Назавтра мы перелетели на основной аэродром, совершили по три полета на новом для нас модифицированном варианте бомбардировщика — ДБ-3ф, отрабатывая точность посадки.

Вечером девять отбывающих экипажей были собраны в штабе полка. Прибыли командир бригады, начальник политотдела. С напутственным словом выступил командир полка майор Ведмеденко:

— На каком бы фронте вы ни оказались, покажите, как умеют воевать тихоокеанцы!

Несмотря на позднее время, провожали нас всей полком.

И вот мы в поезде — едем на авиационный завод получать новые самолеты. Настроение отличное, шутки, взрывы смеха. Капитан Попович, перелистывая свежий журнал, встретил портрет Буденного.

— Вот, Славик, желаю тебе заслужить столько же наград, как у Семена Михайловича!

— Я разве против, — улыбнулся молоденький розовощекий лейтенант Балашов. — Орденов на всех хватит. Только бы вот до фронта добраться…

— Доберемся! Куда нам теперь, кроме фронта? Теперь-то уж можем считать себя там!

— Не говори «гоп»…

— Да ты что? Пессимист! Доморощенный скептик! — чуть не со злостью накинулись на него. — Сколько ждали, а он…

Славка не знал, куда деться. Никаким пессимистом он не был, просто так, от застенчивости сказал, отвести разговор от наград, о которых мечтал, конечно. Однако в последующие месяцы многим из нас пришлось вспомнить этот случайно возникший спор. Путь на фронт оказался действительно не таким скорым и легким. [29]

По прибытии на завод мы немедленно приступили к изучению маршрута предстоящего перелета — с востока на запад через всю страну. Но машин пришлось ждать. Завод жил до предела напряженной жизнью, фронт требовал самолетов, самолетов, самолетов… Рабочие сутками не выходили из цехов, выжимая из станков все, что было возможно.

Наконец настал и наш черед. Вылет назначен на восемь утра. Мороз — за тридцать. Мой техник Паша Овчинников с рассвета возился, заливая подогретое масло в баки, опробуя и прогревая моторы.

— Все готово, можно лететь, — встретил обычным докладом.

Через час наша девятка взяла курс на запад. Первую посадку произвели благополучно. Ночевали тут же на аэродроме, в нетопленом спортзале, спали на матах, не раздеваясь. Утром всех поднял бас Перегудова, оглушительно прогремевший в огромном пустом помещении:

— Вставайте, люди русские! Вставайте, люди добрые!

Эти слова из "Ивана Сусанина" в ту пору звучали как пламенный призыв.

Короткая подготовка, и снова в небо. На взлете Балашова постигла неудача: рано убрал шасси, самолет «просел» и зацепил винтами землю. Лопасти стали похожи на турецкие ятаганы. Слава не растерялся, каким-то образом умудрился набрать высоту и выдерживал место в строю. Иногда поднимал руки, тряс ими над головой, давая знать, каково ему лететь в трясущемся самолете. Самообладание Славки было достойно похвалы, но в общем-то радоваться было нечему: случись такое на фронте, и боевое задание было бы сорвано. Об этом мы прямо ему сказали после посадки на следующем аэродроме. Винты сменили, и группа продолжала свой путь.

В Красноярске, на гражданском аэродроме, потеряли несколько дней из-за непогоды.

В один из вечеров в комнату, где мы разместились, вбежал Гриша Асеев:

— Товарищи, пошли в клуб борьбу смотреть!

Через полчаса мы уже были в числе болельщиков. После показательных выступлений судья, очевидно, вздумал пошутить:

— А сейчас свободный номер. Кто из зрителей желает побороться со спортсменом?[30]

Наша компания оживилась. Все знали, что стрелок-радист Саша Быковец обладает недюжинной силой.

— Давай, давай, не стесняйся! — стали подталкивать его сперва в шутку, затем и всерьез.

Пока Александр облачался в борцовку, мы дали о нем необходимые сведения. Судья объявил публике, Быковец неуклюже, по-медвежьи вышел на ковер, по залу прокатился смешок.

— Смеется тот, кто смеется последним, — раздался голос из нашей компании.

