– Да, – зачарованно выдохнула она. – Да. Только в романе дом расположен не так близко от моря.

– Мы снимаем не роман, мы снимаем фильм по моему сценарию. Мне нужно море. Так лучше.

– Может быть. Может быть.

Она отошла на несколько шагов и устремила на него спокойный взгляд. Простое серое платье, маленький белый воротничок.

Как монахиня, подумал ее муж и тут же с раздражением осознал, что это двойная цитата – из поэмы Мильтона и из записанного на пленку телефонного разговора преследователя Наташи. Потом в голове у него мелькнуло: «Избранные сочинения Мильтона», «Избранные сочинения Джозефа Кинга». Означало ли это совпадение, что Джозеф Кинг с его явно простонародным акцентом уроженца Среднего Запада, извращенным чувством юмора и несомненным чувством языка мог оказаться образованным человеком?

Этот незнакомец по фамилии Кинг мог быть чувствительным, мог быть грубым. Полиция относила его к разряду обычных психов, маньяков, но Корт был с этим не согласен. Кинг отличался тонкой наблюдательностью и умом, его фразы врезались в память. Например, в одном из записанных телефонных разговоров Кинг говорил именно об этом сером платье, описывал, как под мягкой тонкой шерстью вырисовываются линии тела, и описывал, надо сказать, талантливо и точно.

В глубине сознания Корта шевельнулась какая-то мелкая и злая мысль, одновременно он продолжал слушать Колина Лассела, который теперь объяснял, что им необходимо обсудить некоторые детали, связанные с возможными погодными условиями, и что он прилетает завтра в Нью-Йорк утренним рейсом.

– Приезжайте прямо ко мне, – сказал ему Корт. – У вас есть адрес?

Лассел вновь обратился к вопросам безопасности. Он сказал, что требования Корта поражают владельцев отелей, которые усиленно подчеркивают, что Йоркшир – это не Нью-Йорк или Лос-Анджелес и что преступления там случаются чрезвычайно редко. Их постояльцы, даже американцы, всегда так уверены в собственной безопасности, что не запирают на ночь двери гостиничных номеров.

– Зачем ты так причесалась? – спросил Корт, еще раз прикрыв трубку рукой. – Ты же знаешь, что я этого терпеть не могу. Распусти волосы!

– Сейчас? Но Томас…

– Распусти. Меня не было целый месяц. И не так уж много я прошу. – Он видел, кожей ощущал ее сопротивление. Некоторое время она стояла неподвижно, глядя на дверь, потом неуверенно подняла руки. Длинные волосы были стянуты сзади шелковой лентой. Она медленно развязала ее и стала накручивать на запястье. Щеки, потом все лицо и даже шея залились румянцем, она опустила глаза.

– Томас, Джонатан вот-вот вернется. Они все вернутся.

– Этот новый телохранитель. Сколько ему лет?

– Лет? Я не знаю. Наверное, двадцать пять или двадцать шесть. Он служил у какого-то миллиардера. В агентстве сказали…

– Красивый?

– Томас, при чем тут это? Он выполняет свою работу…

– Он красивый?

– Ну да, можно сказать, красивый. Высокий блондин. В деревенском стиле. Томас, у него есть невеста. Она ждет его в каком-то городишке неподалеку от Форт-Уорс. Он тебе понравится.

– Возможно.

– Томас, пожалуйста, перестань висеть на телефоне. Мне нужно с тобой поговорить.

– О чем?

Он посмотрел на нее в упор. Томас ждал, заранее зная ответ и чувствуя, как сквозь необъяснимую ярость пробивается острое желание.

– О той вырезке из газеты, что ты мне прислал. О мужчине, которого нашли в Глэсьер-парке. Ты говорил, что полиция еще должна все проверить, и… Мне хотелось бы знать – он правда мертв, Томас? Это был действительно Джозеф Кинг?

– Новые замки, – продолжал Лассел, – и смежная комната для телохранителя. А теперь…

Снова послышался отдаленный грохот. Это какое-то атавистическое английское празднество, вспомнил Корт, символическое сожжение чучела. Он потянул носом – кондиционированный, очищенный и увлажненный воздух отеля показался ему удушливым и едким.

