Рэй встрепенулась и против воли бросила испуганный взгляд на его бесстрастное лицо.

— До охот-ты? — пролепетала она.

— Именно так, — сказал герцог с большим удовлетворением. — Вижу, кто-то из прислуги объяснил тебе, в чем заключается это волнующее развлечение. Из тебя выйдет отличная дичь, Рахаб…

Рэй подтащила кресло к самому окну, встала коленями на сиденье и стала следить за экипажами, подъезжающими к парадным дверям. Разглядеть гостей мешал сильно выдающийся вперед подоконник, но воображение девушки услужливо рисовало красочные картины, где изумрудная зелень и сапфировая синева женских туалетов перемежались ослепительной белизной крахмальных рубашек между лацканами черных фраков, и все это, вместе взятое, поблескивало драгоценностями: колье, подвесками, запонками. Шляпы и парики, высокие и причудливые, без сомнения, были по последней моде. Лорнеты и монокли — в роговой оправе, а трости в руках у джентльменов — непременно черного дерева с серебряным набалдашником. Гости оценивали друг друга. Мужские глаза не упускали ни мелькающих из-под платьев лодыжек, ни вздымающихря над корсажем грудей, ни умело припудренных и подкрашенных лиц…

Мысли Рэй самопроизвольно обратились к платью, выбранному для нее герцогом. Она должна была надеть его в первый вечер. Девушка сникла. Платье было из зеленого атласа, с тесно облегающим корсажем — из тех, что призваны выгодно подчеркнуть женские формы, чтобы выставить их на всеобщее обозрение.

Накануне вечером она вынуждена была перемерить восемь платьев подряд и каждое продемонстрировать Найджелу, восседавшему в ее спальне со стаканом бренди в руке. Он потягивал спиртное и со скучающим видом досадовал: «Все не то». Из чистого каприза герцог выбрал зеленое атласное платье, и «показ мод» наконец завершился.

Посмотрев на платье, Рэй содрогнулась от отвращения. Оно выглядело невинно, пока было разложено на постели, но стоило его надеть, как ни в самом платье, ни в той, что его носила, не оставалось и тени невинности. Нижние юбки приподнимали подол таким образом, что талия казалась ошеломляюще узкой. Это вызывало желание проверить, нельзя ли охватить ее двумя руками. Плечики были приспущены, а корсаж так тесен, что Рэй испуганно думала, что ей будет не хватать воздуха. Первоначально к платью прилагалась тончайшая кружевная пелерина, но когда Рэй появилась в ней перед Найджелом, тот категорически запретил ее надевать. Увы, без этой хоть и скромной маскировки груди так высоко вздымались над линией выреза, что одно резкое движение могло выставить на всеобщее обозрение соски. Именно это чуть не случилось вчера вечером, когда Рэй осмелилась запротестовать и рассердила Найджела. Он так грубо сдернул с нее пелерину, что пришлось схватиться за кромку корсажа, чтобы груди не выпрыгнули наружу. То, что Рэй при этом покраснела, окончательно убедило герцога в том, что выбор сделан правильно. Инструктируя ее на предстоящий вечер, он в числе прочего заметил, что собирается представить ее как свою последнюю пассию, но, поразмыслив, счел это излишним. Все и так поймут.

Рэй чуть было не сказала, что это называется «водить за нос», но вовремя спохватилась, не желая повторения трех первых ночей в своем новом обиталище. Она и теперь вспоминала о них с ужасом.

В первый вечер Найджел пришел с единственной целью подчинить Рэй своей воле. В кроваво-красном халате он показался ей воплощением сатаны. Герцог произнес долгий монолог о том, что намеревается сделать с Рэй. Он признал, что находит ее достаточно привлекательной, и желает уложить в свою постель. А то, что она носит имя Маклеллан и приходится сестрой ненавистному ему человеку, будет еще больше подогревать его азарт. Тем самым она поможет не только вернуть Эшли, но и отомстить. Граф намеревался применить к ней некоторые свои приемы и добиться того, чтобы Рэй сама умоляла его о знаках внимания. Оставалось только гадать, что это за приемы, но девушка не особенно обольщалась. Тон Найджела был вкрадчиво-угрожающим и намекал на нечто ужасное.

