И он это сделал. Он попытался подложить ее в машину старика – об этом вы знаете, – перед тем как отправиться в Тауэр на встречу со мной. Но мои указания настолько запечатлелись в его мозгу, что перед уходом в Тауэр он все-таки вернулся домой и спрятал рукопись в своем кабинете за решеткой камина.

Устроить фальшивый звонок мне ничего не стоило. Первый звонок был настоящим. Когда раздался второй звонок, я находился в рабочей комнате. Я просто позвонил наверх Паркеру и разговаривал с ним голосом Дрисколла. Я знал, что он позовет меня к отводной трубке. Тогда я подойду к телефону, сам себе скажу: «Привет, Фил!» – и отвечу его голосом, и Паркер положит трубку. Я думал, все устроено…

Обхватив голову руками, Далри погрузился в задумчивость. В камине потрескивал огонь. Хэдли сидел неподвижно…

– Но я должен был спешить. Мой план был прост. Я собирался оставить машину генерала в мастерской в Холборне, быстро добраться до квартиры Фила и выкрасть рукопись. Затем я хотел открыть окно, устроить в квартире беспорядок и что-нибудь украсть, чтобы это выглядело как кража со взломом. Я не испытывал сомнений. Я знал, что Фила никто не обвинит в краже – старик так и не узнает об этом. Единственный риск, на который Фил шел, – это попытка вернуть ее. И… господи! Если вы думаете, что я не решался украсть ее у старика… Я бы сорвал рубашку с его спины, вот как я к нему относился. Проклятый… Но не обращайте внимания.

Далри взял бутылку виски и налил себе почти полный стакан. Он принял вызывающий вид, на щеках появился тусклый румянец. Молодой человек нервно звякнул бутылкой о стакан. Далри выпил почти полный стакан неразбавленного виски…

– Казалось, все пройдет удачно. Фил никогда бы меня не заподозрил. Я прибыл на его квартиру, когда его там уже не было, и смог спокойно обыскать ее. Когда я занимался поисками рукописи, вдруг раздался телефонный звонок. Это звонил Паркер из Тауэра. Мне не нужно было отвечать ему, но я так испугался. Хотя позднее… – он грустно усмехнулся, – позднее это обеспечило мне алиби. Было как раз без четверти два…

Слушайте! Какое-то время я ходил по всем комнатам и искал рукопись, потому что сначала и не подумал заглянуть под решетку. Но все-таки посмотрел там и нашел ее. Я не торопился, потому что думал, что Фил еще долго проторчит в Тауэре. Найдя рукопись, я внимательно ее осмотрел и спрятал в карман. Я собирался еще перевернуть несколько предметов мебели, когда…

Я обернулся. Мне показалось, что я услышал какой-то шум. И в дверях увидел Фила, который стоял и смотрел на меня. Я понял, что он все видел.

Далри поспешно допил виски, и его остановившийся и отсутствующий взгляд выражал ужас. Он слегка поднял руку, будто что-то нащупывая впереди.

– Вам не приходилось видеть Фила в приступе ярости! Он становился просто сумасшедшим. Он стоял там и тяжело дышал, презрительно сощурив глаза. Мне уже приходилось видеть его в таком состоянии. В тот раз он пытался зарезать человека перочинным ножом только за то, что тот высказал насмешливое замечание о его одежде. Он становился… как это… невменяемым и страшно опасным. В комнате было холодно и тихо, и я слышал, как он дышит и как тикают мои часы… и…

И он закричал. Стал страшно ругать меня. Мне в жизни не приходилось слышать таких ругательств. Это было так грубо, что звучало… не знаю даже, как сказать… непристойно, что ли. На нем было коричневое кепи, сдвинутое набок. Я всегда знал, когда он прыгнет. Мы с ним несколько раз боксировали в перчатках, но я прекратил с ним тренироваться, потому что боксировал лучше, и, когда мне удавалось обмануть его защиту и нанести ловкий удар, он выходил из себя и заявлял, что хочет сразиться со мной на ножах. И он был опасным, как дикая кошка. Мог мгновенно ударить ниже пояса. Я видел, как он присел, изготовившись к броску. Я сказал: «Фил, ради бога, не валяй дурака!» – а он огляделся в поисках какого-нибудь оружия и увидел эту стрелу от арбалета, которая лежала на низком столике у двери. Затем он бросился на меня.