Это подействовало, все притихли. На помост вышел соперник Саши, низенький крепыш. Быковец оглядел его и не тронулся с места.

— В чем дело? — опустил свисток судья.

— Не стоит, — пробасил Саша. — Больно он мал.

Зал разразился оглушительным хохотом.

— Но у него первый разряд, — попробовал урезонить судья новичка.

— Все равно… Давайте кого покрепче.

— Какой у вас вес?

Саша назвал.

— Зарывается, — забеспокоились в нашем ряду.

— Не волнуйтесь, Сашка знает, что делает, — поручился за друга стрелок-радист Асеев.

На ковер вышел высокий, крепкий спортсмен, с улыбкой протянул Быковцу руку. Прозвучал свисток, и схватка началась. Соперник попытался схватить Быковца за руки, тот отводил их в стороны. Тогда спортсмен обхватил его за корпус. Саша оторвал борца от себя, в свою очередь обхватил и высоко поднял в воздух. Зал загудел от восторга. Саша вопросительно смотрел на судью. Тот молчал. Не зная, что делать дальше, Быковец бережно опустил противника на ковер.

— Ну? Что я вам говорил? — захлебнулся от восторга Гриша Асеев.

Спортсмен моментально вскочил на ноги, снова кинулся к Быковцу. Саша жестом руки остановил его.

— В чем дело? — подошел судья,

— Хлипковат он, — невозмутимо объяснил Саша. — Давайте кого посильней…

Зал снова грохнул от смеха.

— Это у нас самый сильный, — растерянно развел руками судья.

— Тогда давайте двоих. [31]

— Нет таких правил…

— Ну тогда извините, — поклонился Саша и под аплодисменты и смех всего зала покинул сцену.

Гриша Асеев, казалось, был огорчен.

— Ты чего клоуна из себя строил? — встретил сердито друга, когда тот уселся в наш ряд.

Саша, по своему обыкновению, ответил не сразу. Лишь когда Гриша толкнул его в бок кулаком, пояснил:

— Клоуны, брат, сейчас самый полезный на сцене народ. А хвастаться силой… Паек-то у них не летный…

Все как-то притихли. И за весь вечер ни разу не помянули о победе нашего силача…

Рано утром мы уже были в воздухе. Внизу, насколько хватало глаз безбрежная, запорошенная снегом голубая сибирская тайга: ни дорог, ни поселков, ни огонька, ни дымка до самого горизонта. Через несколько часов прибыли на указанный аэродром. Но недосчитались одного самолета. Только через час выяснили, что Сидоров произвел аварийную посадку на лед Иртыша. На его самолете ослаб хомут маслопровода левого бака, масло вытекло. Сидоров это заметил, но с посадкой не торопился, надеялся дотянуть. Но через полчаса начала быстро подниматься температура масла, рисковать было нельзя, летчик выключил мотор и сел на лед. Срочно была сформирована спасательная команда, и к вечеру Сидоров присоединился к группе.

На другой день на том же аэродроме мы наблюдали испытательные полеты нового бомбардировщика Ту-2. Радовались, что скоро машина поступит на вооружение. Это чувство еще с большей силой охватило нас через два дня, уже на Урале. Здесь наш комэск встретил старого друга, летчика-испытателя, который под большим секретом рассказал, что готовится к испытаниям первая машина с реактивным двигателем.

На всем пути мы видели, как на запад шли железнодорожные эшелоны с боевой техникой. Страна мобилизовала силы для отпора ненавистному врагу. Повсюду нам оказывали всяческую помощь, открывали "зеленую улицу".

2 марта наша девятка приземлилась на подмосковном аэродроме. За время долгого перелета мы очень сдружились, мечтали не разлучаться и дальше. Но судьба распорядилась [32] иначе. Приехал Попович, привез из штаба военно-воздушных сил ВМФ невеселые вести: эскадрилью разделили на две части. Шесть экипажей, в том числе и экипаж нашего комэска, направляли на Северный флот, а три — Косиченко, Перегудова и мой — на Черное море. Северянам мы завидовали, их было большинство и летели они в полк, которым командовал прославленный североморский ас Борис Феоктистович Сафонов. Мы попрощались, поклялись друг другу драться с врагом, не жалея сил.