Высказавшись, он задул свечу и отдернул шторы, впустив в комнату свет луны. Затем улегся рядом с Рэй и потянулся к ней под одеялом. Когда рука легла на грудь и сжала сосок, на девушку накатила волна тошноты, как в случае с Ньюборо. На этот раз она честно предупредила герцога, к чему идет дело, но тот, конечно же, не поверил. Впрочем, чуть позже он спешно удалился в свою спальню под звуки неудержимой рвоты.

Однако это не положило конец испытаниям. На другой вечер хозяин замка попытался пустить в ход ласку. Рэй, облаченная в белоснежную сорочку, вынуждена была сесть рядом с ним на диванчик и четверть часа терпеть, пока он ощупывал ее тело. Решив, что прелюдия затянулась, Найджел начал развязывать пояс халата. Лицо Рэй стало белее сорочки. Правда, на этот раз она успела перегнуться через подлокотник и не запачкала одеяние герцога, но паркетному полу здорово досталось.

Вечером следующего дня герцог запретил приносить Рэй ужин — разумная, но тщетная предосторожность. Девушка сразу сообразила, что это значит, и когда дверь открылась, собрала все силы, чтобы вынести очередное испытание без единой мольбы о пощаде, поскольку знала, что это лишь раззадорит Найджела. Войдя в спальню, герцог не стал затруднять себя как речами, так и ласками. Теперь он хотел только взять Рэй. Однако в ее сознании память о насилии была все еще слишком свежа, и герцога на сей раз прогнали сухие и бесплодные спазмы, от которых все тело девушки содрогалось, как у жертвы пляски святого Витта.

Рэй боялась, что ее посадят на хлеб и воду, но завтрак и обед были доставлены в положенный час, а вечернего визита так и не последовало. Найджел не только прекратил попытки навязать Рэй свое внимание — с одиночным заключением было покончено. Вечером он проводил ее в столовую, и там она съела свой ужин под злобным взглядом маленьких глаз Ньюборо. Рэй поняла, что уже переведена в ранг любовницы: герцог то и дело трепал ее по плечу или руке, брал за талию, поправлял выбившийся локон. Она знала, что пожалеет, если попробует вывести его на чистую воду.

Как Найджел объяснил окружающим ее стремительный взлет от простой горничной до содержанки, если вообще объяснил? Дважды Рэй мельком видела Нэнси, ловила ее взгляд, наполовину осуждающий, наполовину сочувствующий. Приходилось до хруста стискивать зубы, только чтобы не начать оправдываться. Возможно, прислуга уже знала ее настоящее имя, ведь новости в замке распространялись быстро. Наверняка миссис Тиммз не раз заявляла, что с первого взгляда почувствовала недоброе, когда сказала, что от новенькой будут только неприятности.

На круговую подъездную дорожку, формируя торжественную процессию, одна за другой выезжали кареты, и Рэй, как завороженная, следила за их неспешным движением. В одной из них мог вполне находиться и Джерри.

— Как, ты еще не готова? — раздался от смежной двери неодобрительный голос герцога.

Рэй круто повернулась и едва не свалилась с кресла. Сорочка сбилась выше колен, но поправить се в этой позе не удалось, напрасно пальцы комкали край. Найджел выглядел непринужденно и был уже одет для выхода к гостям. Даже самый неискушенный человек мог понять, что одна отделка его рубашки стоит больших денег. Белый паричок с черной лентой у шеи делал цвет глаз герцога чернее, чем они были на самом деле. Рэй так засмотрелась на Найджела, что ему пришлось постучать по полу концом трости. Но и тогда она с трудом отвела взгляд. Этот человек и в самом деле был на редкость привлекателен. Теперь она понимала, отчего его находят завидным женихом.

— Я хотела одеться, но никто не пришел помочь мне. Оно ведь не из тех, в которые можно облачиться самостоятельно.

— Тебе и не придется, не волнуйся, — сказал Найджел. Он исчез в своей комнате, позвонил горничной и тут же вернулся. — Все эти хлопоты совершенно вскружили мне голову. Прошу извинить, дорогая Рахаб.

Рэй не была в восторге от подчеркнутой любезности. Скорее наоборот, под хорошими манерами скрывались дьявольские замыслы. По ее коже прошел озноб.