Затем речь зашла о моем посещении Тулузы. Джеффри очень удивился:

– Ты была в Тулузе? Ничего не понимаю. Тебя, дочь Элинор и Генриха Английского, принимал граф Тулузский, их заклятый враг!

– Нет, нет, – поспешно ответила я. – Отец Раймонда в то время был в своем замке в Крампанье, возле Фо, иначе я ни за что не вошла бы в город. – Поскольку Джеффри по-прежнему недоуменно смотрел на меня, я поежилась, пожаловалась на озноб и предложила идти спать.

К моему удивлению, замок епископа Хью находился не в самом городе, рядом с кафедральным собором, а в деревушке Стоу, в двенадцати милях к северу от Линкольна.

– Епископский дворец был разрушен землетрясением 1185 года, – объяснил нам Джеффри. – Прошлым летом Хью начал отстраивать его, но жить предпочитает в Стоу, в тишине и покое. Он очень набожен, умен и независим и делает лишь то, что сам считает правильным.

Нас встретил и проводил во внутренний садик молодой священник. Там навстречу нам поспешил сам епископ. Под простым шерстяным плащом у него была такая же ряса, как у обыкновенного священника; лицо накрывал капюшон. Однако мое внимание привлекло не его монашеское облачение, а большой белый лебедь, семенивший рядом с епископом. Подойдя к нам, епископ Хью положил руку на голову птицы и, пока нас знакомили, поглаживал ее длинную белую шею.

– Вот один из лучших моих друзей, – с улыбкой сказал епископ Хью. – Хотя я все время напоминаю ему, что его родичи плавают во рву с водой, он продолжает предпочитать мое общество. А когда я не могу вместе с ним гулять по саду, мне докладывают, что он недовольно гогочет и хлопает крыльями.

Пригласив нас войти, он погладил птицу и приказал ей улетать. Приказ был выполнен столь неохотно, что мы все рассмеялись. В специально отведенной комнате нас ждали ужин и вино.

В беседе очень скоро выяснилось, что епископ не меньше нашего беспокоится о судьбе Ричарда.

– Многие наши рыцари и дворяне в последние месяцы возвратились из Палестины, – сказал он. – И все они надеялись, что к Рождеству король вернется домой. Не знаю, каким образом его пояс и перчатки оказались у купца в Риме…

Его прервал тот молодой священник, который встретил нас у ворот, он вышел с письмом в руке.

– Вам, ваша светлость, – сказал он Хью. – Королевский гонец доставил его из Ньюарка.

– Печать королевы Элинор! – воскликнул епископ. – Неужели она в Ньюарке? – Прочитав письмо, он несколько успокоился. – Да, ее величество действительно в Ньюарке, – сказал он. – Она приказывает мне приехать туда к ней как можно скорее. Пишет, что объезжает все королевские замки и у нее неотложные дела к баронам и епископам.

– Надеюсь, она обрадуется, узнав, что епископ Йоркский так близко, – сказал Джеффри. – Мы поедем к ней вместе.

Словно огромная тяжесть упала с моих плеч. Матушка совсем близко! Меня пугала мысль о долгом путешествии в Лондон, Винчестер или другое место, куда ее призывают государственные дела, то, что она здесь недалеко, решало многие наши затруднения.

– Я рада за себя и за леди Амичию. – При этом я взяла мою подругу за руку. – Отдохните здесь несколько дней; потом приезжайте ко мне в Ньюарк или, если хотите, отправляйтесь домой, в Лестер. Вы очень устали из-за меня.

Раймонд заявил, что у него тоже есть дело к моей матушке, и мое сердце забилось быстрее. Мы с ним договорились, что, пока не получим новостей о судьбе Ричарда, забудем о себе и постараемся вести себя так, чтобы никто не заподозрил о нашей близости. Но теперь, когда мы встретимся с матушкой в Ньюарке, разумеется, Раймонд сможет испросить у нее согласие на наш брак.

– Милые дамы, – сказал Раймонд, – перед тем, как ехать в Ньюарк, мы постараемся найти купца, но перед путешествием вам необходимо отдохнуть.

К счастью, в тот день немного потеплело. Из-за туч выглянуло бледное февральское солнце. Несмотря на унылый пейзаж, ехали мы с относительным комфортом. Хью позаботился о свежих лошадях, и мы быстро преодолели десять миль. Скоро мы переехали на другой берег реки и оказались на крутой и узкой кирпичной дороге, которая вела к замку и развалинам собора. Нашелся, наконец, и Исаак. Джеффри допросил его.

