Лион поразился:
– Неужели такая вещь…
– Вы хотите спросить: «Способна разлучить двух любящих людей?» Еще как. Вы даже себе не представляете, насколько это серьезно. Из-за этого у нас с Питером возникали постоянные скандалы, мы спорили до хрипоты. В конце концов мне стало совершенно очевидно, что мне следует либо бросить Питера, либо бросить писать свои картины.
– И вы?
– Выбрала второе.
– Но почему?
– Потому что я любила своего мужа.
Лион смутился:
– прошу прощения, я наверное выглядел бестактным?
– Не следует извиняться – все в порядке.
– Только еще один вопрос.
– Я вас слушаю, мистер Хартгейм.
– Я хотел спросить, неужели у вас никогда не возникает желание вернуться к своим занятиям живописью?
Ольвия довольно долго потупив взор смотрела перед собой, машинально поглаживая указательным пальцем гладкую поверхность стакана. Наконец она чуть слышно произнесла:
– Мне бы не хотелось отвечать на ваш вопрос.
Молли стояла возле мяча с клюшкой в руке. Джастина внимательно рассматривала ее фигуру, время от времени бросая критические замечания:
– Я же тебе говорила, не выгибай спину. Стой прямо и не выгибайся. Удар должен быть грациозный, но хлесткий. Не надо так сильно сжимать клюшку.
Питер стоял невдалеке от них и с улыбкой наблюдал эту счастливую картину. В спортивных туфлях, белых брюках и легком свитере Джастина выглядела еще более прекрасно, чем всегда. Никто бы не решился дать ей те годы, которые она уже имела за своими плечами. А Молли была сама прелесть!
Питер иногда жалел, что у него нет детей. Бурная молодость, наполненная борьбой, театральными интригами и любовными переживаниями так и не позволила сделать это. А сейчас он чувствовал себя очень одиноким. Их поздний брак с Ольвией больше напоминал взаимовыгодный союз, чем супружество. Наблюдая издалека, он молча завидовал Джастине. Это бесспорно сильная женщина: после тех горестей и страданий, которые она пережила, она все-таки не побоялась снова взяться за создание семейного гнезда. Это у нее получилось. И теперь, как и больно сознавать, она принадлежит не ему, а Лиону. И скорей всего Джастина очень привязана к своему мужу, возможно даже любит его, а он – Питер – один. Ведь настоящая жизнь – это любовь, а у него сейчас этого нет. Раньше была, но тогда он не придавал этому значения. Он был увлечен работой, которой отдавал все свои силы и все свое время.
Ольвия, конечно, прекрасный человек, но ее даже сравнить нельзя с Джастиной. Может быть Питер и любил ее когда-то, но теперь их отношения нельзя было назвать любовными. Питер так глубоко задумался, что не заметил как Джастина и Молли, которые уже закончили свою игру, возвращаясь назад, прошли мимо него. Джастина шла, отвернувшись в сторону, и делала вид, будто не знакома с ним, но Молли узнала своего соседа и поздоровалась. Питер попросил их задержаться на пару слов.
– Иди, я тебя догоню, – махнула Джастина рукой своей приемной дочери.
Она стояла перед Питером и с деланным безразличием смотрела ему в глаза.
– Джастина, – проговорил Питер засохшими губами, – тебе не кажется, что нам следовало бы встретиться наедине, поговорить?
– Может быть…
Она была не в духе. После их встречи на аукционе Джастина просто не находила себе места, чувствуя, что прошлое возвращается вновь. И она испытывала тревогу, даже страх. Джастина знала себя и понимала, что в один прекрасный день она не выдержит… Ради сохранения семьи, ради детей она должна выдержать и не поддаваться своей слабости. Хотя это была не слабость, а нечто большее. Особенно когда Питер находился рядом…
Единственное спасение – не видеть его, но как это сделать? И вот теперь она стояла перед ним такая величественно-прекрасная и донельзя соблазнительная. Хотя это была заслуга ее незаурядного актерского таланта: ведь в душе у нее было полное смятение.
– А ты не меняешься, – с натянутой улыбкой сказал Питер.
«Мне нужно уйти, уйти скорее, – такие мысли роились в голове у Джастины, – иначе произойдет непоправимое».
