Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Гайвазовский посторонился, совсем прижался к чугунной ограде, стараясь остаться незамеченным. Юноша даже решил не поклониться, чтобы не помешать, видимо, очень важной беседе двух поэтов.

Но Пушкин его заметил, на лице появилась улыбка. Поэт был рад встрече с юным художником, которого он хорошо запомнил. Помимо этого, встреча давала возможность прервать неприятный для него разговор с Жуковским.

Пушкин окликнул Гайвазовского.

— Мы с Василием Андреевичем только что от Брюллова, — приветливо заговорил он, — там вспоминали вас. Карл Павлович жаловался на отвратительную петербургскую зиму и вспоминал юг. Потом он вдруг просиял и сказал, что усадит Гайвазовского писать по памяти Феодосию в летнюю пору. «Полуденное солнце родины Гайвазовского заставит меня забыть зимний холод», — сказал Карл Павлович. Брюллов прав. Надо вам, Гайвазовский, согреть нас, жителей севера, роскошными картинами Тавриды.

Гайвазовский слушал Пушкина, и на душе у него становилось необыкновенно хорошо, как будто с ним беседует не великий поэт России, а очень близкий, давно знакомый человек. И Гайвазовский ответил:

— Это вы Александр Сергеевич, скорее согреваете меня здесь своими стихами о Тавриде. В петербургское ненастье и непогодь я без конца повторяю ваши строки:

Я вижу берег отдаленный,
Земли полуденной волшебные края;
С волненьем и тоской туда стремлюсь я,
Воспоминаньем упоенный.

Я слышу в ваших стихах, Александр Сергеевич, неумолчный голос моря и мечты уносят меня в город моего детства.

Голос Гайвазовского прерывался от волнения, в глазах его светилась такая любовь, что Пушкин забыл о своих невзгодах, мучивших его еще несколько минут назад. Он порывисто сжал руку Гайвазовского.

— Вы снова заставили меня вспомнить самые счастливые дни моей юности, знойные берега Тавриды, ее стройные тополи и темные кипарисы…

Ласковое обращение Пушкина сделало юношу безмерно счастливым.

— А я, мой друг, — произнес Жуковский, — имею удовольствие порадовать вас — Наталья Николаевна нашла в вас сходство с портретами Александра Сергеевича в молодости. Я так же присоединяюсь к ее мнению.

Пушкин вдруг весело рассмеялся и притянул Гайвазовского к себе. Снег усиливался. Жуковский увлек Пушкина за собою к остановившемуся рядом экипажу. Уже из экипажа Пушкин протянул Гайвазовскому руку и сказал:

— Непременно приходите к нам. Я и Наталья Николаевна будем очень рады.

Снег продолжал падать и вскоре покрыл белым покрывалом крыши домов, мостовые, тротуары. Прохожие спешили укрыться от него. Один Гайвазовский медленно шел, счастливо улыбаясь и не замечая, что его академическая шинель из темной стала совершенно белой. Свежинки кружились перед его глазами, повисали на ресницах, а ему они казались лепестками цветущих черешен в далеком, теплом Крыму.

Было 27 января 1837 года. Стояла морозная, ветреная погода. Днем великосветские дамы, невзирая на ветер, катались со своими кавалерами по Дворцовой набережной. Вечером по петербургским гостиным разнеслась весть, что Пушкин дрался на дуэли с Дантесом и смертельно ранен.

Пушкин невыносимо страдал два дня. В эти дни Петербург стал неузнаваем. У дома на Мойке, где жил поэт, все время толпились взволнованные, негодующие люди. Все были встревожены состоянием поэта. В народе шел глухой ропот против Дантеса и его приемного отца — голландского посла барона Геккерена. Царь испугался скопления народа на улицах Петербурга. Он приказал усилить патрули. Всюду разъезжали конные жандармы.

Так же как на всех честных русских людей, известие о дуэли Пушкина обрушилось на Гайвазовского, как страшный удар судьбы. Не помня себя от горя, он побежал на Мойку, где толпился встревоженный народ.