В этой тесной комнате никуда не убежишь. Я попытался уклониться и схватил его за воротник, как провинившуюся собаку. Я знал, что, если смогу вывернуть ему кисть, он успокоится. Но он упал. Мы сцепились… Я… я даже не знаю, как все произошло. Я услышал, как на пол рухнул стул. И в следующее мгновение мы сцепились, и я оказался сверху и услышал какой-то хруст… и сразу после этого…

С-смешно. В детстве у меня была резиновая игрушка, из тех, на которые нажимаешь, а они пищат и плачут. Потому что у него вырвался такой же звук, только в сто раз громче и страшнее. Какой-то жуткий, сверхъестественный, можете вы понять? А потом послышалось шипение и бульканье, как будто из игрушки выходит воздух. И он затих и не двигался.

Я встал. Он упал на эту стрелу, или я своим падением вогнал ее в его тело, так что острие вонзилось в пол. Затылком он ударился о каминную решетку, когда мы упали. Крови почти не было, если не считать маленькой струйки, которая вытекла сбоку из его губ…

Далри откинулся назад, закрыв глаза руками.

Какое-то время он был не в силах говорить. Далри слепо пошарил в поисках бутылки. Рэмпоул подумал, но все-таки налил ему еще немножко виски. Хэдли опустился на стул и не отрывал взгляда от пламени…

– Не понимаю, – глухо пробормотал Далри, – понять не могу, зачем он вернулся…

– Возможно, я смогу вам объяснить, – вступил в разговор доктор Фелл. – Посидите, успокойтесь, мой мальчик… Хэдли, теперь вы понимаете?

– Вы имеете в виду…

– Да. Это должно быть вам ясно. Вы же сами навели меня на эту мысль. Когда Дрисколл в половине второго стоял у ворот Изменников в Тауэре и разговаривал с миссис Биттон, он внезапно о чем-то вспомнил. И так испугался, что едва голову не потерял. Он сказал, что ему нужно пойти и немедленно это сделать. Что же он вспомнил?

– Ну?

– Вспомните! Он говорил с ней и что-то сказал о своем дяде. Именно это и заставило его вспомнить! И за этим последовал этот нервный взрыв и полная сумятица в голове. Думайте! Вы слышали тысячу раз…

Хэдли вдруг встрепенулся:

– Господи! Да ведь это был день, когда дядя наносил ему свой ежемесячный визит!

– Вот именно. После последней кражи фетровой шляпы Биттон уже не собирался к нему идти, но Дрисколл-то об этом не знал. Дрисколл забыл о его визите из-за волнений последних двух дней. И у Биттона есть ключ от его квартиры! Он войдет туда, а там на самом виду валяются два головных убора, которые у него украдены. Одного этого было достаточно. Но если у Биттона возникнут подозрения и он вздумает обыскать квартиру и обнаружит рукопись…

Хэдли кивнул:

– Ему нужно было немедленно вернуться к себе и опередить сэра Уильяма.

– Вы понимаете, он не мог все это объяснить Лауре Биттон. Но даже если бы и мог, то не мог терять время. Она потребует объяснений, все усложнит, а он не должен опоздать. Поэтому Дрисколл сделал то, что на его месте сделал бы любой другой мужчина. Он велел ей уходить, пообещав присоединиться к ней через пять минут. Разумеется, он и не думал этого делать…

Понимаете, Хэдли? Вспомните план Тауэра. Вспомните, что сказал нам генерал Мейсон. Он не мог возвратиться по Уотер-Лейн к главным воротам. Эта дорога вела только из Тауэра. Он не мог сделать вид, что у него дела. Это вызвало бы у женщины подозрения. Поэтому он пошел по Уотер-Лейн в другую сторону и вышел из Тауэра через другие ворота на пристань Темзы – незамеченным в тумане. Это было в половине второго.

Доктор посмотрел на Далри и покачал головой:

– Вы сами, Хэдли, сказали, что на метро можно добраться до Рассел-сквер за пятнадцать минут или даже скорее. И мне кажется, что, если миссис Биттон смогла это сделать в пять часов вечера, почему Дрисколл не мог этого сделать в половине второго? Он прибыл на квартиру без десяти два или чуть позже… врач сказал, что он умер в это время. Но вы видите, все ваши расчеты времени стали неверными, поскольку вы исходили из предположения, что Дрисколл не уходил из Тауэра. Вам и в голову не приходил иной вариант. Думаю, мы не нашли бы часового, который видел его у этих боковых ворот. Но об этом никто и не подумал. А если бы подумал, то это было бы более оправданным решением, чем его воспоминание о срочном телефонном звонке.