– Мы обсудим это завтра, – сказал Корт в трубку. – Сейчас мне надо уходить, Колин.

Он положил трубку и долго смотрел на жену испытующим взглядом.

Теперь ее густые длинные черные волосы были распущены. Одна прядь, по форме напоминавшая знак вопроса, лежала на округлости левой груди. Под этой грудью, невидимая ни для кого, кроме любовника, была маленькая родинка, бархатная выпуклость на шелковистой коже, которую он так часто ласкал. Его камера никогда не показывала этой интимной детали, он суеверно скрывал ее – гримом, освещением, изменением угла съемки, потому что это была его родинка, составлявшая часть его тайного знания о теле Наташи. И эту родинку подробно и сладострастно описывал Кинг. Наташа, которую старались по возможности оберегать от звонков преследователя, этого не знала, как не знала и многого другого. Все то, что Кинг знал о ее теле, могло иметь лишь одно возможное объяснение. И все же это объяснение казалось невозможным, потому что его жене не были знакомы ни голос, ни почерк Кинга – во всяком случае, так она говорила много раз.

– Ты хотела бы, чтобы он умер? – холодно проговорил Корт.

– Том, ради Бога, – она беспомощно всплеснула руками. – К чему задавать этот вопрос? Ты же знаешь ответ. Да, я хочу. Я молюсь о том, чтобы его не стало, и пусть это бесчеловечно, мне все равно.

– Они еще не пришли к окончательному заключению. – Он не сводил с нее упорного взгляда. – Им нужно время.

– Но зачем? Зачем? – Кровь отхлынула от ее лица, кожа приобрела мертвенный оттенок.

– Нужно, и все. Это сложно объяснять. – Он замолчал, и в голове у него зазвучал голос Кинга – насмешливый, полный издевки. Всего одна фраза из бесчисленных записанных на магнитофон разговоров, но Корт вдруг ощутил такую боль, словно кто-то ударил его в пах.

Не сводя глаз с жены, он протянул к ней руку. Сразу же посыпались отговорки: мало времени, скоро вернется Джонатан, ей пора в театр, она хотела просто поговорить…

Корт почти не различал ее слов из-за все усиливавшегося шума в ушах, шума, похожего на треск рвущейся магнитофонной ленты.

– Подойди ко мне, – хрипло приказал он. Она отшатнулась, и он яростно сжал руку в кулак. Теперь он не слышал ничего, кроме глухих ударов собственного сердца.

– Подойди ко мне, – повторил он. – Мы не виделись целый месяц.

– На берегу, – сказал Томас Корт.

– Черт побери, – сказала строго одетая, седовласая дама в очках, сидевшая рядом с Кортом и делавшая пометки в сценарии. Ее звали Талия Наг, она была одним из самых старых соратников Корта и походила на типичную библиотекаршу. За целую неделю переговоров с Кортом Колин так и не привык к ее манере выражаться – настолько резко она контрастировала с ее внешностью.

– На берегу, – повторил Корт, не обращая ни малейшего внимания на слабые попытки возражения. – Первый раз он видит героиню на берегу.

– Почему? – спросила Талия Наг.

– Потому что я так хочу, – обаятельно улыбнулся ей Корт.

– Лично я считаю, – ядовито-нежно проговорила Талия, – что Гилберт Маркхем – полный болван, а Элен – фригидная сучка. В общем-то мне решительно наплевать, где они встречаются, но…

Взгляды Марио, главного ассистента Корта, и Колина скрестились. Талия Наг пока отставала от них обоих по количеству произнесенных «но» и теперь быстро набирала очки.

– Они не встречаются, – Корт бросил на нее холодный взгляд. – Я сказал, он ее видит. Она у самой воды, он наверху, на скалах. Он следит за ней. Она только недавно появилась в этих местах, и он не знает, кто она такая. На случай, если ты не заметила – обрати внимание, в этом романе очень много подслушивания и подглядывания.

– Да, а в твоем сценарии еще больше. Ладно, черт с ним, я это переживу, но ты уже четыре раза передумывал. Четыре раза, Томас. Сначала они у тебя встречались на пустоши, и это было… Да, это было снято в 1939 году у Сэма Голдуина.

– Совершенно верно, Талия, – вежливо заметил Томас Корт.