– Извини, Питер, – сухо проговорила Джастина, – но у меня нет времени – я должна идти.
Не сказав больше ни слова, она быстро пошла по полю, догоняя Молли, успевшую отойти уже довольно далеко.
Солнце слепило глаза. Этот осенний день был необычайно теплым. Питер стоял и, не отрываясь, смотрел вслед удаляющейся Джастине. Ему, привыкшему к ее дорогим и строгим костюмам, женственным и подчеркивающим сексуальность платьям, ее сегодняшний наряд казался необычным. Что ни говори, белый цвет ей чудесно шел: она была просто прелестна.
Питер подумал, что такой тип женщин обычно называют роковыми. Эти женщины всегда прекрасны, они как будто созданы для света, тепла, счастья и любви. Но… чаще всего они не способны принести счастья другим и очень-очень редко бывают счастливы сами.
Когда вечером после репетиции Джастина пришла домой, то в холле она увидела довольно неожиданную картину: Уолтер и Молли сидели вместе на диване и о чем-то увлеченно беседовали. Она с горечью подумала, что раньше это вызвало бы у нее бурную радость: ведь уже давным-давно она не видела ничего подобного – Уолтер все больше и больше отдалялся не только от них, взрослых, но и от своей младшей сестры. Дети были настолько увлечены собой, что не заметили, как вернулась с работы их приемная мать.
Но сейчас Джастину больше интересовали собственные проблемы. Она осторожно закрыла за собой дверь и поспешила к окну. В соседнем доме ничего не было видно – все окна были зашторены. Возможно Питер находится там, а возможно – его не было дома.
В этот день во время занятий со студентами Джастина была страшно рассеяна – такого за ней раньше не замечали. Она все время о чем-то думала, нервничала, невпопад отвечала на вопросы, замечания делала совершенно не к месту.
Роджер Сол сначала попытался наладить с ней контакт с помощью многозначительных взглядов, но Джастина просто не обращала на него внимания. Тогда парень немного расстроился, а под конец и вовсе обиделся. Ведь он, наивный, уже было думал, что у него с преподавательницей наладился тайный контакт. После окончания занятий Джастина сразу же поспешила к своему автомобилю. Роджер попытался перехватить ее для того, чтобы сказать эффектную фразу обиженного молодого человека, которую он продумал до последнего слова на протяжении полутора часа. Но Джастина даже не стала слушать его, сухо извинившись, и тут же уехала.
Она страдала. Чувствуя сильное, почти безумное влечение к Питеру, Джастина испытывала в душе раздвоенность чувств. Она поняла, что уже не может любить Лиона, – как мужчина он вдруг перестал интересовать ее, и это случилось именно тогда, когда появился Питер. Но хуже всего было то, что Джастина прекрасно осознавала: она вряд ли уже когда-нибудь полюбит своего мужа даже если забудет Питера. А он не мог, не хотел жить без любви: особенно в последние дни и недели, когда решил окончательно расквитаться со своей депрессией.
От этого Джастине было еще больнее. Ведь, как бы там ни было, она была и оставалась неотъемлемой частью его жизни. Но она чувствовала влечение к другому мужчине: она любила. Любила того, который промелькнул в ее жизни яркой звездой, но след, оставленный им, был таким глубоким. Джастина поняла, что для нее было бы лучше навсегда отказаться от Питера, не возвращаться к прошлому, не ворошить его. Но чувства не желали подчиняться разуму.
Она пыталась убедить себя в том, что все происходящее – просто нелепость. Однако эти усилия не приводили ни к чему: Питер по-прежнему манил и пленял ее. Последние годы, как выяснилось, нисколько не угасили ее порывов. Джастина решила, что нужно что-то предпринять. Иначе эта неопределенность может привести к непредсказуемым результатам или просто свести с ума. Нужно либо навсегда порвать с Питером, либо решиться на что-то… Только на что?
Мысли ее лихорадочно перескакивали с одного на другое. «Поговорить с ним, встретиться в укромном месте. Нужно расставить все на свои места, определиться – иначе нельзя. Так, как я вела себя в гольф-клубе, вести себя дальше невозможно».
