— Посмотри, сколько вокруг деревьев!

Фобди оглянулся: повсюду росли громадные широкие дубы с пышными, непроницаемыми для взгляда кронами. Даже половины пожелтевшей листвы на их ветвях хватало, чтобы скрыться и остаться незамеченными.

— Разве я похож на птицу или какую-нибудь белку, чтобы сидеть на ветке? — недовольно буркнул Ламтир, обращаясь к Ломги.

— И я не похож, — ответил Ломги, — Но у нас действительно нет выбора. Я всегда готов сражаться, и мысль о том, что мне придётся прятаться, не даёт мне покоя. Но если Менгелат утверждает, что переждать — это лучшее, что мы можем сделать, я соглашусь с ним.

— Нельзя мешкать! — поторопила их Арродэа, — Теперь и я слышу, как усиливается топот ног!

У старых дубов Эмлидта были такие широкие и мощные ветви, что хватило всего лишь два дерева, чтобы всем удобно разместиться. Сначала взобраться помогли гномам, потом Норсу и Фобди, а следом Арродэа, Менгелат, и ещё несколько воинов спрятались меж ветвей. Остальные агвирретцы залезли на соседний дуб, он был раза в полтора больше, чем тот, на котором оказалась Арродэа. Находясь сверху, они могли разглядеть друг друга и то, что происходит внизу, а вот заметить их снизу, даже стоя прямо у ствола, было невозможно.

Ломги и Ламтира посадили на самые удобные и широкие места, там, где от ствола росли толстые и прочные ветви. Чуть выше устроились Норс и Фобди, они оказались в окружении воинов Агвиррета, а сама Арродэа поднялась намного выше. Эльфа же, вообще никто разглядеть не мог, он, казалось, взобрался на самую верхушку, долго и внимательно осматривая окрестности.

Но вскоре Менгелат спустился и сел рядом с дочерью Тагвира на тонкую, но прочную ветку.

— Их не меньше трёх сотен, — сообщил он.

Только теперь до слуха остальных стали отчётливо доноситься тяжёлые быстрые шаги, треск веток и грубая непонятная речь.

Все замерли, глядя сверху на крупных воинов, стремящихся поскорее добраться до города. Несмотря на грубые команды главных улратов, многие отставали, и было заметно, что дикари бежали из последних сил. Совершенно внезапно они остановились, побросав прямо на землю оружие, и всё, что они несли в руках. Дикари расселись в нескольких шагах от двух, стоящих рядом дубов, а многие просто повалились на траву, покрытую опавшими листьями. Фобди, увидев, что их врагам вдруг вздумалось отдыхать, закрыл рыжеватое лицо руками. Ламтир и Ломги смотрели на происходящее у них под носом с неприкрытой яростью, и в любую минуту были готовы ринуться в бой — их останавливал только здравый смысл и то, что сидели они уж очень высоко от земли.

Улраты не собирались идти дальше. Они разожгли яркий костёр, в который кто-нибудь, да и подкидывал сырых веток. Дым поднимался прямо на дубы. Но мало того, что дикари не умели разжигать костры, судя по их оживлению и толкучке около огня, они начали поджаривать что-то, видимо съестное. От сомнительных запахов, оба гнома побледнели и недовольно морщились, а Фобди не переставая, плевался, и вытирал слёзы от едкого дыма.

— Это невозможно терпеть, — тихо жаловался он Норсу, — Я отлично помню, как в подземелье разлагалась туша лакката — дикого северного быка, и мне не было так дурно, как сейчас. Что они собираются приготовить себе на обед?! Даже подумать страшно!

Он весь покраснел, круглое лицо и нос припухли — он начал расчёсывать их обеими руками. Фобди старался задерживать дыхание и долго сидел не шевелясь. Но совсем не дышать он не мог, его голубые глаза от натуги становились просто огромными и наливались кровью. Арродэа, наблюдая за ним, еле сдерживала смех. Фобди жадно хлебал дымный воздух, и без остановки кашлял. Ломги и Ламтир грозили ему кулаками, Норс прикрывал рыжему рот рукой, но к счастью, его не было слышно: дикари громко спорили и хохотали. Менгелат с едва заметным укором поглядывал на Арродэю, но она не могла не смеяться — Фобди то пропадал в густом дыму, то представал перед друзьями с красными выпученными глазами. Он уже не кашлял, а чихал. Из глаз градом текли слёзы, а лицо приобретало совершенно незнакомые черты. У него словно вырос нос, а глаза, как бы он их не выпучивал, сузились.

