— Хоть и необъятен мир, но нет в нем людей!
— Как это нет людей? — изумился Цао Цао. — У меня под началом несколько десятков человек, и все они герои!
— Хотел бы я знать, кто они?
— Сюнь Юй, Сюнь Ю, Го Цзя, Чэн Юй — все люди дальновидного ума и на редкость искусные. Даже Сяо Хэ и Чэнь Пину далеко до них! Чжан Ляо, Сюй Чу, Ли Дянь, Ио Цзинь — храбрейшие из храбрых. Ни Цинь Пэну, ни Ма У не сравниться с ними! А мои помощники Люй Цянь и Мань Чун! А мои военачальники Юй Цзинь и Сюй Хуан! Сяхоу Дунь — один из удивительных талантов Поднебесной, Цао Жэнь — самый ловкий военачальник в наше время! Как же вы говорите, что в мире нет людей?
— Вы ошибаетесь, — возразил Ни Хэн со спокойной улыбкой. — Этих я знаю. Сюнь Юя можно послать плакальщиком на похороны или наведаться к больному. Сюнь Ю годен ухаживать за могилами, Чэн Юю можно поручать закрывать окна и двери, Го Цзя пригоден для чтения стихов, Чжан Ляо способен бить в барабаны и гонги, Сюй Чу — пасти коров да ходить за лошадьми, Ио Цзинь может писать да читать указы, Ли Дянь — развозить письма да депеши, Люй Цянь пригоден на то, чтобы точить ножи да ковать мечи, Мань Чун — чтобы пить да есть, а Сюй Хуан — резать собак да колоть свиней. Сяхоу Дуня следовало бы именовать полководцем «Неповрежденной головы», а Цао Жэня — «тай-шоу Люблю денежки». Все остальные — вешалки для платья, мешки для риса, бочки для вина да корзины для мяса!
— А какими способностями обладаешь ты сам? — едва сдерживая гнев, спросил Цао Цао.
— Из небесных знамений и земных законов нет таких, которых я не постиг бы. В трех учениях и девяти течениях[50] нет ничего неведомого мне. Я мог бы сделать Сына неба равным Яо и Шуню, а сам я в добродетелях могу сравняться с Куном и Янем![51] Да что мне рассуждать с безграмотными людьми! — воскликнул Ни Хэн и спокойно направился к выходу.
Стоявший рядом с Цао Цао Чжан Ляо схватился было за меч, но Цао Цао удержал его и сказал:
— Мне не хватает барабанщика, который играл бы во время пиров и представлений при дворе. Я хочу на эту должность поставить Ни Хэна.
— Почему вы не казните этого наглеца? — спросил Чжан Ляо.
— Он широко известен, люди вблизи и вдали прислушиваются к нему, — возразил Цао Цао. — Поднебесная не простила бы мне его смерти. Раз уж он считает себя таким талантливым, так я и сделаю его барабанщиком и этим опозорю его.
На следующий день Цао Цао устроил во дворце большой пир. Все барабанщики явились в праздничных одеждах, и только Ни Хэн пришел в старом платье. Заиграли «Юй-ян»[52]. Звуки музыки были прекрасны и мощны, напоминая удары камня о металл. Гости, растроганные, проливали слезы.
— А почему ты не переоделся? — спросил Ни Хэна один из приближенных Цао Цао.
И вдруг Ни Хэн перед всеми снял свое старое платье и остался совершенно голым. Гости закрыли лица руками.
— Стыда у тебя нет! — закричал Цао Цао. — Не забывай, что ты в императорском храме предков!
— Обманывать Сына неба и высших — вот бесстыдство, — невозмутимо отвечал Ни Хэн. — Я обнажил формы, данные мне отцом и матерью, и хочу показать свое чистое тело!
— Это ты-то чист? — съязвил Цао Цао. — А кто же, по-твоему, грязен?
— Ты не отличаешь мудрости от глупости, значит у тебя грязные глаза. Ты не читаешь книг и стихов, значит грязен твой рот. Ты не выносишь правдивых слов, значит грязны твои уши. Ты не отличаешь старого от нового, значит ты грязен телом. Ты мечтаешь о захвате власти, значит ты грязен душой. Я — самый знаменитый ученый в Поднебесной, а ты сделал меня барабанщиком, подобно тому, как Ян Хо унизил Чжун-ни, а Цзан Цан оскорбил Мын Цзы. Ты хочешь стать ба-ваном, а сам презираешь людей!
— Ни Хэн, разумеется, виноват, но он слишком ничтожен, чтобы его слова могли нарушить ваш сон, — вмешался Кун Юн, трепетавший за жизнь Ни Хэна.