Ночью он не спал, лежал ничком в постели и рыдал. На следующее утро он опять побежал к квартире Пушкина. Гайвазовский с трепетом прислушивался к толкам. Порою появлялась надежда на спасение поэта; она то возникала, то потухала. Наконец совсем погасла. 29 января Пушкин умер. Народ был в глубоком трауре.

Проститься с Пушкиным пришли его читатели, народ, для которого писал поэт.

Царь и придворная знать думали, что, направив пистолет Дантеса на Пушкина, они освободились от мятежного поэта, но они обманулись в своих расчетах: на второй день после смерти Пушкина по городу стали распространяться стихи «Смерть поэта». Их написал молодой гусарский офицер. За несколько дней он стал знаменитым поэтом. Музу Пушкина не удалось заставить умолкнуть — ее наследовал другой мятежный поэт. Звали его Михаил Лермонтов.

Гайвазовский читал стихотворение Лермонтова. Он заперся от всех в своей комнатке и предался страшному горю. Утешения он не искал, он знал, что придет оно не скоро.

В ушах Гайвазовского ясно звучал голос Пушкина. Он видел его живого. Память ярко восстанавливала две встречи с поэтом.

В эти тяжелые, скорбные дни у Гайвазовского зародилась тайная мечта изобразить юного Пушкина на берегах Черного моря, того юного Пушкина, кто так неистощимо любил жизнь и воспел, как никто до него в поэзии, волшебные края полуденной земли — Тавриду. Но Гайвазовский знал, что для достойного исполнения своего тайного замысла ему нужны годы и Годы труда.

ПОСЛЕДНИЙ ГОД В АКАДЕМИИ

Карл Павлович Брюллов не любил возиться с малоодаренными учениками. Зато с одаренными занимался подолгу и водил с собою в Эрмитаж. Там перед картинами великих мастеров Брюллов загорался и мог часами говорить о душе искусства и тайнах мастерства. Он учил молодых художников виртуозности в технике живописи.

Гайвазовский радовал и удивлял требовательного учителя. Советы его юноша слушал жадно и тут же применял их в новом рисунке.

Брюллов вскоре перестал видеть в Гайвазовском ученика. Он начал обращаться с ним как с другом. Все сразу это заметили, кроме самого Гайвазовского. Юноша с прежним благоговением продолжал чтить учителя.

Когда Брюллову становилось тоскливо, он уходил к Кукольнику. Тоска у Брюллова последнее время начала усиливаться. Осенью 1836 года в Петербург пришла весть из Рима о смерти прославленного русского художника Ореста Кипренского. Кипренский умер на чужбине, одинокий. А в январе 1837 года погиб Пушкин.

От тоски Карл Брюллов спасался у Кукольника. От этой же самой тоски там спасался и Михаил Глинка.

Нестор Кукольник был ловким человеком. Он писал патриотические вирши, прославляющие царя. Он издавал «Художественную газету». Нестор Кукольник стремился, чтобы имена известных людей связывали с его именем. Так он сам начал ловко распространять слухи о дружбе с ним Глинки и Брюллова. Это было не только проявлением тщеславия, но представляло выгоду, ибо привлекало к нему внимание. У себя на квартире, где Кукольник жил с братом Платоном, он устраивал сборища людей, причастных к искусству.

Глинку и Брюллова братья Кукольники окружался удобствами и лестью.

Композитор и художник зачастую открыто посмеивались над ними: они хорошо умели разбираться в людях. Сюда они приходили потому, что среди братии, как называли общество, собиравшееся у Кукольников, встречалось немало оригиналов и талантливых людей, до которых Глинка и Брюллов были большие охотники.

Брюллов начал брать с собою на сборища братии Гайвазовского.

Гайвазовского приняли радушно в этой компании. Кукольник напечатал в своей «Художественной газете» статью об осенней художественной выставке. В ней много места было уделено Гайвазовскому. Надо отдать справедливость Кукольнику: он метко и верно судил о картинах Гайвазовского. Да это было и не мудрено — он раньше узнал мнение Брюллова об этих картинах. Статья заканчивалась надеждами на славное будущее молодого художника в ближайшие несколько лет. «Дай нам господи многие лета, да узрим исполнение наших надежд, которыми не обинуясь делимся с читателями», — заключал свою статью Кукольник.

29
{"b":"112526","o":1}