— Как же ты побеждал их?

—  Даже   самый   искусный   фехтовальщик   рано   или   поздно   устанет   —   я   же   не   устаю

никогда. С одним из них, изготовленным из металла, мне пришлось сражаться почти двенадцать

лет без всякого перерыва, прежде чем суставы его начали крошиться и пришли в негодность.

— Мне известна усталость, — сказал Повелитель Затмений.

Улыбнулся тогда его соперник.

— Что ж, — сказал он, — это всего лишь означает, что мы не будем сражаться с тобой всю

оставшуюся вечность.

— Да, — согласился Каэрдин, — не будем.

С этими словами он поднял свой меч и разрубил Повелителя Воинов на две части вместе с

клинком, что выставил тот для защиты.

—  Освобождаю   тебя,   —   сказал   ему   Каэрдин,   и,   повернувшись   к   армии   Повелителя

Воинов, стал ждать, что будет дальше. Бросились тогда к нему герои, служившие Баалхэаверду, но

всех их истребил он и отправился дальше.

Из   дворца   за   этой   бойней   наблюдали   хозяин   здешних   земель   и   гость   его.   И   спросил

Леонардо Повелителя Рабов, что теперь тот думает обо всем этом.

Вновь засмеялся Баалхэаверд:

—  Даже и сотой части того, чем повелеваю я, ты еще не видел. Пусть встретят его в

Средней Долине чудовища и великие волшебники, которые подчинены мне.

И вот, миновал Каэрдин второй горный рубеж и увидел другую долину, больше первой, и

до горизонта была та долина заполнена подданными Повелителя Рабов. Некоторые из чудовищ

были столь велики, что казались подобны горам, и никакое оружие не могло бы пробить их шкуру.

Когда вступил Каэрдин в долину, бросились к нему слуги Баалхэаверда, и были среди них

и драконы, и василиски, и огненные гидры, и прочие отвратительные создания, и демоны, и звери,

и обитатели Преисподней. А волшебники и иные существа, способные к магии, которых давно

поработил   Баалхэаверд,   заполнили   воздух   своими   заклинаниями.   Тогда   поднял   Каэрдин   свой

клинок к огненному небу Преисподней и призвал Силу, которая подчинялась ему. А надлежит

упомянуть о том, что, как и земли живых освещает солнце, так и пространства Нижнего Мира

заполняет темнотой иное светило, черного цвета. Луна же попеременно бывает и там и тут, хотя в

Преисподней   и   не   много   областей,   откуда   можно   увидеть   ее   свет.   Но   никогда   Луна   не

осмеливается  пересекать  пути  черного светила.   Однако  теперь,  по  воле   Повелителя   Затмений,

произошло именно это.

Великое Бесцветье обрушилось на земли Повелителя Рабов, и на мгновение сделались они

подобны Пределам — тем далеким областям на краю Сущего, куда не проникает ни свет солнца,

ни луны, ни свет солнца Преисподней. Затем Каэрдин опустил свой клинок, направив его перед

собой, и трещина прорезала Долину, протянувшись от одного ее края до другого, и Дно Миров

жадно   разверзло   свою   пасть,   и   в   эту   трещину   обрушилось   все   воинство   Баалхэаверда.   Затем

Каэрдин сомкнул края трещины и двинулся дальше, а над его головой черное солнце Преисподней

стало преследовать луну, разгневанное ее непочтением.

Ничего не сказал Мастер Леонардо хозяину замка, только посмотрел на него с затаенной

насмешкой. И зарычал Баалхэаверд:

— Клянусь, в Третьей Долине остановят его!

И послал он туда призраков и созданий из огня и льда, а также тех, чья плоть — дым, а

голоса — безумие, и тех, чье прикосновение — холод, а взгляд — уничтожение. И еще были там

великие волшебники, узнавшие вкус смерти и воскрешенные особым способом, каковой способ

лишь усилил их былое могущество.

И,   миновав   третью   горную   гряду,   увидел   Каэрдин   летящее   к   нему   воинство   духов   и

демонов. Вел их один из вассалов Баалхэаверда, Герхлаг, называемый также Злым Воскресителем.

Тогда выставил перед собой Каэрдин левую руку, будто бы так хотел защититься от них, и закрыл

глаза. С торжествующим кличем устремились к нему призраки и бестелесные твари, однако вдруг

возникла в воздухе меж ними и Повелителем Затмений большая чаша. Повинуясь жесту Каэрдина,

наклонилась та чаша и потекло из нее нечто, подобное густому черному напитку. Возникла тогда

вокруг чаши темнота, имеющая форму пламени, и поглотила многих духов и демонов, и как ни

старался, не смог вернуть или воскресить их Герхлаг, потому что напиток из той чаши — яд и для

живого и для мертвого. Вскоре темнота поглотила все воинство и пожрала сам воздух, и землю, и

огненные скалы в этой части Преисподней, потому что и другое название имеет напиток из этой

чаши — Огонь Огня и Тень Темноты. Когда уничтожено было все воинство, установил Каэрдин

чашу ровно, но то, что выпустил он из нее прежде, не пожелало возвращаться обратно.

Сказал Каэрдин:

— Войди в чашу и стань тем, чем было прежде.

Сказала темнота, имеющая форму пламени:

— Не войду я в чашу и не стану тем, чем было прежде. Дай мне имя и тогда в сущем я

обрету свое место.

Сказал Каэрдин:

— Я не Дарующий Имена и не обладаю над именами никакой властью.

— Тогда, — сказала темнота, имеющая форму пламени, — я буду распространяться, пока

не отыщу себе места и не найду имени.

— Я не могу наделить тебя подходящим именем, — сказал Повелитель Затмений, — но я

могу одарить тебя одним из своих собственных.

— Дай мне его, — сказала темнота.

Ответил Повелитель Затмений:

— Подойди и возьми.

Раскрыл   он   свои   крылья,   и   темнота,   имеющая   форму   пламени,   приблизилась   и   стала

слизывать кровь с них. Тогда пронзил Каэрдин ее мечом, отчего смешались и кровь их и суть, и

сказал так:

— Даю тебе долю в себе и позволяю заполнить изъян, содержащийся с некоторых пор в

моей сущности. Приношу тебя себе в жертву и забираю твою силу, как часть своей, и создаю в

тебе одно из своих продолжений.

И   возопила   темнота-пламя,   отрекаясь   от   такой   сделки,   но   не   отпускал   ее   Повелитель

Затмений, пока не исполнил того, что намеревался сделать. И темнота вошла в него и заполнила

имевшийся в нем изъян. Но изменились крылья Каэрдина, которых она касалась прежде: в тех

местах, где некогда блистали драгоценные камни, выросли острые когти; изменились глаза его,

которыми   он   смотрел   на   темноту-пламя,   и   цвет   их   стал   подобен   ее   неописуемому   цвету;   и

изменился язык, которым он разговаривал с темнотой — не язык это был больше, а ядовитое жало.

Но гордость Каэрдина осталась такой же, как и была, и любовь по-прежнему жила в нем, и честь

приказывала ему двигаться дальше.

Тогда сказал Леонардо Повелителю Рабов:

—  Что   теперь?   Или   ты  не   видишь,   что   наш   враг  легко  избег  всех  опасностей  и  даже

уничтожив себя, приобрел еще большую силу? Не встречал я равных ему ни в числе причастных к

Искусству,   ни   в   числе   Обладающих   Силой.   Недалеко   он   уже   от   твоего   замка,   и   последнюю

область осталось миновать ему, чтобы постучаться рукоятью меча в твои ворота.

Ответил Баалхэаверд:

— Никогда не миновать ему Великой Долины, ибо там соберу я всех, кто подвластен мне

— а я опасаюсь, что даже и Великая Долина не вместит их. И еще призову я своих данников и на

великие сокровища, которые имеются у меня, привлеку в свое воинство многих героев из тех, что

неподвластны мне и не являются моими рабами. И еще обращусь я к своим соседям и попрошу у

них помощи — не смогут они отказать мне в этом, потому как если силы, к которым обращается

Повелитель Затмений, вдруг вырвутся из-под его власти, то поглотят не только мои владения, но,

может быть, уничтожат и всю Преисподнюю.

И призвал Баалхэаверд обитателей ада, и великих героев, и своих соседей, и еще многих