Кто бы дал ответ!?
Я все еще оформляю справки, согласования, бегаю по службам. Слава богу, везде есть люди! Все можно решить, если идешь к ним с миром. Корона с головы не упадет, если попросишь помочь и обратишься за разъяснениями.
Сегодня утром отправила сына в деревню к твоим родителям до 18 июля, а 20-го мы с ним уезжаем в отпуск. Когда Кирилл садился в «Газель», пошел сильный дождь, ветер хлестал холодными струями по моему лицу, и было не видно слез, которые я просто не могла удержать. Я оставалась одна со своей болью. А водитель «Газели» – молодой рыжеватый парень, какой-то несерьезный, вертлявый, и дорога мокрая и скользкая, словом, опасная.
Я старалась гнать подобные мысли, но они назойливо лезли в мою голову, буквально изнуряя и обессиливая.
Когда машина отъехала от остановки, я зашла в небольшое кафе, находящееся поблизости. На душе состояние было под стать погоде. Дождь усиливался, небо хмурилось все сильнее, какая-то серость заполнила собой весь мир вокруг и внутри меня. Заказав горячий бутерброд и чай с бальзамом, я тупо смотрела в окно, заливаемое струями дождя, когда меня окликнули. Бомжеватого вида дед, держа в дрожащей руке полный до краев стакан водки, стоял около моего столика, всем своим видом давая понять, что он хочет сесть именно сюда. Все места были свободны, и я бросила на деда взгляд, полный немого удивления. Вид у дедули был, прямо сказать, запущенный. Грязные, липкие волосы, многодневная щетина, отечность пьющего лица – все это сильно отталкивало. И вдруг он заговорил. Очень приятный голос звучал странно и совершенно не вязался с внешним видом, речь была правильной, хорошо поставленной. Я с удивлением смотрела на это явление Христа народу, а он, подсев рядышком и выпив залпом без закуски и без запивки весь стакан сразу, заговорил о жизни, смерти, о цели нашей земной жизни. И как заговорил!
Оказалось, что этому деду 70 лет и зовут его Николай. Странное совпадение! Хм! А водочку хорошо пьет! Несколько лет назад у него умерла жена, с которой он прожил всю жизнь, а в прошлом году повесилась восемнадцатилетняя внучка на почве несчастной любви. «Тяжело мне жить, а надо. Вот пью обезболивающее, так сказать, провожу анестезию». Оказалось, этот дед в свое время окончил строительный институт, долгое время работал на заводе, в строительном тресте, знал лично многих старых начальников. Меня поразило, что он знал и помнил твоего отца, тоже проработавшего на стройке практически всю жизнь. Он вспомнил его имя и фамилию.
Душевность старого человека подкупала, а мне так нужно было хоть чье-нибудь участие!
Завязавшийся разговор потребовал допинга, и Николай пошел брать еще водки. Через несколько минут он принес себе еще стаканчик беленькой, а мне коньячку граммов пятьдесят и маленькую шоколадную конфетку. Я раньше никогда не пила коньяк – очень крепко, горько, невкусно и пахнет неприятно, но этот пился как молоко. Главное, он обезболивал душу. Боль отступала, ее будто прижигало; стало тепло и тихо внутри.
«Только ты этим не балуй, а то вы, бабы, быстро с катушек слетаете. Ты держись. Боль со временем притихнет, перетерпи годик. А мужика сильно не жалей. Он свое дело сделал в этой жизни: сына оставил. А ты живи!» – Голос старого Николая звучал уже где-то далеко в затуманенной алкоголем голове.
«Иди, деточка, домой и продолжай жить. Все проходит! Пройдет и это!»
Я шла домой, где меня никто не ждал. Ветер рвал листья с деревьев, дождь хлестал холодными струями и небо давило на мокрую землю свинцом туч. Господи!
Прижаться бы к твоей щеке, уколовшись о жесткую щетину усов, подлезть бы под твою сильную теплую руку, глядеть бы и глядеть в твои родные, все понимающие глаза!
Помнишь, как я любила ныть: «Зайка, расскажи мне, как хорошо мы будем жить. Можешь даже наврать, но чтобы было все складно».
