Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Степан подумал о женщинах. Не о какой-то конкретной женщине, а о женщинах вообще. Он представил себе, как в далеких городах миллионы женщин лежат в своих уютных постелях, у каждой из них есть муж, любовник или просто друг.

Кого-то они, возможно, ждут. Кто-то должен приехать, вернуться из армии, из командировки, из экспедиции… Только его не ждала ни одна из них. Свои недолгие, ни к чему не обязывающие знакомства он всегда умел обрывать резко и навсегда. Далеко в степи родился не оформившийся тревожный звук. Может быть, в ночи лишь прокричала какая-то птица. Редко, но бывает в синий предрассветный час такое особое состояние души, когда кажется: нечто должно произойти, вот-вот совершиться, оформиться в реальное действие, как этот ночной крик, — но ничего не происходит. По-прежнему бесшумно и навсегда утекают прочь минуты жизни, и виноваты во всем, возможно, лишь мохнатые глаза звезд… Нельзя слишком долго и слишком пристально на них смотреть. Как и тысячи лет назад — для наших далеких предков — они сохранили в себе колдовскую силу. Вот только времени не осталось у нас в этом разбираться или загрубела душа, отгороженная от звездного мира дымом больших городов, утилитарными задачами торопливых повседневных дел…

Под эти беспорядочно разбредавшиеся мысли незаметно для себя Степан задремал и почти сразу же проснулся, словно от толчка…

Он испытывал необъяснимую, все возрастающую тревогу, ни с чем конкретным не связанное беспокойство, возможно, ему приснился какой-то кошмар, он его не помнил, но, скорее всего, его разбудил все тот же назойливый резкий крик ночной птицы… Степан прислушался; вокруг все было неподвижно и тихо, как всегда бывает в этот последний предрассветный час ночи; лишь из палатки радиста доносилось тонкое попискивание морзянки. Писк пробивался сквозь толщу эфира, чтобы реализоваться в строки какого-то сообщения. Степан приподнялся, осмотрелся. Тревога не проходила. Он встал, оделся и побрел к палатке радиста, где в этот момент материализовывалось известие о том самом повороте в его судьбе, которого он ждал, на который надеялся и которого, не желая в этом признаться самому себе, одновременно боялся…

По неведомым причинам большому начальству вдруг стало ясно, что совместная археологическая экспедиция в глубь Мексиканской пустыни, созданная для изучения остатков древних цивилизаций и только что согласованная с мексиканским правительством, не может состояться без участия никому не известного, недоучившегося студента Степана Гравова… Степана срочно вызывали в Москву…

В этот момент еще можно было остановиться, вспомнив о том, что за неожиданное исполнение заветных желаний, добытое не совсем обычным путем, цена расплаты может оказаться непомерно высокой. Но слишком шальной оказалась удача.

Кое-что Степан все же предпринял. Вернувшись из казахстанской экспедиции, перед тем как отправиться в Москву, он еще раз навестил агентство на улице Красикова и, разумеется, никого не нашел в старом мазаном доме. Объявление исчезло, жилец съехал, не оставив после себя ни адреса, ни следа.

Наверно, именно тогда Степан решил, что происшедшее можно не принимать в расчет, убедил себя в том, что инсценировка с договором была предпринята ради пятисотки, оставленной на столе, что все остальное ему почудилось и не имеет отношения к его удаче.

А в договоре, между тем, появился первый пункт, рыжими чернилами вписанный между строк…

Глава 2

Степан стоял на корме слишком долго для пассажира, уезжавшего в заграничную командировку, для человека, которого ждали впереди заманчивые цветные радости заморских стран.

Теплоход не спешил, он отползал от пирса медленно, как огромное, только что проснувшееся животное. Постепенно отдалялась кромка берега, ее уже закрывали волны тумана. Одна за другой рвались невидимые нити, протянутые между берегом и теплоходом. Вот исчезла, закрылась башенными кранами вышка маяка, и остался лишь печальный, протяжный звук ревуна. Вот померкли, потеряли четкость огни набережной. Степану казалось, что он слышит в звуках ревуна странные всхлипывающие звуки. Слишком уж определенно и отчетливо отдалялась и исчезала за бортом земля, слишком завершенной и окончательной выглядела вся процедура отхода…

Казалось, теплоходу никогда уже не удастся вернуться обратно, и он, Степан, видит родной берег в последний раз. Было ли это предчувствием или просто сказалась усталость последних дней, заполненных предотъездной суетой, — кто знает?..