— Ты поедешь моим послом в Цзинчжоу, — сказал Цао Цао, обращаясь к Ни Хэну. — Если Лю Бяо покорится, я сделаю тебя сановником.
Ни Хэн отказался. Но Цао Цао все же велел приготовить трех коней, чтобы два всадника могли сопровождать Ни Хэна, придерживая его за руки, и в честь его отъезда распорядился устроить пир за восточными воротами.
— Не вставайте, когда появится Ни Хэн, — предупредил присутствующих Сюнь Юй.
Ни Хэн вошел. Все сидели. Он испустил громкий вопль.
— Почему вы плачете? — спросил его Сюнь Юй.
— Как же мне не плакать? Я вхожу в могилу…
— Если мы мертвецы, то ты безголовый дух, — возмутились все.
— Я подданный ханьского императора, а не приспешник Цао Цао, — отвечал Ни Хэн. — Поэтому я не безголовый!
— Стойте! — остановил гостей Сюнь Юй, когда те хотели наброситься на Ни Хэна с мечами. — Это такое же жалкое существо, как воробей или мышь, стоит ли пачкать о него мечи?
— Хорошо, пусть я воробей, мышь, кто угодно, но зато у меня человеческая душа! Вы же только черви и осы!
Охваченные негодованием, гости разошлись.
Ни Хэн прибыл в Цзинчжоу и предстал перед Лю Бяо. Произнося хвалебные речи, он лишь высмеивал Лю Бяо. Это не укрылось от последнего, и он приказал Ни Хэну ехать в Цзянся к Хуан Цзу.
— Ни Хэн смеялся над вами. Почему вы не казнили его? — спросил кто-то у Лю Бяо.
— Ни Хэн опозорил Цао Цао, но тот не убил его, боясь лишиться сочувствия народа. Он спровадил его ко мне, чтобы покончить с ним моими руками и нанести этим ущерб моему доброму имени. А я отослал Ни Хэна к Хуан Цзу, давая понять Цао Цао, что я не глупее, чем он.
Как раз в это время прибыл посол от Юань Шао. Озадаченный Лю Бяо обратился к своим советникам:
— Какого же посла мне слушать?
— Двое сильных схватились друг с другом; если вы пожелаете действовать, то можете воспользоваться этим случаем и разбить своих врагов, — сказал Хань Сун. — А коль не хотите, изберите лучшего и служите ему. Цао Цао — прославленный полководец. Похоже на то, что раньше он захватит Юань Шао, а потом двинет войска на Цзяндун, и тогда вам, пожалуй, не удержаться. Примкните к Цао Цао; он, я уверен, примет вас с уважением.
— Поезжайте-ка вы в Сюйчан и посмотрите, каково там положение дел, а потом мы еще посоветуемся, — произнес Лю Бяо.
— У государя и у подданного есть своя определенная судьба, — сказал Хань Сун. — Я служу вам и по вашему приказу готов идти в огонь и в воду. Хотите ли вы принести покорность Сыну неба, или же служить Цао Цао — в любом случае я буду вашим послом. Но если вы не принимаете моих советов, а в столице Сын неба пожалует мне должность, я стану служить ему и не отдам за вас свою голову.
— Поезжайте в Сюйчан, у меня есть свои соображения.
Хань Сун приехал к Цао Цао, и тот принял его весьма ласково, пожаловал высокое звание и отпустил обратно.
Вернувшись, Хань Сун стал всячески расхваливать Цао Цао и уговаривать Лю Бяо перейти на его сторону.
— У тебя есть какие-то задние мысли! — разгневался Лю Бяо и хотел казнить Хань Суна.
— Вы обидели меня, а не я вас! — вскричал Хань Сун.
— Ведь Хань Сун советовал вам это еще перед поездкой, — вмешался Куай Лян, и Лю Бяо пощадил Хань Суна.
Лю Бяо сообщили, что Хуан Цзу обезглавил Ни Хэна, и он пожелал узнать, как это случилось. Вот что ему рассказали.
Хуан Цзу и Ни Хэн пили вино, и Хуан Цзу спросил своего собеседника:
— Скажите, кого бы вы могли назвать достойным человеком?
— Старшего сына Кун Юна и младшего сына Ян Дэ-цзу, и больше никого.
— А кто же я такой? — спросил Хуан Цзу.
— Ты похож на бога в храме, который принимает жертвоприношения, но, к сожалению, не обладает умом, — ответил Ни Хэн.
— Значит, ты считаешь меня деревянным идолом! — в гневе закричал Хуан Цзу и обезглавил Ни Хэна. Ни Хэн, не закрывая рта, поносил его до последней минуты своей жизни.
Лю Бяо пожалел о Ни Хэне и велел похоронить его возле острова Попугаев. Потомки сложили стихи, в которых оплакивают погибшего: