104]

— До каких ж пор! — Никитин изо всех сил стукнул кулаком по колену. — Столько летаем, бомбим…

Воцарилось тяжелое молчание.

— А ты не нервничай, — комиссар эскадрильи Ермак положил руку на плечо Димыча. — Лучше займись чем-нибудь полезным. Летаем, бомбим, и подумать некогда. А есть о чем, не может не быть. В каждом полете какой-то содержится промах. И что-то бы можно было сделать лучше. Разве не так?

— Так, пожалуй…

— Ну вот вам и время, чтоб разобраться.

Мы сидели в готовности к вылету и «разбирались». Действительно, было в чем. Оказалось, что даже у нас с Димычем были моменты, когда мы не понимали друг друга, не сразу умели договориться без слов. Не говоря о взаимодействии экипажей. Было чему поучиться и летчикам, и штурманам друг у друга. Каждый выработал для себя собственные приемы, маленькие «секретики» мастерства. Дошло до горячих споров, как лучше выполнить тот или иной элемент. Кто при своем оставался, кто собирался попробовать новое, кто откровенно восхищался догадкой товарища, благодарил.

Действительно, дождь обратился на пользу.

Утром 2 сентября из оперсводки стало известно, что в пять часов войска 46-й немецкой пехотной и 3-й горнострелковой румынской дивизий высадились на косу Тузла, мыс Ахиллеон и в Кучугуры. Высадка производилась с мыса Хрони. Десантная операция была задумана противником еще в августе, но дважды осуществление ее срывалось из-за активных действий частей черноморской авиации и кораблей Азовской военной флотилии.

На КП полка поступило приказание: уничтожить высаженные в Кучугуры войска и нанести удар по десантным средствам противника на переходе в районе мыса Хрони — Кучугуры. Восемь ДБ-3ф, возглавляемых Балиным и Гавриловым, вылетели на выполнение задания. В звене Балина ведомыми шли Осипов и Андреев. В пятерку Гаврилова входили Казанчук, Беликов, Алексеев и я. Еще при отходе от аэродрома увидели, что весь горизонт по нашему курсу закрывает густая многоярусная облачность. [105]

В районе Туапсе вошли в полосу дождя. Летели между ярусами облаков, словно пронизывая слоеный пирог. Все чаще ведущие меняли курс, обходя скопления кучевых облаков. Шли вслепую, по счислению, берега не было видно, кругом сплошное белое месиво. Через час Никитин доложил, что проходим траверз Геленджика. Дождь прекратился, но то и дело приходилось маневрировать между массивными грозовыми тучами, прибегая к крутым разворотам. Крен доходил до сорока — пятидесяти градусов, держать строй стало почти невозможно.

Мощные кучевые облака в виде громадных столбов вставали вокруг. Они напоминали гигантские свечи, воткнутые в море, сталактиты в пещере над подземным озером. Никогда после не доводилось встречать ничего подобного.

Группа рассеялась, в поле зрения не осталось ни одной машины. Посоветовавшись с Димкой, решаю пробиваться к цели самостоятельно. Несколько разворотов вокруг столбов, и вдруг оказываюсь в плотном грозовом облаке. Мгновенно вылетаю с большим креном, будто ударившись о стену. Вновь пытаюсь пробиться. Грозовая наковальня! Страшная сила бросает самолет вверх, меня вдавливает в сиденье, машину трясет, как в лихорадке.

— Шутки плохи, командир! — кричит Димыч. — Помнишь Кубань?

С минуту раздумываем.

— Возвращайся! Можем остаться без крыльев! А если и проскочим в конце концов, так все равно до аэродрома бензина не хватит.

Разворачиваюсь, маневрируя между столбами, выхожу на курс к аэродрому. Приземлившись, узнаю, что две машины из нашей пятерки уже вернулись. Вскоре и остальные две сели с бомбами в люках и с почти пустыми баками. Только звено Балина, забрав к югу, сумело обойти фронт облачности и нанести удар по цели. В результате потоплено четыре десантных катера.

На разборе командир полка дал высокую оценку этому звену. В наш адрес не было высказано ни слова упрека, но все равно мы прятали глаза. Сумел же Балин пробиться к цели! Настоящий мастер доказал, что можно летать в любых условиях, что даже такой метеорологический барьер — не помеха для классного воздушного бойца.

На следующий день снова та же задача. Мы обрадовались: есть возможность реабилитироваться. Но перед [106] самым запуском моторов задание изменили. Летим к Красно-Медведевской бомбить войска противника, сосредоточивающиеся для атаки. Удар наносим двумя группами. Первую пятерку ведет Балин, с ним летят Андреев, Артюков, Казанчук и я. Во второй группе ведущий Гаврилов, ведомые Алексеев и Беликов.

Погода и на этот раз не баловала нас. По всему маршруту многоярусная облачность, в районе Туапсе и Сочи — грозы. Чтобы обойти их, пришлось взять намного мористее. У Мысхако нас встретили два Як-1 и четыре ЛаГГ-3. Прошли побережье у Абрау-Дюрсо, приближаемся к цели. Штурман обшаривает землю, разыскивая объект атаки, я стараюсь точно выдерживать место в строю. Вокруг лопаются бутоны разрывов, перекрещиваются разноцветные пунктиры «эрликонов» — верный признак, что мы у цели и что противник ждет нас. Огонь прицельный, снаряды рвутся все ближе.