Рон Чалмерс выкатил глаза.
Софи Грин побледнела и прислонилась к стене.
Ларссен и Йорнберг в очередной раз переглянулись.
Самира Хамади изумленно уставилась на человека, с которым познакомилась лишь несколько дней назад.
– Господа, ну что же вы столпились?! – укоризненно воскликнул Джеки. – Вы же не на сцене.
Последующие два дня прошли как в тумане. Софи почти не видела Сэма, который метался между полицией, посольством и отелем. Она ходила на экскурсии, гуляла по улицам старого города, покупала сувениры, но мысли снова и снова возвращались к той сцене на теплоходе. Софи ни о чем его не расспрашивала, приказав себе набраться терпения и ждать. В первую ночь он даже не пришел ночевать, и она проворочалась почти до утра, вздрагивая от каждого стука и шороха. Сомнения были, но Софи гнала их прочь, а на вопросы любопытных отвечала короткими, ничего не значащими фразами.
Сэм вернулся к вечеру второго дня. Софи встретила его беспокойным взглядом. Он был серьезен, даже хмур, и сердце ее сжалось от нехорошего предчувствия.
– Ну что? – спросила она, затаив дыхание. – Где Сара… то есть Самира?
– С ней все в порядке. Более или менее. Никаких обвинений ей не предъявили, только взяли показания в отношении Тайлера. Тот еще тип. Его разыскивают в нескольких странах. Теперь, думаю, загремит за решетку на несколько лет.
– А Самира? Тот шантаж, о котором ты говорил…
– Человек, которого они шантажировали, отказался от обвинения.
– А я его знаю?
– Наверное. Это Ричард Дженкинсон, кандидат в мэры Саутгейта. Мой хороший знакомый. – Сэм устало опустился на стул. – Самира сейчас у дяди, который живет здесь, в Копенгагене. Думаю, не сегодня завтра ее отпустят.
– И что дальше?
Он пожал плечами.
– Она могла бы продолжить круиз, но предпочитает вернуться домой. В Ливан.
На душе стало легче. Софи положила руку ему на плечо и заглянула в глаза.
– Ты, должно быть, проголодался?
– Да.
– Я закажу что-нибудь в номер.
Он взял ее за руку, потянул к себе и усадил на колени.
– Потом.
Сердце заколотилось, лицо вспыхнуло, а слова застряли в горле.
– Я соскучился, – прошептал Сэм, раздвигая полы ее халата. Потемневшие, набухшие соски манили, как манит пчелу распустившийся бутон.
– Я тоже. – Софи поднялась и не оглядываясь прошла в спальню.
Желание, постепенно нараставшее в течение всего разговора, переполняло ее. Переступив порог, она остановилась и повернулась, но не успела сказать ни слова, потому что ее губы тут же оказались во власти его жадных, ненасытных, горячих губ. Не дожидаясь, пока Софи развяжет пояс, он рванул полы халата.
Торопясь и путаясь, как два сгорающих от нетерпения подростка, они поспешно избавились от одежды, ухитрившись при этом проделать путь от двери до широкой деревянной кровати, застеленной клетчатым покрывалом.
Сердце ее стучало, как поршень работающего на пределе двигателя, разгоняя закипавшую кровь, в ушах шумело, словно где-то рядом бились о берег волны. Даже если бы ей сказали, что сейчас начнется землетрясение, что в ее распоряжении несколько секунд, чтобы выпрыгнуть в окно, Софи и тогда осталась бы на кровати, вцепившись в нависшее над ней горячее, влажное от пота и напряженное как тетива лука мужское тело.
Его язык уже ворвался в ее рот, его пальцы стиснули ее груди, но ей было мало, и она, раздвинув и согнув в коленях ноги, подалась ему навстречу, требуя большего, требуя всего.
Сэм, однако, не спешил.
Его чуткие пальцы ласково касались ее лица, чувствительных ямочек шеи, разметавшихся по подушке волос. Потом спустились вниз, к округлым холмикам грудей, нежно потерли бутоны сосков и пробежались к густым темным завиткам внизу живота.
