Дома старшин здешних лучше и чище лугунорских. Стены их выведены из широких досок хлебного дерева, которое, принимая при отделке лоск и приятный красный цвет, придает домам вид опрятности, которого тщетно искать не только в селениях каролинцев, но и во всем Южном море: это совершенные игрушки. Кажется, на это употребляются только прилежащие корню части, которые на лодки не годятся; от этого все доски в стенах имеют вид большого квадрата; все эти штуки частенько связаны между собой веревками. В домашней утвари не нашли мы никакой разницы от лугунорской.

Гробницы старшин здесь точно такие же, как на Лугуноре, но некоторые гораздо больше; в одной видел я лодку, лежащую диагонально, вверх килем.

Обитатели этой группы как наружностью, так и характером мало отличаются от лугунорцев, хотя частые сношения с Гуаханом не могли не иметь влияния на последний. В обычаях есть также некоторое различие; так, например, старшина Аман, избравший себе другом Мертенса, оправдал сказанное Шамиссо о взаимных обязательствах друзей на этой группе островов. Желтой краской мужчины почти вовсе не пачкаются, тем более женщины.

Язык здесь не совсем тот, что на Лугуноре, частью от действительного различия в наречии и произношении, частью, может быть, от примеси слов чаморских и испанских, которые во многих случаях употребляют они преимущественно перед своими, как, например, «маулик» вместо «мамаль» – хорошо; «пигиллили» – дети, с испанского peguenini; «лиос» (Dios), кажется, говорится между ними для обозначения божества или неба в духовном смысле. Говоря об умерших, они всегда твердят: «лиос», показывая притом на небо. Настоящей разницы между испанским и чаморским языком они, кажется, не знают, по крайней мере, не все, оттого, что последний – это язык простого народа в Гуахане и все, даже чистые испанцы, на нем говорят.

Группа Улеай, о которой уже в раннейших известиях упоминалось, сделалась в последние времена известнее, благодаря счастливой встрече капитана Коцебу с уроженцем этой группы Каду. Я старался узнавать всеми средствами, помнят ли улеайцы своего соотечественника, показывал всем его портрет, приложенный к путешествию «Рюрика», и успел, наконец, многим сделать понятным все, что имел им сказать о Каду. Завалишин расспрашивал о нем на Улемарае, его родине, но все тщетно, никто не слыхивал о Каду, так что я думаю, уже не слыл ли он здесь под каким-нибудь другим именем, а это получил на Радаке и не догадался сказать об этом Шамиссо. Я не знаю, как иначе объяснить, что не более как в 15 лет могла совершенно истребиться память о человеке, которого многие должны бы знать. Впрочем, мы и прежде уже имели примеры, что закон un absent a tort [отсутствующий неправ] во всем пространстве и гораздо больше, чем у нас, имеет силу между ветренными островитянами Южного моря. О Тюпайе никто и не спрашивал, когда Кук вторично пришел в Таити, тогда как даже и в Новой Зеландии о нем заботились. Здесь нередко случается, что человек, отправившийся ловить рыбу или на другой остров, пропадает без вести. В числе таких был и Каду: его ждали не дождались, сочли пропащим и, как водится, забыли с прочими, не воображая, что благодаря страннейшей из случайностей суждено ему было сойтись с белыми людьми. Если бы Каду случайно возвратился на родину, то новый Одиссей не одним блужданием по морю уподобился бы герой Гомера – он не узнал бы отчизны, и отчизна его бы не узнала.

28 марта поутру вышли мы в море. Осмотрев еще со шлюпа южную сторону группы Улеай, легли мы к югу для отыскания группы Зурыпыг, о положении которой собрал я некоторые сведения в Улеае. Руководствуясь ими, нашли мы 3 апреля маленькую эту группу, состоящую только из двух островов. Проходя по северную ее сторону, видели мы на берегу людей, которые, к досаде нашей, не помышляли спускать лежавших на берегу лодок своих на воду; в лагуне также их не было видно, и таким образом мы остались в неизвестности о названиях островов, составляющих эту группу.

