– Нет, ничего у него нет.

– Нет, есть.

По ее щекам размазалась косметика, веки покраснели.

– Я не рассказывала тебе об этом, Тиффани, – сказала она, сжимая мокрую бумажную салфетку, – но в прошлый уикенд он уехал. Сказал, что поедет к матери, но, когда я позвонила туда, его мать ответила, что он покупает для нее дрова. Но у нее же газ! Она просто его покрывала. Потому что у него связь на стороне.

Она заплакала снова, ее узкие плечи содрогались.

– Этот диван стоит две с половиной тысячи, – причитала она. – Он изготовлен на заказ – мне пришлось потратить уйму времени, чтобы выбрать ткань. Три раза я ездила в мастерскую. А он его загубил. Никчемный, никчемный человек. Господи, я разведусь с ним, – бормотала она, закуривая сигарету. – Я натравлю на него самого лучшего адвоката. Я оставлю его без штанов, я… Тиффани, почему ты на меня так смотришь?

– Ты несправедлива, – сказала я тихо. – Мартин очень хороший, а ты так отвратительно обращаешься с ним.

Меня всю трясло. Я готова была заплакать.

– Что в нем хорошего? – прошипела она. – Он же загубил мой новый диван и унизил меня перед всеми моими друзьями. Это хорошо, по-твоему?

Две струйки дыма вырвались из ее изящных ноздрей. Я бы не удивилась, если бы она извергла пламя.

– Нет оправдания тому, что он сделал, – добавила она свирепо. – Никакого.

– Это была ответная реакция, – сказала я. – Разве ты не поняла? Он взорвался. Ты давила на него многие годы, и вот теперь он взорвался.

– Ты хочешь сказать, что он потерял самообладание? – спросила она с иронией. – Сорвался с катушек?

– Скорее всего, так и есть. Да, возможно, это был нервный срыв, – ответила я. – И это не удивительно, потому что он все время так устает, работает до полного изнеможения, он ведь даже не любит свою работу, и занимается нелюбимым делом, чтобы у вас был этот дом и все, что тебе захочется, – а ты даже не благодарна ему за это! Бедняга! Бедный, угнетенный человек. В сущности, – сказала я, закладывая посуду в посудомоечную машину, – ты ужасно с ним обращаешься. Не знаю, почему ты так жестока с ним. Ты постоянно давишь на него. С тех пор как ты родила девочек, ты обращаешься с ним так, будто он еще один твой ребенок. Я заметила это, – продолжала я, счищая с тарелки остатки салата. – Этого невозможно не заметить. – Я повернулась и посмотрела ей прямо в глаза. – Знаешь, ты никогда не была такой ужасной, даже в школе, – сказала я. – Хотя тогда ты была действительно ужасной. Но это было терпимо. Почти внушало любовь. Командирша Лиззи Бьюнон – бой-баба, но добрая душа. А с тех пор как ты родила Алису и Эми, у тебя появились диктаторские замашки, и я уже не вижу твоего доброго сердца. Может, в клинике напутали и дали тебе тестостерон вместо эстрогена, – не знаю. Все, что я знаю, – это то, что в последнее время ты вознеслась так высоко, что теперь почти вне поля зрения.

– Тиффани, вот уж не думала, что ты мне будешь такое говорить, – сказала она с тихой угрозой. – И ты считаешь себя моей подругой?

– Я твоя подруга, – прошипела я.

– Тогда ты должна быть на моей стороне, когда я тебе говорю, что мой муж никчемный, ужасный человек.

– Он не никчемный, – тяжело вздохнула я. – Он замечательный муж. Он добрый и заботливый отец. Ты даже не знаешь, как тебе повезло, что у тебя такой хороший и порядочный муж. Ты не понимаешь… – Голос у меня прервался. Я почувствовала, как к горлу подкатил комок.

– Что ты можешь знать о мужьях? – сказала Лиззи с пренебрежительным фырканьем. – Ты ведь так и не сумела выйти замуж!

Это было верно. Я разрыдалась.

– Да, не сумела, – ответила я, утирая слезы. – Да, я хочу выйти, мне хотелось бы иметь мужа, и особенно такого хорошего и доброго мужа, как твой.

– Ну, так в чем дело? – сказала она. – Ради бога. Или, может… может, это не Джейд Джевел. Может, это ты… – добавила она.

– Что? – спросила я. – Ох, Лиззи, ты совсем рехнулась.