А ты гладил меня по голове и говорил: «Лель, ну разве мы плохо живем с тобой? И ты ведь знаешь, что я никогда не вру, – а потом говорил свое фирменное: – Не бойся, я с тобой».
Где же ты? Мне так плохо без тебя!
Надоели все эти травки, сборы, успокоительные таблетки. Надоело! И не лезет уже. Буду пить теперь коньяк!
Вечером позвонила Лене Васильевой. Долго говорили о жизни, плакались друг другу, вспоминали какие-то детали совместной жизни с нашими мужьями, обсудили сон, приснившийся ей накануне. Огромный черный паук ползет по новому дивану, на котором разбросаны маленькие куколки моли. Порывшись в сонниках Миллера и заглянув в другие книги на эту тему, я наговорила Лене хороших толкований, чтобы как-то успокоить ее, – нам нужен позитив, а не «Ужасы улицы Вязов».
Уже поздно ночью, когда укладывалась спать, вспомнила, как Кирилл говорил мне: «Мам, когда папа погибал, около девятнадцати часов, я слушал магнитофон, и звучала песня со словами: „Останусь пеплом на щеке, останусь ветром вдалеке. Я для тебя останусь светом…“»
Почему ты ушел, когда я так расцвела в свои 46? Зачем ты ушел, когда впереди было столько возможностей? Кому нужна была твоя смерть, когда ты был так востребован?
Вопросы, вопросы…
Я смотрю в твои глаза на портрете. Временами у меня возникает ощущение, что они живые. Они то темнеют, то светлеют, а то и вовсе начинают двигаться. При этом меняется все выражение лица. Сегодня твое лицо грустное, а глаза глубокие-глубокие.
Невольно вспоминаю Николая Гумилева.
Что ты видишь во взоре моем,
В этом бледно-мерцающем взоре?
Ты в нем видишь глубокое море
С потонувшим большим кораблем.
И никто никогда не узнает
О безумной предсмертной борьбе
И о том, где теперь отдыхает
Тот корабль, что стремился к тебе.
Я снова погрузилась в мир Майкла Ньютона. Очень тяжело на душе, горе сильно давит, и мне его делить не с кем, разве что с книгами.
Он пишет, что приход на землю – это путешествие, в котором мы отправляемся из нашего дома, Мира Духов, в чужеземную страну.
Наш настоящий дом – это место абсолютного покоя, тотального приятия и совершенной любви.
На земле же мы должны научиться справляться с нетерпимостью, гневом и грустью, пытаться обрести радость и любовь.
Нам нельзя утратить нашу цельность на этом пути, жертвуя добрыми качествами ради выживания и занимая позиции более низкие или более высокие по отношению к окружающим.
Мы просим о мужестве и смирении перед нашим путешествием в другую жизнь. По мере роста нашего сознания повышается и качество нашего существования. Именно в этом заключается наше испытание. Пройти его – это наше предназначение.
Жизнь полна конфликтных ситуаций. Борьба, боль и счастье, через которые мы проходим, – это то, из-за чего мы здесь и находимся. Ничто в жизни не происходит случайно, однако людям многое представляется таковым, и это сбивает их с толку.
Именно такое отношение мешает воспринять идеи о духовном порядке.
То, что имеет значение в жизни, приходит маленькими порциями или сразу все в большом количестве.
Карма – это приведение в действие тех условий и факторов на нашем жизненном пути, которые ускоряют обучение.
Духовное прозрение приходит к нам в тихие минуты самоанализа и созерцания, благодаря силе одной лишь мысли.
Майклу Ньютону вторит Крайон, который в своих книгах утверждает, что нет такой мысли, направление которой нельзя было бы изменить. Нет такой ситуации, которую нельзя было бы превратить в выигрышную. Нет такого страха, вместо которого не мог бы воцариться мир. Надо только выразить НАМЕРЕНИЕ, чтобы это случилось.
Одна из важнейших заповедей гласит: «Почтенны скорбящие, ибо они успокоятся». Ничто не трогает душу человека больше, чем скорбь об умершем. Его никем не заменишь. Нет раны глубже, чем рана духовная.
Я знаю, чтобы мне принять твою смерть, я должна обратиться в глубь себя, связаться со своей духовной силой, задействовать свою духовную энергию. Но пока я не могу этого сделать – очень больно внутри, горе заполнило меня и не отпускает.