Теперь время уже было вовсе проститься с Каролинскими островами и спешить на север. На этом пути предполагал я употребить день или два на поиски острова Фейса, который, по сведениям, собранным в разных местах, полагал я лежащим около широты 9°10′ и долготы 217¹/₂°, следовательно, на самом пути нашем. Но сильные течения от юга заставили нас пройти около полуградуса севернее, и мы, не отыскав острова Фейса, 3 апреля взяли окончательный курс N.[403]

Плавание от Каролинского архипелага до островов Бонин-Сима. – Пребывание в Порту Лойда. – Плавание до Камчатки.

С тихими ветрами продолжали мы путь довольно успешно, не встречая ничего, достойного замечания. Небо сохраняло довольно долго вид тропический, погода была ясная, и температура уменьшалась немного, но 15 апреля в широте 26° вдруг все изменилось: время настало сырое, небо помрачилось, и термометр упал до 17°, что для нас было уже слишком свежо. 17 числа поутру показался на NO берег; продолжавшийся весь день мелкий дождь с самой густой пасмурностью, настоящий бус,[404] препятствовал нам осмотреть его тогда же, и мы оставались в недоумении, принадлежит ли он к островам Бонин или нет. На другой день было яснее, и виденная накануне земля оказалась островом Розарио, или Неудачи. Это – низменный, голый, каменный островок с обрубистыми берегами менее одной мили в поперечнике и со многими вокруг него кекурами. Последнее название дано ему в 1801 году английским кораблем «Наутилусом». Для мореплавателя, ищущего земли, чтобы освежиться или исправить свое судно, нет места, которое бы справедливее заслуживало такое название, как этот остров. Омываемые ужасными бурунами берега его угрожают гибелью, а бесплодные скалы – голодной смертью в случае спасения. Остров, должно быть, вулканический.

Продолжая путь к востоку со свежим южным ветром, находились мы в полдень на том самом месте, где на английских картах означены острова Бонин, не видя земли. К вечеру несколько стай птиц, летевших к О, заставили нас заблаговременно привести к ветру. На рассвете (19 апреля) горизонт очистился, и мы увидели 4 группы островов, покрывавшие горизонт от SW до NO. В этих группах не могли мы не узнать островов Бонин, хотя положение их нимало не соответствовало тому, как они означены на английских картах. С тихим от NO ветром взяли мы курс к ближайшей, второй от юга, группе и вскоре после полудня поравнялись с ее северной оконечностью, отличающейся большим утесом, весьма похожим на Бабушкин камень, что в устье Авачинской губы. Мы шли вдоль западной стороны, тщательно замечая, не окажется ли где признаков гавани. Горы, одетые роскошной и разнообразной зеленью, представляли вид столько же живописный, сколько и привлекательный. Между дикими и обнаженными утесами, вздымавшимися до 300 футов и больше над водой, вдавались во многих местах бухты, окруженные песчаными низменностями, от которых довольно стремительно возвышались горы, до самой вершины покрытые лесом, до 700 и 800 футов в высоту. Разных фантастических форм кекуры, которых больше всего было у южной оконечности, разнообразили картину. На вершине одной горы увидели мы дым, потом людей, стреляющих из ружей и махающих английским флагом. Хотя уже наступал вечер, но я решил сразу отправить шлюпку на берег, чтобы не оставить дольше без утешения несчастных, которых мы считали наверное спасшимися с какого-нибудь разбитого судна. Я приказал мичману Ратманову остаться с шлюпкой на ночь на берегу и возвратиться с рассветом. Его сопровождали Мертенс и Китлиц.

На следующее утро они возвратились и привезли с собой боцмана Виттрина и матроса Петерсена с английского китобойного судна «Вильям», потерпевшего тут кораблекрушение осенью 1826 года. От них узнал я, что английский капитан Бичи на шлюпе «Блоссом» опередил нас, описав в июне прошлого года острова эти и приняв их во владение Британского королевства. Мореходы не удивятся признанию, что нам прискорбно было быть опереженными в решении одной из немногих географических задач, сколько-нибудь важных, в наше время еще остававшихся. Повторять опись этого архипелага после столь искусного офицера, как капитан Бичи, было бы бесполезной тратой времени, и потому я решил немногие дни, которые мы могли еще уделить от плавания на север, употребить в пользу иным образом, то есть произведя в этом месте маятниковые и другие наблюдения и доставя натуралистам случай исследовать природу совершенно еще неизвестной в этом отношении земли.