Тем временем, улраты, после сытного обеда решили вздремнуть. Внизу под дубами стало тише, и теперь было не до смеха: непрерывный кашель и чихание могли услышать.

Помог Менгелат. Он неслышно подобрался к Фобди, посадил к себе на спину и ловко, перебираясь вверх с ветки на ветку, усадил его подальше от дыма.

— Теперь постарайся не шуметь! — предупредил эльф, спускаясь обратно.

Фобди только кашлянул в ответ и быстро закивал, радуясь свежему воздуху и с опаской оглядываясь по сторонам.

Весь вечер и ночь им пришлось провести на дубах. Это стало для многих настоящим испытанием. Дуб был большим и ветвистым, но на нём всё же не было стульев и кроватей. Размяться было негде, в лучшем случае друзья могли повертеть головой и осторожно пошевелить руками и ногами. Многие боялись заснуть, чтобы не свалиться к дикарям. Долгое ожидание было просто мучительным. Всё чего им хотелось: встать, пройтись и растянуться на ровной земле. О большем и не мечтали. Лишь Фобди удалось выспаться: на той ветке, где он сидел, было свито большое и прочное гнездо неизвестной птицы. Его дно было устлано широкими пёстрыми перьями и, к счастью, пустовало. Фобди несколько раз поддел его ногой, проверяя на прочность, но оно словно приросло к ветке. Обрадованный, он прополз немного, огибая острые сучья, и нырнул в гнездо. Ночью небо расчистилось, вышла плоская желтоватая луна, осторожно выглядывающая из рваных тонких облаков. В лесу было довольно тихо. Лишь изредка откуда-то издалека доносились неразборчивые крики. Но почти все звуки перебивали громкий храп улратов, потрескивание и гул большого костра, поддерживаемого сонными караульными. И если бы улраты спали тихо, то наверняка кто-нибудь услышал бы, что из гнезда, свитом высоко на ветке одного из дубов, тоже доносится храп и размеренное сопение.

Ещё перед рассветом, крепко спящие улраты были разбужены своими караульными: осыпая их проклятиями и тихим рыком, они нехотя поднялись и в спешке покинули свой временный лагерь. Дикари оставили неприятные следы своего пребывания: огромное, всё ещё дымящееся и развороченное по поляне кострище, обглоданные кости и кучу всякого ненужного мусора.

— Дикарями были, дикарями и останутся! — поморщился Ломги. Оглядывая вражескую стоянку, он осторожно спустился с дерева, нехотя принимая помощь Арродэи.

— Улраты направлялись к Агвиррету, — задумчиво заметила девушка, кивая в сторону крепости.

— Нам бы поскорее туда попасть! — спрыгивая вниз, с надеждой воскликнул Ламтир.

Все, как один потирали затёкшие конечности и многократно потягивались.

— Сегодня днём будет солнечно, — посмотрев в небо, заключил эльф.

— Точно! — согласилась Арродэа, — Но воздух какой-то тёплый и душный. Может быть к вечеру пойдёт дождь.

Разговориться о погоде не дали. Когда все спустились на землю, где-то недалеко, вновь послышались обрывки дикой речи и треск сучьев.

— Со стороны Силмела мчатся улраты! Их ещё больше, чем вчера. Необходимо вновь взобраться на деревья! — быстро произнёс Менгелат.

— Опять?! — негодуя, вскричал Ламтир, — Сколько же можно прятаться?

Но для спора времени не было: пришлось снова скрываться среди густых ветвей дуба. Многочисленный отряд дикарей не заставил себя ждать. Они быстро пронеслись мимо, а спрятавшиеся только и успевали считать их головы в тёмных плоских шлемах. Несколько из них, отставших от своих собратьев, остановились около тлеющего костра. Что-то громко обсуждая и показывая в сторону Агвиррета, улраты поддевали горячие угли кривыми толстыми ногами в грубой прочной обуви. Их было около десяти. Они отыскивали в мусоре кости и жадно их обгладывали. Но насладиться чужим пиром им не дали стрелы лучников и эльфа. Несколько улратов, пронзённые стрелами, повалились прямо в костёр. Стрелы достигли своей цели так неожиданно, что дикари так и не поняли, кто и как смертельно ранил их.