Степан стоял, крепко стиснув поручень, и чувствовал, как чужим и далеким становится еще недавно такой знакомый и близкий берег.

Теплоход отошел от пирса за полночь, пассажиры давно угомонились, разошлись по своим каютам, и Степан был рад тому, что никто не нарушал в эти последние минуты прощания его одиночества.

Мерно рокотали машины, теплоход с трудом разрезал холодную стылую воду.

— Любуетесь родиной? — вопрос прозвучал слишком неожиданно. В двух шагах от него, небрежно попыхивая сигаретой, стоял завхоз экспедиции Лев Павлович Сугробов. С первого дня знакомства Степану не понравилась в этом человеке его манера о вещах серьезных говорить с непременной иронией и какой-то скрытой издевкой. Кроме того, Сугробов умел появляться в самое неподходящее время.

Выглядеть грубым в глазах малознакомого сослуживца, с которым, по всей видимости, придется провести не один день в чужой стране, Степану не хотелось, и потому он ответил сдержанно:

— А вы разве не испытываете хотя бы грусти?

— Я гражданин мира. Я думаю, родина у человека находится там, где ему хорошо, безбедно живется. Вот вы — другое дело. Вы ведь впервые в «загранке», если не ошибаюсь?

Он не ошибался, и почему-то Степан подумал, что Сугробову должны быть известны такие вещи из его, Степановой, биографии, о которых он не знает и сам.

— Вы правы, но именно поэтому я хотел бы остаться один, вы уж простите, — довольно сухо Степан попытался наконец избавиться от назойливого собеседника.

— Не обращайте на меня внимания. Вы можете считать, что меня вообще здесь нет. Но человеку в вашем положении трудно рассчитывать на полное одиночество.

— Что вы имеете в виду?

— Договор, который вы подписали, ничего более.

Степан почувствовал, как тревожное ожидание всех последних дней, подспудно копившееся в глубине его души, вырвалось наконец наружу.

Итак, его надежды не оправдались, это была не инсценировка, не игра, не шутка… Он попал в какую-то очень скверную историю с далеко идущими последствиями, и теперь его уже не оставят в покое. Оправдывались его самые худшие опасения, оправдывались слишком поздно, когда ничего уже нельзя изменить… Хотя почему, собственно, нельзя?

Прежде всего нужно было узнать, кто они, эти люди из таинственного агентства «Посредник», и для чего им понадобился именно он, недоучившийся студент Степан Гравов? Спрашивать Сугробова об этом, конечно, бессмысленно, и все же он решил попробовать…

— Раз вы знаете о договоре, вы, наверное, знаете и зачем я вам понадобился. Ведь не ради двадцати пяти процентов моего заработка организовало ваше агентство мое участие в этой экспедиции?

— Приятно иметь дело с догадливым человеком.

— Так что вам от меня нужно?

— Узнаешь в свое время. В договоре много разных пунктов, и все их придется выполнять. Придет время, и тебе о них напомнят, а пока просто жди, веди себя тихо, незаметно и не делай глупостей, нам известен каждый твой шаг.

Сугробов нагнулся, сплюнул в зашипевшую за бортом воду и ушел не простившись, словно потерял к Степану всякий интерес. Догадки, одна другой невероятней, роились в голове Степана: «Мафия по провозу наркотиков? Шпионская организация? Торговцы валютой?»

Скорее всего, ему следовало сразу же рассказать обо всей этой истории капитану корабля или руководителю экспедиции, но Степан слишком хорошо понимал, как нелепо прозвучит его рассказ о могущественном агентстве «Посредник», и потому попросту решил выждать, пока хоть что-то прояснится и у него появятся хоть какие-то доказательства. Не зря же они не оставили ему даже экземпляра договора… Легче всего принимать решения, не требующие немедленных действий.

3
{"b":"11292","o":1}