– Он отлично помнит и пояс, и перчатки! – воскликнул Джеффри, возвращаясь к нам. – Он купил их в декабре в Вене у молодого парня, англичанина, который сначала обратился к нему по-немецки. Вещи принадлежали, по его словам, его хозяину, крестоносцу, которому нужно было золото, чтобы купить свежих лошадей. Больше он ничего не знает.

Значит, Ричард был в Вене – и с декабря от него нет никаких вестей… Вена – одно из самых опасных для него мест! Он сам говорил мне, что император Генрих и Леопольд Австрийский – его заклятые враги…

– Попросите его ехать с нами к королеве Элинор, – распорядился епископ Хью. – Ее величество должна услышать печальную весть из первых уст.

Подробности переезда из Линкольна в Ньюарк стерлись из моей памяти. Леди Амичия старалась успокоить меня, шепча, что Ричард, возможно, заболел в пути, что его письма к нам, возможно, перехватывали, что его могло задержать многое – например, снегопад или безденежье.

Я видела, что Раймонд смотрит на меня влюбленными и озабоченными глазами. Но даже он не мог растопить лед, сковавший мое сердце, и цоканье копыт отдавалось у меня в голове словами: «Ричард – умер… Ричард – умер…»

Я видела его в оковах перед императором Генрихом и вспоминала Исаака Кипрского в Лимасоле на коленях, молившего о милости к его дочери. Я видела, как Ричарда, с гордо поднятой головой, волокут в мрачную темницу… воображала, что он умирает от меча, от удушения, от голода… Брат сам говорил мне о своих опасениях, когда объяснял, почему не может открыто возвращаться домой вместе с остальными крестоносцами…

Так мы ехали день за днем, и тревога за брата не давала мне покоя ни днем, ни ночью.

Было уже темно, когда я услышала крик и увидела огромные башни Ньюаркского замка, чернеющие на фоне ночного неба. Замок, известный под названием – Северные Ворота, всегда хорошо охранялся; сейчас же, когда в его стенах находилась королева Элинор, стража удвоила бдительность. Однако, как только мы назвали свои имена, нас тотчас впустили. Матушка уже ждала нас на ступенях у входа в замок; она протянула ко мне руки. Мы обнялись, спустя мгновение она приветствовала епископов Джеффри и Хью.

– Рада видеть здесь вас обоих, – сказала она, – мне не терпится поскорее узнать, зачем вы с моей дочерью приехали сюда.

Увидев, что она смотрит на Раймонда, я поспешила его представить.

Матушка нахмурилась:

– Граф Раймонд де Сен-Жиль? Не скрою, я удивлена, граф, увидев вас в Англии. Что привело вас в наши края?

– Личное дело, которое я хотел бы обсудить с вашим величеством, – быстро ответил он, – а также еще более неотложное дело – исчезновение моего близкого друга и соратника, вашего сына короля Ричарда.

Матушка прижала руку к груди; внезапно я увидела, что она уже старая, очень старая женщина.

– Если вы приехали сюда как друг Ричарда, – медленно проговорила она, – тогда добро пожаловать… – Протянув к нему дрожащую руку, она спросила: – Вы принесли мне известия о моем сыне?

– Я сопровождал леди Джоан; возможно, то, что мы узнали, поможет определить его местонахождение. Однако это долгая история, миледи, а леди Джоан выехала с рассветом и проделала много миль; по пути мы сделали всего два коротких привала…

Матушка тотчас распорядилась, чтобы нам дали умыться, поесть и отдохнуть. Мы смыли дорожную пыль и вышли к столу, накрытому на шесть персон в столовой ее апартаментов, где уютно пылал камин.

Некоторое время мы молча ели, а матушка внимательно рассматривала нас, терпеливо ожидая, пока мы насытимся.

Наконец, я начала свой рассказ с находки Блонделя и поведала обо всем, что случилось потом. Матушка перебила меня, сказав, что гонец, которого мы отправили из Марселя с письмом, так и не объявлялся. Потом она спросила, почему Беренгария осталась во Франции и как вышло, что я путешествую всего с одной фрейлиной.