Их обоюдные ласки становились все настойчивее и самозабвеннее, дыхание участилось, сердца гулко стучали, заглушая страстные стоны, которые то и дело срывались с их губ. И когда, на вершине бездонной нежности, они соединились в одно целое, Софи едва не лишилась сознания от избытка эмоций. Мир перестал существовать, на смену ему пришел горячий, всепоглощающий экстаз, сказочное, почти неземное блаженство. Ничего не осталось, кроме нарастающего восторга от восхитительного ритма мужских движений, от опьяняющих ласк и горячих поцелуев. А потом мир рассыпался на тысячи осколков, а душа вознеслась к небесам.
Сэм дал ей не больше минуты на передышку.
Волны наслаждения то подбрасывали ее к вершинам блаженства, туда, где захватывало дух, а из горла рвался крик восторга, то покачивали на гребнях, позволяя перевести дыхание и приготовиться к новому взлету.
И снова Софи не выдержала первой. Желание улететь за облака или низвергнуться с водопадом в ревущую бездну переполнило ее, вытеснив все прочие желания и мысли. Заключив Сэма в кольцо объятий, она прижала его к себе и, одновременно согнув колени и приподняв бедра, подалась ему навстречу, чтобы продлить волшебный миг.
Она застонала, и он, услышав сигнал, быстро закончил дело двумя мастерски нанесенными ударами.
Через несколько секунд Софи приподняла ресницы и с удивлением обнаружила, что для него погоня за удовольствием еще не закончилась.
Теперь главным объектом внимания стала ее грудь. Его язык прошелся по одному, потом по другому соску, неторопливо проверяя их готовность к игре, настраивая на нужное звучание, и в следующий момент она вздрогнула от острого, пронзительного ощущения, которое было бы болезненным, если бы не было таким прекрасным. Поглаживая ладонью левую грудь, Сэм приник к правой, как будто старался вытянуть из нее некий магический сок.
Она вскрикнула и выгнула спину, на мгновение потеряв сознание, а придя в себя, вдруг увидела над собой его горящие страстью глаза.
Да, пусть так и будет. Она была готова сгореть в этом огне. Готова на все, чтобы испытать это еще и еще раз. До бесконечности. Мысли вылетели из головы, захваченные стремительным ураганом. Сэм перешел в решительное наступление, и ее вскрики вскоре слились в протяжный стон.
Что случилось потом, она уже не помнила – все поглотил туман, в котором лишь громыхало ее загнанное сердце да кружились разноцветные пятна.
9
Серая промозглая сырость вновь опустилась на город. Наступил сентябрь, и дожди превратились в постоянный туман, нависший над Саутгейтом серым непроницаемым куполом. Уставшие от проникавшей за воротники пальто и курток влажности горожане тоскливо брели по улицам. Из окна отеля на Кортни-стрит виднелось целое море зонтов, черные волны которого иногда оживляли красные и желтые пятнышки.
Высокая и стройная молодая женщина стояла у окна, с грустью глядя на улицу. Черные как смоль волосы были стянуты на затылке в тяжелый пучок. В огромных карих глазах застыла печаль. Она закусила чуть пухлую нижнюю губу, как будто старалась удержать непрошеные слезы.
Отойдя от окна, она достала из шкафа свое любимое платье из шелка в сочетании с воздушным шифоном и примерила его на себя. Мягкий шелк струился к полу, очерчивая ее великолепную фигуру. Она надела платье и туфельки на небольшом каблучке, но волосы решила оставить распущенными.
Может быть, это и слишком для простого обеда, подумала она, внимательно рассмотрев себя в большом зеркале, но ведь и день сегодня не обычный.
Софи еще раз прошлась по их новой квартире.
Они купили ее совсем недавно и обставить еще успели. Да, впрочем, и обставлять было не на что. Но зато она чувствовала себя дома. Почему? Наверное потому, что вместе с ними в этих комнатах поселилась любовь.
Она остановилась перед зеркалом, тем самым, что привезла с собой, и еще раз придирчиво оглядела себя. На ней было потрясающее вечернее платье: длиною до пят, плотно облегающее фигуру, ярко-зеленого цвета, с узкими длинными рукавами, закрытое спереди и имеющее на спине глубокий треугольный вырез. Воротник платья и низ рукавов украшали гирлянды из атласных роз коричневого цвета. Туфли на высоких каблуках и крохотная дамская сумочка тоже были коричневыми. Отливающие медью волосы, зачесанные на один бок, подхватывал черепаховый гребень. В ушах сверкали небольшие сережки, на грудь спускалась тонкая золотая цепочка с изумрудным кулоном.