– Забавно, – крикнула она. – Очень ЗАБАВНО, и ты смеешь говорить мне это! А сама разговариваешь с БЫТОВОЙ ТЕХНИКОЙ!

В этот момент появились Алиса и Эми.

– Почему вы с Тиффани КРИЧИТЕ, мама? – крикнула Эми.

– Мы НЕ кричим, – крикнула Лиззи. – Мы просто кое-что обсуждаем.

– Мама, а ты видела диван? – воскликнула Алиса. – Он грязный!

– Мама, а где папа? – спросила Эми с недоумением.

– Он ушел.

– А он почитает нам сказку? – спросила она.

– Не знаю, – сказала Лиззи.

Она провела рукой по лицу, в то время как я тайком утирала слезы.

– А почему вы обе плачете, мама? – спросила Алиса.

– Мы не плачем, – всхлипнула она.

– Вы с Тиффани больше не подруги?

– Конечно, подруги, – донесся до меня ее голос, когда я снимала с вешалки в холле свой плащ. – Не будь такой глупой, Алиса. Мы подруги, так ведь, Тиффани? – крикнула Лиззи мне вслед, когда я шла по дорожке.

– Тиффани? – услышала я ее крик, закрывая за собой калитку. – Тиффани? Тифф-а-ни-и-и?

На следующее утро я проснулась с тяжелым сердцем. Ужасные события предыдущего вечера все еще стояли у меня перед глазами. Я потащилась вниз в гардеробную. Было только восемь часов, но пачка стянутых резинкой писем уже лежала на коврике, и сверху белел конверт без марки, надписанный рукой Лиззи. Она, должно быть, бросила его в почтовый ящик накануне вечером. Конечно, я открыла его первым:

«Хэмпстед. 6 часов утра. Пожалуйста, не злись на меня, Тифф. Ты не представляешь, как мне плохо из-за Мартина и Николь. Или Джейд. Или еще кого-нибудь. Знаешь, куда он пошел вчера вечером? В заведение мадам Джо-Джо! Я в отчаянии. Даже не ложилась спать. Не могла бы ты прийти как можно скорее? Пожалуйста. Тысяча поцелуев».

Бедная Лиззи, подумала я. И сразу же ей позвонила. Затем отправилась в кухню и просмотрела остальную почту.

В первом конверте было приглашение с золотой окантовкой, плотное, как картон. «Мисс Тиффани Тротт» – значилось в левом верхнем углу. Затем внизу черным курсивом так четко, что я могла бы прочитать его кончиками пальцев, как шрифт Брайля: «Джонатан де Бовуар и Сара Раш приглашают Вас на прием в честь своей помолвки в Восточный индийский клуб, Сент-Джеймс-сквер, 16, Лондон SW1, в четверг, 20 ноября. С 18.30 до 20.30. Просьба подтвердить приглашение». И с обратной стороны Джонатан приписал: «Тиффани, спасибо большое за Ваш здравомыслящий совет во „Встречах за столом". Вы молодчина». Старушка Сара, подумала я, тебе удалось его захомутать. В конце концов. На это ушло какое-то время, но старания окупились сторицей. В конце концов. Старая тактика «уйти и бросить» сработала чисто, подумала я. В другом конверте оказалось приглашение Эрика на его персональную выставку в галерее Оскара Ридза. Так что со всеми премьерами фильмов, благотворительными вечерами, книжными ярмарками, вечеринками, гала-концертами, показами мод, церемониями награждения, деловыми приемами и, конечно, 237 рождественскими гулянками мой ежедневник был забит под завязку – ха, ха! Как забавно. Во всяком случае, действительно неплохо, что Джонатан пригласил меня на прием в честь помолвки. Жду с нетерпением. Вероятно, будет весело. Может, даже встречу там КОС – Кого-нибудь Очень Специфического. Хотя я все же сомневаюсь в этом: если честно, я предсказываю, что там будет до тошноты шикарная публика.

Как бы там ни было, когда наступило двадцатое, я надела маленькое черное платье из коллекции Джин Мьюир – на самом деле секонд-хенд; я раздобыла его в одном из тех агентств, что продают обноски сказочно богатых дам или новую одежду, по какой-то причине им не подошедшую, – и, сев на автобус номер 38, отправилась на Пиккадилли.

Я люблю автобус номер 38 – мне доставляет удовлетворение садиться в автобус с номером моего бюстгальтера. 36-б тоже неплохо, хотя в 41-й я бы не села – далековато.

– Могу я взглянуть на ваш проездной, барышня? – спросил кондуктор.

Барышня! Подумать только!